Василий Слонов раскачивает ватный колокол, Красноярск, 30 сентября 2015 года
Искусствоведы называют его творчество «сибирским ироническим концептуализмом», сам же он именует себя представителем мирного художественного объединения «PeasDатые». Широкую известность этот красноярский художник получил в 2013 году благодаря своему проекту, посвященному Олимпиаде в Сочи, где он безжалостно высмеял олимпийские символы и ура-патриотические настроения в российском обществе. Слонов изобразил на своих плакатах Чебурашку со злодейской физиономией, олимпийские кольца в виде висельных петель и завитков колючей лагерной проволоки, матрешку в виде гранаты-лимонки, Сталина под маской белого медведя и другие узнаваемые образы. Его экспозиция на фестивале «Белые ночи» в Перми настолько возмутила местных чиновников, что выставку закрыли, а самого художника попытались обвинить в экстремизме и завести на него уголовное дело. Но за отсутствием доказательств все обвинения рассыпались.
Дресс-код русской цивилизации
Были периоды, когда вы активно работали с соломой, металлом, другими материалами. Вата — новое увлечение. Это отклик на сегодняшнюю социальную лексику?
Вата — самый популярный мем сейчас, и все, что с ней связано, отражает пульс времени. Но, на мой взгляд, этот символ не сиюминутный, совсем наоборот! Ватник — дресс-код русской цивилизации, кто его только не носил в российской истории: солдаты, крестьяне, рабочие, пэтэушники…
И заключенные.
Да, и среди них было немало достойных людей. А не только грубых, недалеких и неутонченных, которых сегодня пренебрежительно именуют «ватниками». В моем проекте нет умиления, но нет и ничего уничижительного. Это и по названию видно — есть всадники Апокалипсиса, а у меня «ватники». Ирония, самоирония, восхищение и стеб — вот что я хотел показать в своих работах. Считаю, что вата — настоящий национальный символ, который мы так долго искали. И очень благодатный материал, который дает большой простор для интерпретаций. Одна из моих первых инсталляций на эту тему — «Ватный лесоповал»: я придумал его год назад для Музейной ночи в Красноярске. А сейчас сделал для Красноярской музейной биеннале «Практики соприкасания» арт-объект «Большое ватное сердце Родины», окрашенный в черный цвет. Родина — как мать, она есть у каждого. Сердце нашей матери — большое и теплое. И в то же время — почерневшее от горя за нас, беспечных и легкомысленных, и за уже ушедшие поколения… На выставке в «Gallery 11.12» порядка 50 артефактов разных лет — все, что рифмуется с темой «ватной» идентичности. Там же инсталляция «История России в топорах», где на каждом из лезвий — портреты российских правителей. Примерно половина экспозиции — коллекция железных кокошников.
Среди этих кокошников у вас «Кремль», «Газпром», «ГУЛАГ», «Сбербанк»… Высмеиваете имперские символы?
Я, как рентген, высвечиваю величие и ужас империи, иллюстрирую его. Почему кокошник «Сбербанк» с наперстками? Потому что они символизируют всю систему ссуд и кредитов: обыграть банк в «наперстки» ни у кого не получится.
А кокошник «Кремль» с боеголовками — символ военщины, захватнической политики?
Каждый увидит свое. Для кого-то оружие — защита родины. Я не хочу, чтобы интерпретация была однозначной, и в своих проектах люблю незавершенность. Идея — как нить, на которую нанизаны разные бусинки. Умру — возможно, тему подхватит кто-то другой. А еще я всегда разочарован тем, что в итоге получается, потому что замысел гораздо интереснее. Произведение, созданное художником, — всего лишь протез реальности, сама же она намного глубже и богаче. Утешаю себя лишь тем, что искусство — это не секс, в нем должна быть некоторая «недотраханность». (Смеется.)
Арт-обьект «Большое ватное сердце Родины» на Красноярской биеннале (вверху) и ватный автомат Калашникова на московской выставке «Ватники апокалипсиса» (внизу), 2015 год
Кремлем не одобрено
Ваш прошлый проект «Welcome! Sochi 2014» вызвал огромный скандал. Вы сознательно добивались этого?
Никакого скандала не предполагалось! Все было согласовано с властями еще до открытия фестиваля «Белые ночи» (в Перми в 2013 году. — NT), каталог был напечатан заранее. И вдруг — нездоровый ажиотаж, закрытие выставки, работы забрали на экспертизу... Сам я к тому времени уже вернулся в Красноярск, о скандале узнал из СМИ. Не слишком волновался — состава преступления не было, доказать ничего невозможно. Но чиновники обеспечили мне бесплатный пиар на весь мир.
