Чего боятся россияне. The New Times проанализировал динамику страхов сограждан за последние 15 лет. Чего мы боялись, боимся и будем бояться, а главное, кому наши страхи могут быть выгодны — об этом рассказали ведущие социологи и специалисты по психологии масс.
«Человек существо стадное и несамостоятельное. Как существо несамостоятельное, он зависим и беззащитен. Поэтому он боялся, боится и будет бояться всегда», — уверен доктор психологических наук, профессор кафедры социальной психологии МГУ Александр Донцов. Данные социологических опросов, проводимых с конца 1980-х годов, подтверждают слова ученого. Эти же цифры говорят: с момента распада СССР и по сей день российское население едва ли стало бояться меньше. Как в 1991 году, так и сейчас шкала страхов обычного россиянина не изменилась, налицо лишь незначительная динамика в цифрах.
Чего страшатся
— больше всего? —
Как и 15 лет назад, наибольший страх вызывают потеря близких, война, нищета, старость, болезни, беспомощность, произвол властей, голод, физическое насилие, гнев Божий, собственная смерть и публичные унижения. Ничего не боялись тогда и не боятся сейчас всего 5% населения — в основном это мужчины до 29 лет, не получившие высшего образования. Наиболее острый на сегодняшний день страх — потери близких — за последние 15 лет прибавил почти 9%. Если в 1991 году этого опасались 45% населения, то к концу прошлого года уже 54%. «Такая картина характерна для обществ с очень простой и неразвитой социальной структурой. Это, если хотите, некий признак примитивизма, — рассказывает директор Левада-Центра Лев Гудков. — На Западе страх потери близких в разы меньше. Это не значит, что они меньше любят своих детей или родителей, но общая тревожность там ниже. Семья не является единственным пристанищем для человека и единственной для него защитой: в такой роли там также выступают разные объединения и общественные организации. В конце концов, со своей проблемой человек может обратиться в суд, у нас же доверие к институтам государства крайне низкое и все, что остается, это обращаться за помощью к самым близким людям, к родственникам».
— Война и Божья кара —
Следующий по значимости страх — войны — заметно потерял в весе, уступив лидирующую позицию страху потери близких.
С 53 до 43% (в 1991 и 2006 годах соответственно) сократилось число тех, кто опасается войны или массовой резни. По мнению социологов, это легко объяснимо тем, что советская идеология постоянно убеждала граждан в существовании угрозы агрессии со стороны вражеских государств. «Советские люди почти все время жили в этом страхе, — говорит социолог Левада-Центра. — Страх постепенно начинает уходить, но процесс слишком долгий, потребуется смена нескольких поколений, а не просто уход тех, кто еще помнит Вторую мировую». На фоне ослабевания страха войны заметно возрос страх нищеты, прибавивший целых 11%1. Также возросла боязнь старости и беспомощности2. Лев Гудков уверен: «Оба страха имеют исключительно социальную природу — у людей нет надежды на институты, которые могли бы обеспечить нормальные условия жизни». Однако на этом фоне заметно уменьшился страх голода — с 32 до 22%, что является результатом адаптации населения к изменившимся после распада СССР условиям жизни. Как 15 лет назад, так и сейчас эти три страха наиболее актуальны для людей наименее обеспеченных и пожилых.
— Страх Левиафана —
Растет страх перед произволом властей — с 16 до 22%. «Рост в 5% достаточно существенный. Это выражение кризиса неконтролируемости власти, — считает социолог. — Когда мы задаем вопрос о конкретных случаях административного, бюрократического или милицейского произвола, получается, что больше половины населения страны — около 60% — чувствуют себя незащищенными от произвола чиновников, причем в большинстве своем это наименее защищенные слои и наиболее активные люди среднего возраста. Одним словом, те, кого больше «доят». Далее в иерархии страхов обычного россиянина следует страх физического насилия3. Его чаще испытывают молодые женщины в возрасте до 29 лет. Меньше стали бояться Божьего гнева4. Почти так же, как и раньше, россияне боятся собственной смерти (8%) и публичных оскорблений (9 и 7% в 1991 и 2006 годах соответственно).
— Россия, как Китай —
«Шкала страхов российского человека достаточно хорошо характеризует все наше общество, — говорит Лев Гудков. — Глубоко укорененный страх перед государством и одновременно надежда на то, что помочь смогут только самые близкие тебе люди, характерны для посттоталитарных и авторитарных режимов. Такое сочетание страхов характеризует человека пассивного, а не деятельностного. Человек терпит жизнь, но не утверждает себя через достижения, через реализацию себя». В этом смысле Россия наиболее близка к Китаю, считает социолог. «Люди переживают страх за близких именно потому, что семья для них — единственное прибежище. Вся социальная жизнь сводится к семейным проблемам. Человек не включен в гражданское общество, в политическую жизнь. Он ни на кого не может рассчитывать — ни на суды, ни на профсоюзы, ни на партии, ни на благотворительные общества. На Западе боятся в первую очередь безработицы. Потеря работы — потеря статуса, социального обеспечения. Если человек имеет работу, он включен в систему социальных институтов, которые гарантируют ему жизнь, социальную страховку. Человек там не чувствует себя уязвимым. В России все наоборот», — резюмирует Лев Гудков.
— Предвыборные страхи —
Среди специалистов по социальной психологии идет дискуссия о природе страхов: они насаждаются или же укоренены в человеке? «Действуют оба механизма — страхи одновременно и насаждаются сверху, и изначально укоренены в человеке. Вопрос только в том, кем они насаждаются, кто нас систематически запугивает и с какой целью», — говорит Александр Донцов. «Чувство страха выгодно, потому что человек в таком состоянии более внушаем и менее способен принимать самостоятельные решения, он теряет способность думать и нормально ориентироваться, способность спокойно и логично рассуждать, умение точно опознавать события, которые происходят вокруг. Аффект — а страх, безусловно, таковым является — и интеллект связаны обратно пропорционально, — продолжает психолог. — Человека в состоянии страха легче мобилизовать, что позволяет в большей степени контролировать его поведение». Механизмы насаждения страха достаточно просты, уверен Александр Донцов: «Возьмите хотя бы сенсационный принцип построения новостных и любых других программ на телевидении — они сплошь и рядом начинаются с новостей о несчастьях. Это наиболее простой и эффективный способ аккумуляции любого рода страхов».
«В преддверии грядущих парламентских выборов, естественно, каждая из политических сил будет использовать страхи. Кто-то будет преднамеренно насаждать страхи, кто-то будет, наоборот, стараться их погасить своими предвыборными программами, — уверен президент Международного союза боевых искусств Иосиф Линдер. — Столько, сколько существует государство, столько же и существует система управления массами. В том числе и при помощи страха».
____________________________
1 С 21% в 1991-м до 32% в 2006 году.
2 С 27% в 1991-м до 31% в 2006 году.
3 Страх перед физическим насилием неизменен в течение всех последних 15 лет — 14%.
4 В 1991 году Божьего гнева боялись 15%, в 2006 году — 10%.
