Большая делегация русских в Давосе-2017 была скорее неожиданностью. В том числе и для них самих. Нет, конечно, были и те, кто Давос с его полупраздником/полуделом не пропускает: Чубайс, Греф, Костин — это все привычные здесь лица.
Однако с 2011 года, когда на полях Всемирного экономического форума (WEF) сорвались довольно многообещающие российско-американские неформальные торговые консультации (тогда, в частности, обсуждались вложения инвесторов из США в железнодорожные проекты на сумму до $5 млрд), и особенно после введения санкций, Давос стал относиться к России как к некоторому неизбежному обременению — русские панели и секции сжимались до степени неразличимости, и российский официоз стал выбирать другие склоны для горнолыжных удовольствий. Однако с избранием осенью 2016 года президентом США Дональда Трампа, а точнее с появлением тезиса, гуляющего по мировой прессе, что «Трампу помог избраться Владимир Путин с помощью хакеров», Россия получила в Давосе шанс на минуты внимания.
Русский Давос
Сессия по России на форуме прошла впервые после двухлетнего перерыва. И была как нельзя кстати. Отчетливой, громкой темы в Давосе в этом году не было в силу понятных причин. Трамп в Давос не собирался, выступление теперь уже бывшего вице-президента США Джо Байдена не слишком заинтересовало — как минимум в силу того, что он бывший. Председатель КНР Си Цзиньпин, который в Давос приехал впервые, никаких важных для бизнеса новостей не привез — ну разве что пообещал открыть для иностранных компаний фондовые биржи Китая. Индия, активная в прошлые годы, занята внутренними проблемами, и поэтому в основном рекламировала в Швейцарии «рассветающий» штат Андхра-Прадеш в качестве объекта для крупных инвестиций — о его существовании многие участники Давоса знали не больше, чем о наличии в России Ульяновской области. Наконец, Европейский союз был представлен в Давосе в этот раз весьма бедно.
Разговоры о неизбежной отмене санкций в отношении России за трое суток Давоса стали настолько общим местом, что главе Сбербанка Герману Грефу даже пришлось увещевать энтузиастов — ну вряд ли же это случится в 2017 году
На этом фоне Россия смотрелась более или менее интересно — к тому же изо всех сил старалась быть интересной. Накануне Давоса (официальную российскую делегацию возглавлял первый вице-премьер Игорь Шувалов) правительство приняло весьма важное для аналитиков решение не тратить дополнительные нефтегазовые доходы и сокращать дефицит бюджета. К тому же единственный официальный представитель Трампа в Давосе, его будущий экономический советник, а ранее управляющий хедж-фонда Энтони Скарамуччи на старте форума заявил, что санкции на Россию все равно не действуют — и надо, следовательно, искать возможности «более масштабной сделки» с ней. Никаких сделок Скарамуччи в Давос, естественно, не привез, но в закрытом режиме знакомился с русскими — надо же знать, с кем потом разговаривать.
Санкции, санкции
Разговоры о неизбежной отмене санкций в отношении России за трое суток Давоса стали настолько общим местом, что 19 января главе Сбербанка Герману Грефу даже пришлось увещевать энтузиастов — ну вряд ли же это случится в 2017 году. Однако помимо санкций есть и другие важные темы, которые довольно аккуратно озвучивал в Давосе весь российский официоз — от министра экономики Максима Орешкина до главы ВТБ Андрея Костина. При нынешних ценах на нефть и при объявленной бюджетной политике вполне вероятно повышение суверенного рейтинга России — сейчас он находится на «мусорном» или, благозвучнее, неинвестиционном уровне, любое повышение рейтинга S&P, Moody's и Fitch было бы крайне важно.
В этом смысле Игорь Шувалов вряд ли лукавил в Давосе, говоря о том, что движение иностранного капитала в Россию может произойти в самое ближайшее время. Строго говоря, оно уже происходило с осени 2016 года в виде carry trade, операций с заемными средствами в рублях, на укрепляющемся курсе национальной валюты. К тому же пропагандистский лозунг, вывешенный на новые пропагандистские знамена после ноября 2016 года, а именно — «Во всем виноват Барак Обама, а не США, которые мы на самом деле любим», — очевидно и есть некоторое подобие протянутой руки: мы-де, если что, готовы снова стать европейцами.
