Выставка Фриды Кало открывается на этой неделе в Санкт-Петербурге, в Музее Фаберже. Представлены 34 работы и более 100 фотографий, освещающих разные периоды жизни Кало. Это практически все, что доступно сегодня для экспонирования за пределами Мексики.
Выставка дает нам возможность не только приобщиться к живописи этой яркой и необычной художницы, но и прикоснуться к легенде. Фрида Кало не имела художественного образования, и картины были для нее способом общения с окружающими, средством гармонизации ее далекой от гармонии жизни. Довольно тщательно зафиксированная биография художницы дает возможность наблюдать, как шаг за шагом жизнь девочки из небогатой мексиканской семьи начинает обрастать сказочными историями, необычными совпадениями, превращая ее на наших глазах едва ли не в святую. Сегодня мы видим, что каждый факт, каждая деталь — как бусина к бусине — нанизываются на живую нить ее странной судьбы.
Фрида, Деревянная нога
Она родилась в семье бедного фотографа, держащего в центре города студию, где он на фоне пыльных драпировок снимал случайных посетителей. Когда девочке было шесть лет, она переболела полиомиелитом — в результате одна нога стала у нее короче другой и была частично парализованной. Фрида всю жизнь этого стеснялась и прятала ноги за длинными цветными юбками. Когда в своих высоких ботинках, которые она будет носить всю жизнь, девочка каталась на велосипеде, мальчишки бежали за ней с криками: Frida, pata de palo! («Фрида, деревянная нога!»)
Главным человеком в ее жизни становится отец. «У него иногда бывают приступы головокружения», — осторожно говорила Фрида. Речь шла о приступах эпилепсии. Если они случались на улице, девочка бережно укладывала отца навзничь и расстегивала рубашку, чтобы дать дышать, держа при этом другой рукой фотоаппарат, который часто норовили стащить воры, воспользовавшись несчастным случаем. Отец сумел привить дочери любовь к искусству. Она много читала и одной из первых поступила в «Препараторию», одну из лучших школ Мексики, чтобы учиться на врача. Их было тридцать пять — женщин, которым впервые разрешили учиться наравне с двумя тысячами студентов-мужчин.
«Моя сиделка и я», 1937 год
Фрида увлеклась молодыми мексиканскими живописцами и вместе с друзьями организовала группу «Качучас», в знак принадлежности к которой ее участники носили фуражки. Они писали стихи и вели бесконечные дискуссии. В главного заводилу этой команды, журналиста и будущего юриста Алехандро Гомеса Ариаса, она даже влюбилась. В шутливой форме называла его своим женихом, а себя — его «бездомной собачкой». В 1925 году она написала ему письмо, в котором были такие строчки: «Тебе не кажется, что мы должны что-нибудь сделать с нашей жизнью? Если мы всю жизнь проведем в Мексике, то так и останемся ничтожествами…».
17 сентября 1925 года Фрида и Алехандро решили проехать в центр на автобусе — их пустили в городе недавно, и они воспринимались чем-то вроде аттракциона. Сначала парочка села в один автобус, но тут выяснилось, что Фрида потеряла зонтик, они выскочили из него и стали искать пропажу, дальше поехали на следующем, ставшем роковым. На перекрестке возле рынка Сан-Хуан в автобус врезался трамвай. «Я не сразу поняла, что со мной, — вспоминала Фрида. — От толчка нас всех бросило вперед, и обломок одной из ступенек автобуса пронзил меня, как шпага пронзает быка. Какой-то прохожий взял меня на руки и положил на бильярдный стол…»
«Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю
лучше всего»
Большинство врачей были удивлены, что Фрида вообще осталась жива: тройной перелом позвоночника в поясничной области, перелом шейки бедра и нескольких ребер, левая нога сломана в одиннадцати местах, правая ступня раздроблена, вывих левого плеча, тройной перелом таза. Сестра, узнав о трагедии, упала в обморок. Мать с испугу так ни разу и не навестила Фриду в больнице, а отец, услышав об аварии, заболел и увидел дочь только спустя три недели. Тридцать два раза Фрида побывала на операционном столе. После аварии отец смастерил для нее специальный подрамник, позволяющий рисовать лежа, и прикрепил большое зеркало, чтобы она могла видеть себя. Первой картиной Фриды Кало стал автопортрет: «Я пишу себя, потому что много времени провожу в одиночестве и потому что являюсь той темой, которую знаю лучше всего».
Алехандро не готов был ждать выздоровления подруги. Он рвался в Европу, куда она призывала его в свое время уехать. «Поменьше флиртуй с девушками там, на курорте… особенно во Франции и в Италии и, разумеется, в России, где много юных коммунисток», — пишет ему Фрида в письме от 2 августа 1927 года.
