Игра без правил. Советское время было мерзкое, сволочное, бесправное, с частоколом ограничений вокруг всех и вся. Но в этом частоколе были и свои преимущества: правила игры и выживания были четко очерчены и определены. За «Архипелаг ГУЛАГ» — срок, а за «Реквием» Ахматовой — внушение. Стучишь на коллег — получишь как приз командировку за границу или путевку в Болгарию. Отказался — на карьере поставил точку. В брежневском СССР почти у каждого был выбор: оставаться порядочным человеком или стать подлецом. Сегодня прав — на бумаге — масса, а правил и норм нет.
— Бойтесь энтузиастов —
Цензор «Литературной газеты» сидел в маленькой комнатушке на четвертом этаже старого редакционного здания на Цветном бульваре и каждый понедельник, перед тем как полоса шла под пресс, должен был ее «залитовать», то есть поставить штамп, свидетельствующий, что ничего недозволенного в материалах нет. Руководствовался он подробным перечнем сведений, которые считались крамолой и в печати не должны были появиться. По действовавшим тогда правилам в стране не существовало ни железнодорожных, ни авиационных аварий, природа вела себя тихо и спокойно. Цензор был хорошим служакой, все, что от него требовалось, выполнял. Но и лишку от журналистов не требовал: если мог статью пропустить — пропускал. Однажды он сказал мне: «Вы нас не бойтесь, вы энтузиастов бойтесь».
Время тогда было еще то. Уголовный кодекс окружал густым частоколом жестоких запретов и правил. И уж конечно, тот, кто выходил на площадь с протестом против вторжения в Чехословакию или в защиту Даниэля и Синявского, прямой дорогой отправлялся в психушку, а то и на долгие годы шел в зону. Но шанс был. Главное — чтобы оппонент не оказался энтузиастом. Первым, по Шварцу, учеником.
— Следователь «не заметил» —
Следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР Юрий Александрович Зверев рассказывал автору, как однажды ему поручили арестовать Александра Исаевича Солженицына — готовилась его высылка из Советского Союза. Войдя в квартиру, Зверев увидел, что хозяин дома старается быстро упрятать какие-то рукописи. Зверев этого «не заметил». Наверное, если бы заметил — отличился бы в глазах начальства, но такого поручения он не имел, а значит, мог себе позволить не усердствовать. Он тоже был хорошим служакой, но не был энтузиастом.
И цензор, и следователь Зверев, можно сказать, служили дьяволу, но они были профессионалами, а потому в любой ситуации чувствовали себя гораздо свободнее всех тех, кто профессионалом не был, правил не знал, не хотел знать и оттого, надо не надо, мог наломать кучу дров.
— «Умереть по-человечески» —
В свое время Москву потрясло жестокое убийство в своей квартире вице-адмирала Георгия Никитича Холостякова и его жены Натальи Васильевны. Их нашли утром с множеством тяжелых ранений в голову. Из квартиры были украдены многочисленные ордена Георгия Никитича. Следствие вел следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры Александр Львович Шпеер. Через три месяца преступник был пойман, им оказался некто Геннадий Калинин. На допросах он не запирался, улики, собранные Шпеером, были неопровержимы. Калинин знал, что его ждет смертный приговор, да и Шпеер не давал ему повода на что-то надеяться. Больше всего Калинина мучило, что в свои дела он втянул юную жену Инну. Недели за две до окончания следствия Калинин обратился к Шпееру с просьбой. Он попросил дать ему возможность попрощаться с Инной. Обещать этого следователь не мог. Свидания лицам, проходящим по одному делу, не положены. Но он сказал: «Хорошо, Геннадий, я подумаю». И придумал. Процессуальный закон предусматривает очные ставки между обвиняемыми. Проводятся они обычно тогда, когда в их показаниях имеются противоречия, которые необходимо устранить. В показаниях Инны и Калинина противоречий не было. Стало быть, следствию встреча их была не нужна. Но она была нужна им, двум людям, безумно виноватым, заслуживающим самой тяжкой кары. Но людям.
Их привели. Шпеер отошел в сторону. «Я растворился, — сказал он. — Они меня не замечали».
Полтора часа они о чем-то тихо разговаривали. Потом Инну увели.
Калинин сказал Александру Львовичу: «Теперь остается умереть по-человечески».
Дело Калинина и его жены слушалось в зале Верховного суда СССР на Поварской. Государственный обвинитель потребовал для Калинина высшей меры, для Инны — 15 лет в колонии усиленного режима.
В своем последнем слове Калинин сказал, что он не просит сохранить ему жизнь, он не имеет на это права. Жил он гадко, бесчеловечно, позорно. А еще из всех людей, с которыми сводила его судьба, он хочет поблагодарить одного человека — следователя Александра Львовича Шпеера.