Наш чиновничий аппарат на редкость кондовый. Чем гнобить мой олимпийский проект, могли бы его поддержать и заработать на нем. Ведь от чего я оттолкнулся? Как правило, всякие торжественные церемонии смотреть невозможно — унылая скукотища! И когда в 2007 году стало известно, что в Сочи пройдет Олимпиада, мне захотелось разработать для нее оригинальный дизайн. Представил, что я главный художник Олимпиады и выполняю такой заказ. Что может стать нашим самобытным символом, массово востребованным? Я решил, что это соломенная шапка-ушанка. Русская зимняя шапка, а из соломы — потому что Олимпиада проходит в тропиках. Если бы идея прошла под грифом «Одобрено Кремлем», это свидетельствовало бы о самоиронии государственной политики. Потому что победивший себя — непобедим никем. Но у нашего государства с самоиронией всегда было туго.
Ваши работы так или иначе связаны с тем, что происходит в стране. Но надо ли художнику всякий раз откликаться на злобу дня?
Художник не может на нее не откликаться. Не потому, что он переполнен желчью и стремится излить ее на весь мир, нет. Можно заявлять, что ненавидишь политику, но ты же все равно, как губка, впитываешь в себя все вокруг, и это отражается в твоих работах. Конечно, полно художников-«сказочников», которые придумывают что-то отвлеченное и заявляют, что это и есть настоящее искусство. Например, рисуют пейзажики в духе импрессионистов. Но, мне кажется, это не имеет никакого отношения к реальности. Бытие ужасно и несовершенно, и если художник хочет быть честным, он не может делать вид, что этого нет. Интересно только то произведение, которое несет отпечаток своего времени — именно оно становится визитной карточкой эпохи. Грубо говоря, если современному миру свойственна технологичность, то больше нет смысла заниматься наскальной живописью.
Василий Слонов (слева) в железном кокошнике «Кащенко»
и Анатолий Санитар, Красноярск, апрель 2014 года
Веселое же представление о нынешней эпохе сложится у потомков по вашим произведениям…
Что вы, у меня нет претензий попасть в историю искусства. Я просто отвечаю на обвинения тех, кто заявляет, что искусство должно говорить о вечном и не касаться социальной грязи. Я с такими утверждениями не согласен. Та же сочинская серия — многие прочли в ней лишь поверхностный смысл, критику Олимпиады. Но это слишком банально — я не стремился кому-то понравиться. Просто эгоистично делал то, что было интересно самому. Работал с историческими архетипами, с различными стереотипами — в частности, с тем, как нас воспринимают иностранцы, иронизировал над этим.
Но сознательно никого не провоцировал?
Смотря что вкладывать в это определение. Многие писали, что провокация — стратегия моего творчества, и я долго не соглашался с такой характеристикой. А потом успокоился — провокации ведь бывают разные. Можно спровоцировать мордобой, а можно пробудить совесть у человека. Если мои работы провоцируют зрителей на какие-то озарения, я этому рад.
Идолы цивилизации
Ваша ирония распространяется только на национальные стереотипы? А как насчет отдельных персонажей? Скажем, глава государства — над ним можно иронизировать?
Я редко перехожу на личности, мне интереснее работать с мифологизацией. Но, например, у меня есть серия мухобоек, на которых изображены самые различные персонажи — от Мэрилин Монро до Обамы и Путина. Считаю, что это комплиментарный проект, поскольку все они — идолы цивилизации. Как фигуры в Музее мадам Тюссо. В этом смысле я с удовольствием поработал бы с образом Путина. Мне очень нравится его демонизация в информационном пространстве, и я охотно подкинул бы дров в эту топку, художественно довел бы его образ до полного абсурда. Только представьте себе «ироничный путинизм» — весело же! Но президент — фигура светская. А художественно демонизировать что-то по-настоящему сакральное я бы не стал. Например, Библия или Коран — для многих людей это свято. Глумление над ними — просто признак незрелости.
Была ли в таком случае глумлением над святынями акция Pussy Riot?
Нет, для них это была именно художественная акция, а не покушение на сакральное, таких целей девушки не преследовали. Реакция церкви на них была грубейшей ошибкой — говорю как человек воцерковленный. Мне близка церковь страдающая, церковь гонимая — это соответствует идеям христианства. А церковь карающая — просто нонсенс, ничего общего с заповедями Христа. На мой взгляд, акция Pussy Riot — это промысел Божий, знак того, что все мы оскотинились, раз Господь допустил такое. Если же, по мнению иерархов церкви, произошло кощунство и храм осквернили, нужно было закрыть его на месяц, опутать цепями, навесить амбарный замок. И всем — прихожанам, епископам во главе с патриархом — месяц молиться, выпрашивать у Бога прощение за свою порочную жизнь и молить Его, чтобы свершилось чудо и оковы пали. Упустили крутой шанс продемонстрировать веру.
То есть устроить ответный перформанс? Думаю, иерархи с таким предложением не согласились бы — они-то знают, что оковы не пали бы…
Ну что ж, значит, их вера недостаточно сильна. А еще беда нашего общества в том, что все слишком серьезны — и верующие, и неверующие, и либералы, и патриоты. Но, как говорил барон Мюнхгаузен у Григория Горина, «умное лицо — это еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица».
Фото: Елена Коновалова, Илья Наймушин, Ян Зелингер, gallery 11.12