Девочка и людоед
Мексиканский художник Диего Ривера был толстым, огромным и страшным. Растущие клочьями волосы, выпученные от возбуждения или, наоборот, прикрытые набрякшими веками глаза. Максимилиан Волошин сравнил его с людоедом, но добрым. Сам себя Ривера обычно изображал в виде толстобрюхой лягушки. Несмотря на жуткую внешность, в него влюблялись женщины. Видимо, была в нем какая-то необузданная страсть, которой в парижской богемной среде начала века, где вращался Ривера, явно не хватало. Фрида столкнулась с ним впервые, когда ей было пятнадцать. Ривера тогда приехал из Франции и вместе с другими художниками был приглашен расписывать старинное здание Национальной подготовительной школы в Мехико. Шел 1922 год. Ее поразил этот огромный мужчина. Она бегала вокруг него и дразнила «старым Фасто», однажды даже заявив друзьям, что обязательно выйдет за него замуж.
«Сломанная колонна», 1944 год
Когда после года, проведенного в постели, Фрида стала потихоньку ходить, то первым, кому она захотела показать свои рисунки, был как раз Ривера. Его адрес ей дала Тина Модотти, знаменитый фотограф и подруга Диего. Благодаря Модотти Фрида могла знать о бурной личной жизни Риверы в Мексике, но весь период его жизни в Париже оставался для нее пока закрытым. В Мексике он расстался к тому времени со своей второй женой — моделью и писательницей Гуадалупе Марин, которая родила ему двух дочерей, и был готов к новым приключениям. Фрида была красавицей. Удивительный, напряженный, проникающий в самую глубину взгляд («я с детства научилась страдать»), едкие и современные суждения, схожие идеалы — оба были членами коммунистической партии и преклонялись перед русской революцией. То, что вскоре Ривера повел под венец талантливую и независимую девушку, было ожидаемо.
За его спиной мелькали романы с русскими парижанками — Фрида была права в своем представлении о «юных русских коммунистках». Первой женой Диего была художница Ангелина Белова, одновременно он завел роман с другой русской художницей, Маревной — Марией Воробьевой-Стебельской. Рассказывают, что однажды, спустя месяц после начала их романа, возле кафе «Ротонда» собралась хохочущая толпа, наблюдавшая, как Маревна, повиснув на Ривере, остервенело колотила его кулаками, пинала ногами и истошно орала, а мексиканец пытался ее сбросить и одновременно подцепить тростью бледного перепуганного Эренбурга. Оказывается, тот только что сообщил Маревне, что Диего уже женат. Когда спустя многие месяцы они наконец на самом деле расстались, Маревна на прощание ударила его ножом.
С кровати как с постамента Фрида руководила праздником, шутила, пела любимые сентиментальные песенки и пила вино
Живя в Мексике, Фрида ревновала Диего к его парижскому прошлому и прежним друзьям. Некоторые из них приезжали в Мексику. Андре Бретон, который увидел картины Кало, соблазнял ее сюрреализмом (она не поддалась уговорам) и, вернувшись во Францию, решил провести большую выставку мексиканского искусства. Работы Фриды стали гвоздем этой выставки, одна была даже куплена Лувром. Прием в честь приезда Фриды в Париж в 1939-м собрал всю местную богему. В нарядных мексиканских платьях, ярко расшитых шалях, с затейливо убранными волосами, Кало ошеломила своей красотой и талантом Дюшана, Кандинского, Пикабиа, а Пикассо дал в честь Фриды обед. Знаменитая Эльза Скьяпарелли, модельер и дизайнер, настолько попала под влияние Кало, что создала в ее честь платье под названием «Мадам Ривера».
Надеюсь не возвращаться
Ривера по-прежнему не мог пропустить ни одной юбки. У Фриды появился шанс ответить ему на его же поляне: считается, у нее случился краткий роман с отцом мировой революции Львом Троцким, который жил некоторое время у нее в доме. В 1939-м Фрида разводится с Диего, обнаружив, что он изменяет ей с ее же сестрой. Но промучившись год, супруги женятся второй раз. «В моей жизни было две аварии: одна — когда автобус врезался в трамвай, другая — это Диего», — говорила Фрида. Ее характер и жизнь отразились в живописи. Все картины автобиографичны — это своего рода культ смерти, который так почитаем в Мексике. Яркие краски, яркие цвета и трагическое выражение лица, глаза, заглядывающие в зрителя. «Дерево надежды, стой прямо!» — записала в своем дневнике Фрида, эти строчки можно назвать ее девизом: что бы с ней ни случалось, она всегда умела стоять прямо.
«Безнадежность», 1945 год
Незадолго до смерти ей ампутировали правую ногу, несмотря на это, она сумела сама открыть свою первую персональную выставку весной 1953 года. Ее привезли на машине скорой помощи и на носилках внесли в зал. Посередине помещения установили кровать, с которой как с постамента Фрида руководила праздником, шутила, под аккомпанемент оркестра Марьячи пела любимые сентиментальные песенки и пила вино, надеясь, что алкоголь поможет снять боль.
В июле 1954 года проходило прощание с художницей. Когда ее тело, завернутое в знамя мексиканской коммунистической партии, привезли в крематорий, из открытых дверей, где стояла печь, дунул сильный порыв горячего воздуха. Этот воздух поднял ее невесомое тело почти вертикально и взвил волосы в сверкающий ореол… «Я весело жду ухода и надеюсь никогда не возвращаться. Фрида» — последняя запись в ее дневнике.
фото: EAST NEWS, SCALARCHIVES.COM, Тина Модотти