Европа на пороге. Чего?
Парадоксально, но самые интересные разговоры в Давосе крутились не столько вокруг Дональда Трампа, про будущую политику которого вряд ли кто-то сейчас что-то может сказать дельного. Тот же Энтони Скарамуччи старательно делал легкомысленный вид, показывая, что в Давосе он еще несколько суток частное лицо (форум проходил с 17 по 20 января и завершился в день инауграции Трампа) и вообще очень рад всех видеть в этом чудесном швейцарском городке с дивными горами и снегом. Героем Давоса-2017 стал Евросоюз, а героиней — премьер-министр Великобритании Тереза Мэй. Brexit и его последствия занимают всех: референдум о выходе Соединенного Королевства из Евросоюза традиционно рассматривается как победа антиглобализационных, ксенофобских и протекционистских сил. Ничего подобного, заявила Тереза Мэй. Великобритания покидает Евросоюз ровно потому, что больше не желает мириться с недостаточной глобализованностью его экономики. Вне ЕС страна может глобализовать свою экономику эффективнее, обеспечив себе более выгодное место на мировой торговой карте, равно как и на промышленном рынке, — и при этом не будет скована внутренними проблемами этого довольно консервативного союза. И вообще — британская экономика не хотела бы искать новой формулы доступа на единый рынок ЕС. Вместо этого она предпочла бы договариваться с каждой европейской экономикой по отдельности к обоюдной выгоде. В 27 торговых договорах больше свободы, чем в одном, заявила премьер-министр Великобритании.
Хотела этого Мэй или не хотела, но попала в точку. Вне зависимости от того, что будет делать правительство Великобритании на переговорах по Brexit, ее партнером будет политико-экономический союз уже совсем другого свойства, чем тот, в который Соединенное Королевство вступало в 1973 году. На тот момент лозунг «общего рынка» был лозунгом свободы торговли внутри Европы, в которой царствовал всеобщий протекционизм. Сейчас ЕС — это скорее царство протекционизма на внешних границах на фоне общего тренда к разрушению торговых барьеров (о протекционизме Трампа пока забыли). Конечно, внутри рынка ЕС этих барьеров нет. Зато они есть на границе ЕС — и Великобритания действительно может рассматривать себя как жертву этих барьеров.
на нескольких сессиях форума, за закрытыми дверями, эксперты и бизнес обсуждали совершенно новую тему — возможные альтернативы политического устройства ЕС
Но дело не только в Великобритании — на нескольких сессиях форума за закрытыми дверями эксперты и бизнес обсуждали совершенно новую тему — возможные альтернативы политического устройства ЕС, будущую консолидацию юрисдикций в Европе. Весьма придирчиво изучались с этой точки зрения, например, перспективы программы «Индустрия 4.0» в Германии и вообще европейское видение «четвертой промышленной революции» — главной темы повестки дня для корпоративного сектора. Глава российского офиса аудиторской компании EY Александр Ивлев напомнил, что в докладе EY 2015 года констатировалось: с 1995 по 2011 год вывод производства из США, Великобритании, Германии и Франции привел к потере 3 млн рабочих мест, перемещенных в основном в Китай, Индию, Вьетнам и Сингапур (Великобритания вывела 18% промпроизводства, Германия и Франция — около 10%). Наукоемкие и не требующие дешевых человеческих ресурсов производства в ходе «четвертой промышленной революции» могут перемещаться обратно в «старые» экономики, хотя пока речь идет о возвращении традиционной промышленности — химии, транспортного оборудования, оптики, электротехники, производства обуви. При этом «четвертая промышленная революция» обещает быть новым витком глобализации экономики — в мире, в котором есть большие проблемы с политикой.
