7 июля в кулуарах саммита «Большой двадцатки» в Гамбурге (ФРГ) состоится очное знакомство президентов Путина и Трампа — встреча будет полноформатной, продолжительностью не менее получаса, то есть по протоколу она будет именно такой, какой ее изначально хотел видеть сам Трамп, тогда как Госдеп и Совет по национальной безопасности, согласно утечкам в прессу, предпочитали «мимоходный» контакт. Приоритетными темами переговоров заявлены Сирия и Украина. Накануне встречи госсекретарь США Рекс Тиллерсон обнародовал специальное заявление по Сирии. Вашигтон, по словам главы Госдепа, готов изучить вопрос о внедрении совместно с Россией механизмов по контролю за обстановкой, в том числе бесполетных зон, наблюдательных миссий по мониторингу перемирия на земле и по доставке гуманитарной помощи. При этом на России, сказал госсекретарь, лежит обязанность воздействовать на Асада, чтобы тот не думал использовать химическое оружие. Тем временем из Белого дома снова идут утечки: советников Трампа очень беспокоит то, как пройдет его встреча с Путиным. Для президента Трампа, пишет The New York Times, уже проведен не один брифинг, его предостерегли от «целой сети потенциальных рисков, сложных вопросов и загвоздок дипломатического характера». Но даже старшие помощники и сотрудники администрации Белого дома «не знают в точности, что решит сказать или сделать Трамп, когда встретится лицом к лицу с Путиным, и именно это тревожит их больше всего», — пишет The New York Times.
Вокруг чего может строиться разговор двух лидеров в Гамбурге, чего ожидать
от этой встречи, а чего ждать абсолютно бесполезно — за ответом THE NEW TIMES
обратился к экспертам
Алексей Арбатов, академик,
руководитель Центра международной
безопасности ИМЭМО РАН:
Решение сделать Сирию и Украину приоритетными темами априори снижает результативность встречи. Да, это важные темы. Но найти по ним консенсус будет очень трудно — это требует времени. Хотя бы потому, что наши различия во взглядах на сам предмет переговоров коренятся не только во внешней, но и во внутренней политике. Совсем иная ситуация с переговорами по контролю над вооружениями. Сейчас вопрос стоит не иначе, как о спасении режима контроля за ядерным оружием. И здесь не просто налицо необходимость действовать безотлагательно. И у России, и у США здесь все накатано, есть наработки, огромный пласт договорно-правовых норм, методов контроля, для того чтобы процесс сдвинуть с места прямо сейчас, мы ведь почти полвека ведем переговоры на эту тему. В противном случае последствия непредсказуемы, вплоть до неконтролируемой гонки вооружений и попадания ядерного оружия в руки международных террористических группировок. Хотел бы также напомнить, что договоренности по разоружению достигались в самые сложные периоды Холодной войны. Первый договор об Ограничении стратегических вооружений (ОСВ) был подписан СССР и США еще во время войны во Вьетнаме, вскоре после того, как американцы бомбили Ханой, а Договор по ракетам средней и меньшей дальности (РСМД) Горбачев и Рейган подписали в 1987-м, когда советские войска еще находились в Афганистане. Договоренности по разоружению никогда не мешали, напротив, — всегда помогали смягчить напряженность по другим международным проблемам. Досадно, что в Москве в последние месяцы не было сформулировано четких предложений к США по разоружению — и по Договору РСМД (группа конгрессменов предложила выйти из Договора. — NT), и по перспективам следующего договора по Стратегическим наступательным вооружениям (СНВ-3). То же касается и проблемы ПРО — что мы предлагаем США и чего ожидаем взамен, и высокоточных стратегических вооружений с ядерным оснащением, например крылатых ракет морского базирования. Москва ограничивалась лишь общими заявлениями. Но этого мало. В конфиденциальных беседах американцы говорят: мы, мол, сейчас пересматриваем доктрину ядерного сдерживания — вот пересмотрим, а потом решим, какие соглашения по разоружению нам нужны. Ясно, что у американцев возникают сейчас трудности с финансированием огромной программы модернизации ядерных сил, которую они запланировали на последующие 20 лет. Ну так надо пользоваться моментом, играть на опережение, выдвигать конкретные предложения! Но Россия почему-то этого не делает.