Можно ли себе представить, что нынешний следователь, скажем, Салават Каримов, тоже захотел бы поступить по-человечески? Пытаюсь и не могу. И не в том даже дело, что Александр Шпеер был добр, а у Салавата Каримова, наоборот, злое сердце. Я не знаю, какое сердце у Каримова. Суть в другом: Шпеер был человеком твердых правил, а Каримова поставили вести игру совершенно без правил. Как же тут можно оставаться человеком?
— Ностальгия по райкому —
В бесправное советское время правила все-таки существовали, их старались придерживаться. Если ты не покушался на переустройство мира, громогласно не требовал выполнения советской Конституции, чтил Уголовный кодекс, то самые разные силы могли встать на твою защиту. Вмешается прокуратура, газета опубликует фельетон в твою поддержку («Литературку» так и называли: «Всесоюзное бюро жалоб»), зарвавшегося чиновника вызовут на ковер в райком партии, пригрозят отнять у него партийный билет. А сегодня, когда по сравнению с тем временем права даны необъятные, куда в случае чего нам податься? Кто и по каким правилам осуществит наши замечательные права?
Суды? Но давно уже не секрет, что от независимости наших судей мало что осталось: как и следователь Каримов, они тоже очень часто поставлены играть без правил. Оправдательных приговоров выносится с гулькин нос. Вердикты присяжных, если нет процессуальных нарушений, отменять нельзя, а они сплошь и рядом отменяются. Адвокат — лицо неприкосновенное, но вопреки всем нормам его вызывают на допрос, учиняют обыски у него в офисе, снимают с рейса в аэропорту, заводят уголовное дело. А если и примет суд решение, много ли будет толку? Недавно суд решил, что нельзя новое дело Ходорковского расследовать в Чите, обвиняемых надо доставить в Москву, однако где-то там, за кремлевским забором, видно, коса нашла на камень, и решение суда Генпрокуратура попросту не выполняет.
Конституционный суд? Передо мной лежит длинный перечень постановлений и определений Конституционного суда, требующих от законодателя привести в соответствие с Конституцией многочисленные правовые акты. Тут и Гражданский, Трудовой, Бюджетный и Уголовно-процессуальный кодексы, и федеральные законы о трудовых пенсиях и об обязательном страховании, другие важные акты. КС требует внести в них изменения, которые не ущемляли бы права граждан. Но законодатель совершенно не торопится выполнить обязательные требования Конституционного суда — многие нормы так и остаются нетронутыми. Потому что здесь тоже идет игра без правил.
— Европа нам поможет? —
Когда нет веры в отечественное правосудие, остается надежда на Европейский суд по правам человека. Статья 413 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) Российской Федерации устанавливает, что приговор может быть отменен и производство по уголовному делу возобновлено «ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств», а к таким обстоятельствам закон относит, в частности, установленное Европейским судом «нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод». Согласно статье 415 УПК в этом случае председатель Верховного суда Российской Федерации вносит представление в президиум Верховного суда, а тот не позднее чем через месяц пересматривает приговор и в течение трех суток направляет копию постановления заинтересованному лицу и Уполномоченному РФ при Европейском суде. Куда уж четче и яснее. Но механизм этот за редчайшим исключением не работает: назначенные Европейским судом суммы пострадавшему послушно выплачиваются, однако председатель Верховного суда не обращается с представлением в президиум Верховного суда, а тот, естественно, не пересматривает изученное в Страсбурге дело. В результате то, что должно было бы стать прецедентом, таковым не становится. Невиновные садятся в камеры, годами ждут справедливого расследования и, потеряв годы свободы, рассчитывают лишь на то, что Европейский суд когда-нибудь восстановит справедливость.
— Отравление —
Игра без правил — вещь опасная не только для сограждан, но в не меньшей степени для тех, кто в эти игры выбирает играть. Она отравляет. Помню, как несколько лет назад крепкий профессионал Александр Григорьевич Звягинцев показывал нам, журналистам, три тома написанной им очень интересной истории российской прокуратуры. Это история бесправия. И история борьбы за обретение прав. Такую работу мог сделать только человек, глубоко понимающий значение закона, правил для развития страны. И можно ли было себе представить, что тот же самый Саша Звягинцев, ныне заместитель генерального прокурора России, спустя годы без малейшей тени сомнения будет объяснять нам, что умирающий Литвиненко заразил полонием ни в чем не повинного Лугового?..
Прав был старый цензор: «Бойтесь энтузиастов». Бойтесь: пришло время тех самых «первых учеников».
