Бильдспецоперация

В один из дней в начале апреля 1994 года генеральный секретарь НАТО немец Манфред Вернер нашел в себе силы подняться с постели в своем доме в Аахене, на западе ФРГ, и отправился в Брюссель, где в тот день намечалось заседание Североатлантического совета (САС) — главного руководящего органа Альянса. Многие влиятельные члены НАТО считали, что блок не должен вмешиваться в войну в Боснии, от которой все больше страдало гражданское население, ибо изначально создан был для коллективной обороны от угрозы с Востока. Вернер придерживался противоположной точки зрения: должен, и притом немедленно. Вернера мучил рак, он потерял уже почти 20 кг веса. Когда он в сопровождении лечащего врача появился в зале заседаний САС, с внутривенными питательными трубками, виднеющимися из-под воротника рубашки, некоторые референтши закрыли лицо руками, не в силах сдержать слез. Через четыре месяца, в августе 1994-го, 59-летний Вернер умер. Но та его поездка в Брюссель, вопреки болезни, из последних сил, стала одним из самых памятных эпизодов в истории НАТО. Он сумел-таки продавить свое решение: отныне локальные операции по поддержанию мира вкупе с умелой дипломатией должны стать сферой компетенции НАТО. Любые очаги нестабильности в Европе — зона ее ответственности. Именно Вернер, глубоко потрясенный войной в Югославии, разработал концепцию продвижения НАТО на Восток. И совсем не ради того, чтобы быть поближе к российским границам и грозить оттуда русским. Он был уверен: постепенно вовлекая страны Центральной и Восточной Европы в свою орбиту, где все решения принимаются на основе консенсуса, НАТО страхует континент от югославских рецидивов, от всех милошевичей, младичей разных цветов и оттенков. Собственно, в этом и заключалось политическое наследие Вернера, возможно, самого харизматичного генсека НАТО за всю его историю.

Говорил ли на самом деле генсек НАТО то,
что ему приписал Путин? У самого Вернера
теперь не спросишь

Через 20 с лишним лет, 5 января 2016 года, президент России Владимир Путин подверг это наследие вербальному пересмотру. В интервью шпрингеровской «Бильд» (Гамбург) Путин неожиданно вспомнил о Вернере: «После того как пала Берлинская стена, говорили о том, что НАТО не будет расширяться на Восток. Это говорил тогдашний генеральный секретарь НАТО, гражданин Федеративной Республики господин Вернер, насколько я помню».

Былое и НАТО

Вообще, стартовое интервью года западноевропейскому таблоиду — для лидера страны, оказавшейся по его милости в международной изоляции, по уши погруженной, по его же милости, в кризис, — в сущности неплохая идея: чем не способ достучаться до сердец тех как минимум 10 миллионов простых немцев, что регулярно читают «Бильд» — раз уж немецкая политическая элита, с тех пор как в Крыму появились «вежливые люди», закрыла от хозяев Кремля свои сердца на замок. А заодно и дать внятные честные разъяснения своим согражданам: где стоим, куда идем.

Падение Берлинской стены, но непреодоленный по вине НАТО раскол Европы — Путин с первых же минут интервью решил поиграть на исторических чувствах немцев. Говорил ли на самом деле генсек НАТО то, что ему приписал Путин? У самого Вернера теперь не спросишь. Экс-глава военного комитета НАТО, тоже немец, Клаус Науманн в разговоре с автором этих строк шесть лет назад заверял, что никаких обещаний и заверений насчет нерасширения Альянса, ни устных, ни письменных, никто никогда Советскому Союзу не давал. Так или иначе война в Боснии, побудившая Вернера переосмыслить концепцию НАТО, началась не в 1990-м,  
а весной 1992-го. И с этого момента он уже точно ничего подобного говорить не мог. Вопреки представлениям Путина, никто тогда не думал передвигать невидимые стены на Восток. Все думали о том, что делать с распадающейся Югославией, с этническими чистками и неумирающей мечтой Милошевича о «великой Сербии».

Между тем для Путина «расширение НАТО на Восток» — по-прежнему ключевой элемент угрозы России извне. Он повторяет это как мантру, из раза в раз. Следом за ним — чины пониже. Журналистам «Бильд», правда, не пришло в голову заметить Путину, что эту «угрозу» он создал сам. Потому что вплоть до 2014 года у НАТО, как оказалось, не было на территории новых стран-членов ни штабов, ни оперативно-тактических войсковых единиц, ни бронетехники — только воздушное патрулирование границ и политические декларации. Теперь, после Украины и Крыма, есть все.

Путин, который не преминул заметить в интервью, что он по-прежнему считает себя молодым, так и остался в 1990 году, когда Германия стала единой и его любимый Дрезден вдруг оказался на территории ФРГ.

Вот наш президент — явная домашняя заготовка — раскрывает немецким журналистам детали переговоров в феврале 1990 года в Москве делегации социал-демократов ФРГ с заведующим международным отделом ЦК КПСС Валентином Фалиным. В делегации были Эгон Бар, хорошо знакомый советской номенклатуре еще со времен Вилли Брандта и Карстен Фойгт. «Патриарха европейской политики» Бара Путин упоминает девять раз. Потому что «старый умный немец» Бар якобы предлагал создать в Европе новый блок вместо НАТО (на самом деле Бар подвергал сомнению целесообразность членства объединенной Германии в НАТО) и выстроить тем самым новую архитектуру евробезопасности, а Европа к нему не прислушалась, в результате все мы имеем то, что имеем: НАТО все ближе к российским границам. Партайгеноссе Бара — Фойгта — Путин упоминает только однажды, хотя именно Фойгт возглавлял ту делегацию. Почему? Не потому ли — и это уже известно, — что Фойгт, как и многие другие в СДПГ, придерживался иной точки зрения на проблему европейской безопасности.