Договоренности по разоружению никогда не мешали, напротив, — всегда помогали смягчить напряженность по другим международным проблемам
Сергей Рогов, научный руководитель
Института США и Канады РАН:
Дональд Трамп настроен на диалог с Россией, но он сейчас находится в одиночестве даже внутри своей администрации, не случайно подготовка встречи так затянулась. Трамп подвергается беспрецедентному давлению. На политической арене США, в американском истеблишменте, сейчас сложилась такая ситуация, когда чуть ли не единственный вопрос, по которому у демократов и республиканцев есть консенсус, — это негативное отношение к России. Отражением такого консенсуса стало практически единодушное (98 — «за», 2 — «против») июньское голосование в Сенате по вопросу о расширении санкций в отношении России. Демократы, которые раньше считались сторонниками компромисса с Москвой, сейчас ведут оголтелую кампанию против Трампа, используя при этом Россию в качестве инструмента борьбы с президентом. Республиканцы, в свою очередь, выдвигают жесткие инициативы по военным вопросам, которые тоже не сулят для двусторонних отношений ничего хорошего. А недавно в Палате представителей был подготовлен законопроект об оборонных ассигнованиях на 2018 финансовый год, который предусматривает не только их резкое увеличение, не только развертывание ПРО и не только прекращение финансирования мер по реализации Договора о ликвидации ракет и средней, и меньшей дальности (РСМД), но и выход из него США в 15-месячный срок. Наконец, и внутри самой администрации Трампа нет единой позиции в отношении того, как строить отношения с Москвой.
Трамп подвергается беспрецедентому давлению. На политической арене США, в американском истеблишменте, сейчас сложился антироссийский консенсус
Словом, ситуация сложная, и многое зависит от результатов встречи в Гамбурге. Конкретных решений ожидать не стоит, но шанс переломить общий негативный тренд, хоть и небольшой, но есть. В случае дальнейшей эскалации Россия и США скатятся к кризису, который по своей напряженности и драматизму может не уступить и Карибскому.
Мэтью Рожански, директор
Института Кеннана (Вашингтон):
Встреча президентов Трампа и Путина не способна вмиг изменить нынешний крайне негативный фон российско-американских отношений, но часть их дисфункции она способна-таки выправить. Поэтому для успеха такой встречи необходимы, как мне представляется, несколько условий.
Первое. Президент Трамп должен жестко, публично и официально сказать президенту Путину: мы знаем о вашем вмешательстве в наши выборы, знаем о ваших кибератаках на американскую инфраструктуру — имейте ввиду, последствия, в случае дальнейших враждебных действий в отношении США, будут тяжелыми.
Второе. Президент Трамп должен четко указать президенту Путину на связь между американскими санкциями и продолжающимся российским вмешательством на Украине. Отмена санкций возможна только после выполнения сепаратистами, поддерживаемыми Москвой, условий Минских соглашений.
Третье. Президенты могут и должны заявить об обоюдном желании возобновить совместную борьбу с террористами. Подходы Вашингтона и Москвы касательно будущего президента Асада и ряда других серьезных проблем Ближнего Востока были и останутся разными. Однако это не значит, что в той же Сирии Россия и США больше ничего не могут добиться совместными усилиями. Могут. Для этого они должны возобновить действие каналов связи для обмена оценками угроз, ранних предупреждений с целью предотвратить непредвиденные инциденты в небе и на суше. Они должны способствовать поддержанию соглашения о прекращении огня в Сирии по мере того, как формирования ИГИЛ* начинают вытесняться из «буферной зоны» (восточные и северо-восточные районы Сирии и сирийско-иракская граница. — NT), де факто разделяющей сейчас силы международной коалиции, возглавляемой США, и режим Асада.
Четвертое. Президенты должны дать указания военным и гражданским ответственным представителям США и России незамедлительно начать переговоры о предотвращении инцидентов в воздухе и на море, многократно увеличивающих риск непреднамеренной эскалации, — я имею ввиду так называемые «ближние пролеты», когда российские военные самолеты имитируют атаку на воздушные и морские суда США и их союзников, либо провокационно вторгаются в чужое воздушное пространство. Такие инциденты носят все более частый и вопиющий характер. И они особенно опасны, учитывая участившиеся военные маневры как сил НАТО, так и России на восточноевропейском театре. Отправные точки для переговоров придумывать не надо — это Венский документ 1990 года, Соглашение 1972 года об инцидентах на море, механизмы ОБСЕ.