Этот дивный новый мир
Представители России в Давосе после нескольких лет самоизоляции пока не очень понимают, в какой странный контекст их западные собеседники (к «западным», отметим, уже приходится относить и Джека Ма из Alibaba, и Винни Бьяньима из международной благотворительной группы Oxfam со штаб-квартирой в Великобритании, и главу ЕБРР Суму Чакрабарти, и Шиву Кхемку из индийско-российской Sun Group) вписывают вполне возможный «инвестиционный бум» в России, если он и случится. Парадоксально, но возвращаться России придется в несколько иную экономику и в совершенно другую политику, чем те, из которых она гордо (и не совсем по своей воле) уходила пять лет назад. По словам Павла Теплухина из Matrix Capital, одной из важнейших тем на форуме была тема будущего лидерства — как политического, так и экономического: кто сумеет представить программу, которая вдохновит, мир пока совсем не ясно.
Собственно, это главное «геополитическое» ощущение от Давоса-2017: пока Россия ищет благоприятный повод для начала восстановления отношений с сильными мира сего, само понятие «сильных мира сего» — каким оно было пять лет назад — сильно изменилось, если вовсе не исчезло. Непонятно, с кем и как договариваться, когда тема Brexit конструктивнее всего в Давосе обсуждается не представителями Еврокомиссии, а топ-менеджерами правительства Нидерландов. Непонятно, кто будет учитывать интересы России, когда дискуссией о возобновлении японско-европейских торговых отношений руководит президент японской Toshiba, и никому в 2017 году это не кажется удивительным. Непонятно, как разговаривать с главой МВФ Кристин Лагард, если наиболее ярким ее мероприятием в Давосе была неожиданная и при этом очень трезвая и экономически убедительная дискуссия на темы гендерного неравенства и подъема феминизма в мире, — вице-премьер Ольга Голодец была в Давосе, но участие в такого рода дискуссиях в повестку дня российского Белого дома вписывается кое-как. Наконец, не понятно, почему Дональд Трамп вообще отказывается от роли «главного мирового руководителя» (кстати, и Си Цзиньпин в Давосе своим поведением вовсе не напоминал китайского императора — скорее воспринимался как председатель наблюдательного совета китайской корпорации с активами в триллионы долларов) и передает пожелание о каких-то «сделках». Если нет «вашингтонского обкома», исчезает и «брюссельский обком», то перед кем тогда России гордо себя вести и перед кем отстаивать национальный суверенитет? Неужели это и есть тот самый многополярный мир, о котором Россия говорила последние 15 лет из любого прибора, способного издавать членораздельные звуки?
Если нет «вашингтонского обкома», исчезает и «брюссельский обком», то перед кем тогда России гордо себя вести и перед кем отстаивать национальный суверенитет? Неужели это и есть тот самый многополярный мир, о котором Россия говорила последние 15 лет из любого прибора, способного издавать членораздельные звуки?
Похоже, что это он. Вернее, это не совсем «многополярный мир» в понимании теоретиков 1970-х годов из международного отдела ЦК КПСС, где за «многополярность» принималось наличие двух военных полюсов. Это скорее мир с многими точками притяжения, в котором статус «сверхдержавы» есть уникальное торговое предложение всему остальному миру. Мир, в котором крупные армии соответствуют размеру ВВП, постепенно уходит в прошлое. Так, на одной их закрытых встреч в Давосе один из членов правительства РФ искренне поправлял главу крупной международной компании, который говорил о будущей стратегии России в мировой экономике, сходной с азиатскими странами, — Россия не Азия, не надо искать аналогий в Южной Корее, это скорее Центральная Европа. Между тем ему предлагалась гораздо более интересная в глазах человека бизнеса альтернатива — ну что такое Центральная Европа? Где работать перспективнее — в Хорватии или в Малайзии?
России, не так далеко ушедшей от хрущевского соперничества с США по производству стали, молока и ракет средней дальности, будет крайне сложно принять такого рода реальность, что бы ни говорили в Давосе ее чиновники. Нет, пока они еще говорят с коллегами на близком языке — ну хотя бы благодаря увлечению IT-технологиями в госуправлении. Но уже видны пробелы в понимании общей реальности — если все останется как есть (а тактика власти на 2017 год — это именно подготовка структурных реформ без каких-либо реформ минимум до 2018 года или позже), через год в Давосе русских будут слушать уже с гораздо меньшим вниманием. Мир и без России достаточно велик. А ложка хороша к обеду.