Интересно, кто подсказал Путину, что эта «домашняя заготовка» может сработать? На что был расчет? Что немцы не знают, кем был Бар на самом деле? Что именно он еще с 1970-х годов поддерживал с немецкой стороны «тайный канал» связи с Кремлем, установленный КГБ по поручению Андропова, считался в ЦК КПСС покладистым переговорщиком, а его воззрения во многом формировались в ходе его искренней — это надо признать — дружбы с Фалиным?

Аргументы от лукавого

Как бы то ни было, апелляция к «старому умному немцу» Бару не поможет Путину восстановить доверие на Западе. Интервью «Бильд» показало его нежелание хоть на йоту отойти от прежних, им же внедренных пропагандистских установок. В лучшем случае эти установки облечены в форму лукавства и риторических подтасовок.

Вот, например, Путин попрекает американцев в том, что они продолжают создавать свою ПРО, несмотря на договоренности по ядерной программе Ирана, на которую американцы раньше ссылались как на главный побудительный мотив к разработке всей системы. Но ведь и Россия раньше не столько заступалась за Иран, сколь выступала против создания «третьего позиционного района ПРО» — размещения элементов американской системы в Польше и Чехии. Президент Обама эти планы бушевской администрации отменил. И что — Россия этого не заметила?

Слева направо: Генрих Киссинджер, Эгон Бар и Валентин Фалин, Германия, 1993 год

Не замечает Путин и преступлений режима Башара Асада в Сирии. Асад вынужден бороться с теми, кто «пришел к нему с оружием в руках», говорит президент. Но те жители Хомса и Дераа, что вышли в 2011-м  
на демонстрации и наткнулись на пули асадовских солдат, после чего Сирия начала сползать в масштабный конфликт, они-то уж точно были без оружия…

Другой важный и показательный эпизод интервью — Крым. Путин обосновывает его отчуждение от Украины правом наций на самоопределение, которое Запад раньше сам применил в Косово: если косовары имеют такое право, то почему, мол, жители Крыма — нет?

Но неужели президент России не знает, что в отличие от права на самоопределение для народа, прошедшего войну и этнические чистки, такого же права для населения отдельно взятой территории Уставом ООН не предусмотрено — русских-то в Крыму никто не притеснял, а расхваленный Путиным крымский референдум об отделении не предусмотрен обеими Конституциями — и Украины, и России. Не говоря уже о том, что ссылка на косовский прецедент в устах нашего президента несостоятельна сама по себе: ведь многие помнят, как Путин лично критиковал решение Международного суда ООН по Косово.

Ссылка на косовский прецедент в устах нашего
президента несостоятельна сама по себе:
ведь многие помнят, как Путин лично
критиковал решение Международного
суда ООН по Косово

Не менее изящна и трактовка Минских соглашений. Путин убеждает собеседников в том, что выполнение ключевого пункта — о передаче Украине контроля над границей с Россией — должно произойти при условии проведения Киевом конституционной реформы к концу 2015 года, чего не сделано: «Вот смотрите, у нас все помечено», — предлагает журналистам ознакомиться с «документом» хорошо подготовившийся, как ему кажется, к интервью президент. Что там, интересно, помечено? Ведь Минские соглашения — не тайна за семью печатями. Начало восстановления украинского контроля над границей в них увязывается не с конституционной реформой, а с местными выборами в «отдельных районах Донецкой и Луганской областей». А они-то пока намечены, соответственно, на февраль (ЛНР) и март (ДНР). А там уж как Путин решит…

Политика — дело грязное, в ней принято говорить то, что в данный момент удобно. Но когда Путин настаивает, что в результате отъема Крыма не погиб ни один человек… «Ни один!» — воскликнул президент для пущего убеждения. Про украинского прапорщика Сергея Кокурина, который погиб в Симферополе во время штурма крымскими «ополченцами» под боевым прикрытием «вежливых людей» 13-го фотограмметрического центра Главного управления оперобеспечения ВСУ, Путину, видимо, никто из помощников так и не напомнил…

Лихие цифры

О том, что пока страна сползает в панику, президент продолжает жить в своем мире, оперирует только одному ему ведомыми фактами и цифрами, красноречиво говорит «экономическая часть» интервью. Падение ВВП на 3,8 %, рост инфляции до 12,7 % — это, конечно, много, но зато «у нас сохраняется положительный баланс внешней торговли, и у нас впервые за многие годы значительно вырос объем экспорта продукции с высокой добавленной стоимостью», разъясняет немцам президент. А то, что доходы от продажи нефти пошли вниз, так это даже хорошо — «…когда доход от них (нефтедолларов) высокий, то тогда происходит дестимуляция собственного развития, особенно в высокотехнологичных отраслях». В теории все прекрасно, но только где они, эти высокотехнологичные отрасли? Где хотя бы их тень?

Наконец, по данным Путина, у России есть примерно 340 млрд золотовалютных резервов Центробанка плюс два резервных фонда правительства по $70 и $80 млрд каждый. Сведущие люди говорят о другом: никакого «плюса» нет, вся финансовая подушка уже наполнена резервами из этих двух фондов, то есть Путин случайно или намеренно ошибся на $150 млрд.

Путинские ошибки 10-миллионной аудитории «Бильд», конечно же, побоку. Канцлеру Меркель и другим европейским и мировым лидерам по большому счету тоже. А вот нам с этим жить. И в наступившем 2016 году, который, судя по обменному курсу рубля и ценникам в магазинах, а главное, риторике нашего президента, не сулит стране ничего хорошего. И, видимо, дальше.