8 марта стало известно, что один из создателей «Матрицы», режиссер Энди Вачовски, вслед за братом сменил пол и стал женщиной
Новость о том, что второй брат Вачовски, Энди, тоже стал сестрой (с именем Лилли) — сначала, в 2012 году, это случилось со старшим братом Лоуренсом (Ланой) — на первый взгляд напоминает историю в духе Хармса. Старушки падали и падали из окон, а бывшие братья становились сестрами. В российском контексте это в лучшем случае повод покрутить пальцем у виска. Или тема для репортажа из раздела «нравы голливудских небожителей» в таблоиде. В худшем — это основание для прямого преследования. На сцену поднимается тень отца Всеволода Чаплина. Вот что будет с Россией, если она подчинится западному духу. Все мужики станут бабами. Все бабы станут мужиками, их выпустят гулять на Литейный. Впрочем, это уж точно Хармс.
Глядя на вещи из России, сейчас все труднее разглядеть их масштаб в соотношении с миром. Наши телескопические приспособления настроены на местную оптику, в которой кроме Чаплина виднеются еще казак и цена на нефть. Но если не думать об этом российском ландшафте, то случай сестер Вачовски окажется не связан ни со Священным Писанием, ни с таблоидами. Он отсылает нас к центральному сюжету европейской культуры последних столетий — к вопросу о том, что такое личная свобода и где ее границы. Если человек может выбирать для себя работу, книги, образование и сексуальных партнеров, то почему он не может выбирать пол?
Трансгендеры существовали в течение всей человеческой истории, но в христианской и постхристианской истории они не имели права публично заявлять о своем существовании. Поразительна история Билли Типтона, американского джазового музыканта. Он был биологической женщиной, но в 1940-е годы прошлого века, когда ему было около тридцати лет, сумел раздобыть мужские документы. Сменив имя, он начал вести соответствующий образ жизни — белого мужчины, представителя музыкальной богемы. Типтон был женат несколько раз, но тайна музыканта стала известна только после его смерти в 1989 году. Вероятно, потребовалось немало мужества, чтобы прожить такую жизнь. Перед женами он представал в бондаже и ссылался на травму, полученную в ходе автомобильной аварии. Если бы Типтон был молодым человеком в наше время, западное общество позволило бы ему выбрать свою жизнь по собственному усмотрению. Вряд ли у кого-то есть сомнения в том, что это было бы актом гуманизма.
Но дело даже не в борьбе трансгендеров за публичное признание. Сейчас вопрос стоит гораздо шире: что будет с границами личной свободы, когда человеческое тело и сознание превратятся в объект инженерных модификаций. Технологии подходят к этому именно сейчас. Человек может сменить пол, превратив его в инженерное решение. Может манипулировать собственным геномом, устанавливать кибернетические импланты. Представители нашего вида оказались существами весьма пластичными. Одними из потенциальных ГМО, предметом, к которому применяются биотехнологии. Что важнее — личная свобода, право на модификацию собственного тела или сохранение вида homo sapiens? Вот вопрос, который сформулировала футуристическая эстетика «Матрицы». Точнее, постчеловеческая личная жизнь ее создателей.
