«Кино понемногу сдает позиции.
Но, как говорится, бывает утро, и бывает вечер.
В кино сейчас вечер. Но наступит и утро. Я уверен».
Андрей Звягинцев —
Артуру Соломонову
«Своим рождением для кино
— я считаю день, когда впервые —
увидел «Приключение»
Я увидел «Осеннюю сонату» Ингмара Бергмана, когда мне было лет 17—18. Я только недавно поступил в театральное училище. Я ничего не знал о серьезном кино. Мой товарищ, который был у нас самым старшим на курсе, привел меня в какой-то замшелый новосибирский кинотеатр. Это была моя первая встреча с Бергманом. Я вышел из зала другим. Никаких параллелей с моей личной жизнью в фильме не было. Было мощное пронизывающее воздействие какой-то невероятной правды, вынутой из самой глубины душевного отчаяния. Впечатление, сравнимое, возможно, с многочисленными местами из Достоевского. Уже значительно позже, в Москве, я увидел другие фильмы Бергмана и был впечатлен не менее.
А если говорить об Антониони, то для меня это совсем особый случай. Своим рождением для кино я считаю день, когда впервые увидел «Приключение».
То обстоятельство, что два этих величайших режиссера умерли в один день, хочется назвать символичным. Можно было бы сказать, что это лишило нас эталонной меры. Хотя оба они уже давно не снимали, но самим фактом своего существования задавали тон. Остались их фильмы, что, конечно, главное. Но в физическом плане этот эталон, точка опоры перестали существовать.
В этом сезоне театральный и музыкальный мир России тоже понес огромные потери: ушли Михаил Ульянов, Кирилл Лавров, Мстислав Ростропович. Они были не просто высочайшими профессионалами. Их моральный авторитет был огромен. И на поколение, которое идет за ними, теперь ложится гораздо большая ответственность.
Да, этот флаг нельзя ронять, иначе войско разбежится. Но есть ощущение запустения… Подхватить флаг как будто бы и некому…
Мой знакомый из Швеции рассказывал, что давно уединившийся на острове Форё Ингмар Бергман оказывал колоссальное влияние на шведское общество.
Он мог молчать годами, но, если его что-то сильно волновало, он вдруг начинал высказываться на политические или социальные темы. И чиновники под давлением его авторитета меняли свои решения. На мою просьбу привести пример знакомый сумел вспомнить только этот случай. Однажды на правительственном уровне решили сократить финансирование радиопостановок, потому что они сегодня якобы никому не интересны. Но как только Бергман твердо высказался против этого в прессе, финансирование оставили в прежнем объеме.
Это, конечно, совсем не похоже на ситуацию в нашем обществе: обладай ты каким угодно авторитетом, будь великим писателем или композитором, хоть обкричись — чиновники и представители высшей власти и ухом не поведут.
Услышав эту историю, я позавидовал гражданам Швеции.
«О том уровне, которого достиг
мировой кинематограф
— в шестидесятые годы, —
сейчас можно только мечтать»
Но для Ингмара Бергмана и Микеланджело Антониони общественные проблемы не были первостепенными. Да, безусловно. Они занимались совсем другими вещами — исследованием человеческого сердца. Люди такого уровня не создают политические декларации, общественные манифесты. Они ставят перед собой экзистенциальные вопросы.
Бергман в кино делал примерно то же, что Достоевский в литературе — проникал в самые потаенные закоулки человеческой души. Думаешь, глубже уже нельзя, но смотришь и понимаешь — можно.
Я думаю, Антониони и Бергман влияли друг на друга — конечно, не напрямую. Но они жили, принимая во внимание творчество друг друга.
Конечно, о том уровне, которого достиг мировой кинематограф в шестидесятые годы, сейчас можно только мечтать. Представляете себе, например, конкурсную программу Каннского фестиваля 1960 года? «Приключение» Антониони, «Девичий источник» Бергмана, «Сладкая жизнь» Феллини, «Баллада о солдате» Чухрая… И это только четыре фильма из двадцати!..
И вот уже давно эта волна схлынула. С той поры кино понемногу как будто сдает свои позиции. Единичные открытия есть, но такой мощной лавины, какая была тогда, лично я не вижу. Но, как говорится, бывает утро, и бывает вечер. В кино сейчас вечер. Но будет и утро. Я уверен.
«Идеальные зрители.
— Идеальные наблюдатели» —
Бергман ведь писал и художественные произведения, у него, например, есть роман «Благие намерения». Он пишет об отношениях своих родителей: начало, брак, очень сложная жизнь после этого. Он показывает, к чему привели намерение его отца стать настоящим священником и намерение матери создать настоящую семью. Мне кажется, ему было очень важно совершить это путешествие в прошлое своих родителей, осознать те конфликты и комплексы, «наследником» которых он являлся.
Восхищаюсь энергоемкостью этого человека. В ходе театрального сезона он ставил по два-три спектакля. При этом параллельно писал сценарий, а летом снимал по нему фильм, и так продолжалось много лет подряд. В кино я знаю еще только один такой пример — Фассбиндер, у которого тоже была своя театральная труппа в Германии. Он занимался театральными экспериментами, снимал по два фильма в год, к которым сам писал сценарии.
В одном из интервью Бергман сказал, что когда он смотрит на голубое небо, то понимает, что земля обязательно погибнет. Всетаки обычно при взгляде на небо приходят мысли гораздо более элегические.
Да, Бергман был парадоксалист. Он очень хорошо знал природу человека. Эта трезвость взгляда, конечно, предполагает печаль. Антониони тоже знал человека досконально, но давал ему право оставаться нераскрытым, остаться, например, сидящим спиной к камере. Он не всматривался ему в лицо, не впивался в душу, как это делал Ингмар Бергман. Наверное, ни у кого в кино не встретишь такого изобилия крупных планов, как у Берг-мана. А так долго и тягуче, как Антониони, мало кто смотрел на предмет, ландшафт, на крону дерева. Он видел там то, что никто другой не мог разглядеть.
Я знаю, что Ингмар Бергман хорошо относился к Вашему творчеству.
Мария Бонневи рассказала мне, что, оказывается, Бергман каждые несколько лет публикует список трех или пяти лучших, по его мнению, фильмов. И в опубликованный им список попало «Возвращение». Конечно, для меня это очень высокая оценка. Каждый режиссер думает о своих главных зрителях, сознательно или бессознательно имеет их в виду. Андрей Тарковский как-то показывал фильм «Зеркало» чиновникам от кино. Они вежливо, но все же критиковали: многое непонятно, что-то не продумано, что-то не доделано. Тарковский слушал, а потом, взбешенный, вскочил и сказал: «Мне наплевать на ваше мнение». — «Как же так, мы же зрители, неужели вам не интересно?» — «Меня интересуют только два зрителя — Робер Брессон и Ингмар Бергман». Хлопнул дверью и ушел…
Если бы Вас попросили в нескольких словах объяснить, что это за явления в мировой культуре — Ингмар Бергман и Микеланджело Антониони?
Идеальные зрители. Идеальные наблюдатели.
