Истерика последней недели по поводу того, что хлеба не хватит, цена растет и надо ограничивать зерновой экспорт, вынудила министра сельского хозяйства Алексея Гордеева объясняться: все на самом деле будет хорошо. А вот будет ли хорошо? На этот вопрос The New Times ответила Евгения Серова — глава Аналитического центра агропродовольственной экономики, а с сентября — главный советник международного центра инвестиций ФАО (Food and Agriculture Organization) при ООН.
Евгения Серова — Ирине Ясиной
«На селе должны работать
— 2—3% рабочей силы» —
Так все же чем вызван нынешний рост цен на хлеб в России?
Цены на зерно растут во всем мире, так же как и цены на нефть. Однако стоимость зерна в хлебе не более 20%. Это означает, что остальные 80% — это транспорт, аренда, заработная плата, что угодно.
Все, что идет сейчас, — это чистый пиар. Хлеб дорожает. Президент тут же вызвал министра сельского хозяйства. Министр сельского хозяйства тут же отреагировал. Хлеб будет. Хлеба в стране действительно много. Это вообще не проблема.
Ведь это ужасно эффективный бизнес. Если бы нам еще земельное законодательство поправить… Главное, что произошло в путинскую эпоху в сельском хозяйстве, — принятие Земельного кодекса и закона об обороте сельхозземель. Но этот великий закон остановил весь земельный оборот в стране. До этого у нас 6 —7%, некоторые говорят, даже до 10% земель было в обороте. Земля переходила от неэффективных собственников к эффективным. Сейчас все остановилось. Сейчас мировые цены просто летят вверх. Впервые за век зерновые цены имеют длительный тренд к удорожанию. А тут разговоры про запрет экспорта. В кои-то веки можем продавать ежегодно возобновляемые ресурсы!
И что должны были бы власти делать сейчас — в ситуации, когда цены на зерно летят вверх?
Первое, что нужно, — это отзывать земельное законодательство и писать новое, но я не вижу, кто мог бы это сделать. Второе — надо найти те точки роста, где не нужно больших денег, чтобы достичь конкурентоспособности на мировых рынках. Это зерно, это подсолнечник, это свинина, это птица. Ясно, что это не говядина. Мы опять вкладываемся в говядину. Это гиблое дело. Конкуренции не выдержать или потребуется слишком много общественных ресурсов.
И третье — это понять, что рост продуктивности, производительности труда в сельском хозяйстве будет неизбежно сопряжен с вымыванием сельской занятости. Чтобы не создавать индийский эффект сельской бедности, когда могут сформироваться целые мертвые территории, на которых живет пьянь и рвань, нужно думать, что делать. То есть не корову им покупать и кооператив им создавать, а думать об альтернативной занятости для этих людей. У России огромный потенциал. У нас огромные леса. Дикие грибы, ягоды имеют потрясающий спрос на мировом рынке. У нас 30% населения должны жить в сельской местности, как во всем мире. А заниматься сельским хозяйством должны 2 — 3% рабочей силы.
Сейчас нацпроект — лопаты и вилы; дадим маленький кредитик, пусть купят корову, мы поможем кооператив создать, чтобы они молоко сдавали. Это обман всех. Это обман налогоплательщиков, это обман молодых людей. И потом, корова — это же каторжный труд. Это не выход из сельской бедности, это тупик. Это чистый пиар и в высшей степени циничный обман населения. Такого цинизма я даже в комсомоле не помню.
«Сельское хозяйство
— уходит на «севера» —
И что же делать?
У нас стопроцентно утрачены научные школы в аграрной науке. И здесь можно только по-петровски, по-екатеринински приглашать основателей школы со стороны, платить любые деньги. Или нужно массово отправлять на учебу.
Важно покончить с региональным принципом поддержки сельского хозяйства: он не создает конкуренции, но ведет, по сути, к торговым войнам между регионами.
Что такое поддержка регионов? Татарстан имеет деньги, там платят 50 копеек за литр молока, и в итоге получается, что соседям-чувашам надо резать коров. Ханты-мансийские муниципалы держат птицефабрики на юге Тюменской области. За бюджетные деньги. И там никто с ними не может конкурировать. Они вытесняют все. Любая ценовая поддержка, все, что касается рынка, должно быть исключительно прерогативой федеральной власти. А то у нас сельское хозяйство начинает перемещаться на «севера».
Мы опросили 1500 студентов и выпускников в пяти регионах, при каких условиях они поехали бы в деревню. 20% ответили, что если бы был интернет, то они бы поехали. Я уж не говорю про телефон, там гораздо больший процент. А у нас в нацпроекте — только жилье. Занимаются привлечением молодежи в сельскую местность кадровики, которые уже не понимают нужды молодежи — просто из-за возрастной разницы. Какой интернет, людям жить негде! На жилье люди могут заработать. Но вот инфраструктуру в деревне я сама не создам. Сегодня в деревне можно получать по 20 — 30 тысяч в месяц, на эти деньги можно построить себе жилье, но современное жилье — это же не просто коробка здания. Это современные коммуникации — дороги, связь, интернет в конечном итоге.
Госмонополии — они
— и в Африке монополии —
Но все это мелочи. Главное — госмонополизм. В сельском хозяйстве куча госкорпораций. Мы опять не эмансипировали человека от государства. У нас нет этой мелкой предпринимательской среды. Не формируется и работник — ответственный, квалифицированный. Опять всех и вся под себя подминает государственная «палка». Люди, как и раньше, бегут из села. Наш опрос показал: 100% родителей хотят, чтобы дети уезжали. В деревнях происходит страшная вещь. Бедность, из которой нет выхода. Это нищета не только материальная, но уже духовная. Зерно можно сеять без государства, но из этого порочного круга вырваться без государства невозможно. Как оценить работу губернатора? Я говорю: нужно смотреть уровень жизни сельского населения. Меня не волнует, сколько там производят зерна. Меня волнует, как там живут люди.