Трамп должен четко указать президенту Путину на связь между американскими санкциями и продолжающимся российским вмешательством на Украине
Пятое. США и Россия должны восстановить каналы общения на среднем и рабочем уровнях своих правительств. За последние три десятилетия наши страны не раз отстраивали работу экспертных и консультативных групп, которые занимались многим — от борьбы с терроризмом до совместных научных и медицинских исследований. И каждый раз, когда межгосударственные отношения портились, работа этих групп приносилась в жертву чуть ли не первой. Но ведь кризисы имеют свойство усугубляться как раз из-за отсутствия проверенных, надежных каналов общения. Сейчас в отношениях США и России подвергаются эрозии даже ключевые правила и стандарты обращения с дипломатами. Были случаи, когда американцы работающие в Москве, оказывались жертвами агрессивных выходок с применением физического насилия. С другой стороны, нельзя не упомянуть и об экспроприации властями США дипломатических резиденций России в Нью-Йорке и Мэриленде. Эти проблемы могут быть решены заключением ясного соглашения об уважении Венской конвенции и других документов, определяющих отношение к иностранным дипломатам. Должно быть взаимное понимание того факта, что без соблюдения этих норм дипломатия просто не работает.
Нина Хрущева, профессор
New School University (Нью-Йорк):
Задача номер один, которую наверняка ставят перед собой Владимир Путин и Дональд Трамп, — понравиться друг другу, причем так, чтобы не потерять реноме «крутого пацана». Хозяин Кремля когда-то глянулся с первого свидания и Джорджу Бушу-младшему, и Бараку Обаме, хотя в итоге ничем эти симпатии не обернулись. Тем не менее ритуал есть ритуал, и никуда без изначальной легкой влюбленности в лидера России, держащего страну под уздцы, в отношениях с ней не двинешься. Трамп наверняка лелеет мысль о том, что в отличие от двух своих предшественников, сумеет разморозить отношения между Москвой и Вашингтоном. Кремль давал понять, что такой шанс есть.
Президенты обменивались комплиментами, однако как сложатся первые контакты двух персонажей, зависит от множества составляющих. Надо полагать, что Путин, как куда более умудренный опытом политик, постарается не уязвлять своего эмоционально не уравновешенного партнера, а пара свежих лестных высказываний вполне могут ввергнуть господина президента США в состояние эйфорического мления.
Задача номер один, которую наверняка ставят перед собой Владимир Путин и Дональд Трамп, — понравиться друг другу, причем так, чтобы не потерять реноме «крутого пацана»
Тут ему тоже не должны дать расслабиться, ибо недремлющая американская оппозиция немедленно нашлет на Дональда новых «мюллеров» (намек на экс-директора ФБР Роберта Мюллера, назначенного спецпрокурором по расследованию подозрений о связях команды Трампа с Россией. Параллельные разбирательства проводят спецкомитеты по разведке Сената и Палаты представителей Конгресса США. — NT), которые расширят дознание о возможных порочных связях Трампа с Москвой. Президент-миллиардер явно неровно дышит в сторону так называемых «хардлайнеров», то есть лидеров, предпочитающих режим твердой руки, — они материализовали то, что в американской политической модели не представляется возможным.
Одним словом, первая встреча президентов США и России — это скорее попытка взрыхлить почву на вытоптанной и замороженной поляне двусторонних отношений, где ничего уже не произрастает. Белый дом и Кремль едва ли могут сейчас кардинально решить хоть одну из накопившихся проблем — разве только Москва получит обратно отнятые Вашингтоном две российские дипломатические резиденции. Тем не менее Путин и Трамп вполне могут и должны ударить по рукам в том, что касается возобновления военного сотрудничества в Сирии. Восстановление бесполетных зон и координация военных действий, информационный обмен в борьбе с терроризмом — это то, что вполне может быть достигнуто.
Отдельный вопрос — Украина и Крым. Совершенно понятно, что Минские соглашения уперлись в два препятствия в виде Путина и Порошенко, и потому нежизнеспособны. Трамп и Путин, вероятно, могли бы сойтись в компромиссе о проведении повторного референдума в Крыму под эгидой ООН в обмен на отмену санкций. Тут не все однозначно, как может показаться: при открытом демократическом референдуме со свободой агитации Крым может и не захотеть остаться «нашим».
Опрос провели Александр Гольц, Лариса Саенко, Борис Юнанов
* ИГИЛ, ДАИШ, «Исламское государство» — организация, запрещенная в России как террористическая.
