Одно из самых трагических мест, свидетель репрессий, организованных задолго до официально объявленного Большого террора, Койранкангас и сегодня остается terra incognita. Здесь, за колючей проволокой на территории Ржевского артиллерийского полигона, в разных его местах с середины 1920-х и до конца 1930-х годов производились и массовые казни, и массовые захоронения. До сих пор сотрудники ФСБ, наследники ОГПУ-НКВД, не признают факта расстрелов в Койранкангасе и не допускают исследователей в архивы. Но раз в год, в октябре, накануне Дня памяти жертв политических репрессий, военные пускают на полигон поисковиков для расчистки расстрельных ям и разрешают провести молебен по убитым.
Кости брошены…
«Сначала провалы в земле проверяем щупом, где есть характерный звук, когда под металл попадает кость — делаем отметку, — Владимир Уткин, командир поискового отряда «Раута», вдавливает в рыхлую песчаную почву длинный стальной прут. — Потом копаем шурф до первых костей. Да ты сама попробуй!»
Металлический щуп уходит в песок, раздается сухой скрежет, острые осколки царапают железо, как будто кто-то из-под земли подает знак — здесь!
В пяти метрах, между двух сосен, в большой яме, еще трое поисковиков расчищают останки нескольких человек.
«По аэрофотосъемкам где-то здесь был край территории расстрелов, — Павел Крюков, поисковик объединения «Святой Георгий» показывает на ближайшие деревья. — Останки не трогаем, это не эксгумация, проводим фотофиксацию и засыпаем. Пытаемся найти хоть что-то, что позволило бы идентифицировать человека. Людей перед расстрелом раздевали, обыскивали, потом трупы обирали. Документов в питерских архивах нет, они в Москве. А теперь президент их засекретил еще на 30 лет, так что мы, видимо, и не узнаем, кого здесь расстреливали».
Владимир Уткин — водитель, Павел Крюков — столяр. Поисковой работой занялись почти четверть века назад, в противовес «черным копателям», которые десятилетиями охотились за военными трофеями по лесам Ленинградской области, где до сих пор лежат тысячи непохороненных бойцов последней мировой. Почти десять лет назад они пришли в Койранкангас на поиски расстрельных ям. Благодаря давним связям с военными по перезахоронению останков солдат, удалось договориться, чтобы пустили на закрытый полигон.
«Хочешь, я тебе пафосную речь скажу, как я понимаю? — Уткин втыкает лопату в песок. — Тут сохранить память нужно! Потому что непонятно, что с полигоном будет — может, скоро коттеджный поселок построят?! Сохранить память для потомства, что была у нас такая история. Я на работе рассказал про Койранкангас, а у нас один прожженный комуняка говорит — расстреливали, значит, было за что. Вот что некоторые говорят! Таких бы на эти раскопки привезти! Мы когда на Петропавловской крепости (место расстрела первых лет «красного террора». — NT) копали, я сам своими руками останки мальчика-кадета достал… Страшно повторение этого, надо, чтобы все знали».
За несколько часов работы в субботу 15 октября были обнаружены три расстрельные ямы, останки девяти человек, десяток стрелянных гильз от кольта (кольты были на вооружении ОГПУ-НКВД до середины 1930-х, потом наганы. — NT), полусгнивший кожаный домашний тапочек, кожаные ремешки для подтяжек, пуговицу от пальто, раздавленную водочную пробку с надписью «ЛВЗ1».
Поисковики заканчивали работу, когда на дороге раздался рев мотоциклов — приехала кавалькада байкеров во главе с отцом Вячеславом (Хариновым), активным участником питерского мотодвижения, инициатором молебнов на Койранкангасе. И несколько автобусов с прихожанами трех храмов — у Поклонного креста началась траурная панихида.
Свет фар и выстрелы
О том, что в урочище Койранкангас проводились расстрелы, писал в своем романе «Огни Петербурга» Юхани Конкка: в середине 1920-х годов он ушел отсюда в Финляндию, стал писателем, роман опубликован в 1958 году. В 1980-х годах известный краевед, специалист по Ингерманландии Алексей Крюков изучал быт и топонимы финнов, коренных жителей этого района: до начала 1940-х годов на территории Ржевского полигона стояли несколько финских деревень. Когда началась война с Финляндией, финнов выслали в районы Крайнего Севера, в Якутию. Те, кто выжил, и их потомки в 1950–1960-е годы стали возвращаться в Токсовский и Всеволожский районы. Расспрашивая стариков о традициях, Крюков услышал рассказы о расстрелах. Тогда, еще детьми, они видели машины, по ночам заезжавшие в лес. Днем мальчишки-пастухи натыкались в лесу и на вересковых пустошах на свежевырытые, плохо присыпанные могилы, нередко из-под земли слышались стоны…
«Примерно в 1935–1936 годах я с другими подростками обнаружил в кустах у дороги, ведущей из Токсова во Всеволожск, торчащие из земли черепа и кости. Со стороны Всеволожска к этому месту часто подъезжали машины. Из деревни был слышен звук выстрелов и виден свет фар. Все взрослые в деревне хорошо знали о месте расстрелов, но детям старались не говорить» (Давид Пелконен, 1925 г.р., пос. Токсово Ленинградской обл.).
«Мы, дети, нашли в лесу человека. Он лежал, видно, не мог идти. Увидел нас, что-то говорит, мы не понимаем. Что делать, не знаем. Тащить его нам не по силам. Да и куда? Сделали шалаш. Приносили питья и чего нашли поесть. Родителям не говорим. И на другой день ходили, он там. На третий день приходим, его нет. Или он ушел, или те нашли его» (Микко Ванганен, 1921 г.р., пос. Куйвози Ленинградской обл.).
О могилах в Койранкангасе знали не одни чекисты. Это стало понятно сотрудникам «Мемориала», которые в 1990-х годах участвовали в первых поисковых работах на полигоне.
«Пришли на поляну, я подняла голову вверх и неожиданно увидела почти на самой макушке сосны венок, — рассказала Ирина Флиге, директор Научно-исследовательского центра «Мемориал». — Мы осторожно его сняли, он был полуистлевший. По стилистике это были, наверное, 1940–1950-е годы. Значит, кто-то уже тогда приходил сюда помянуть близких».
Почва для мифов
В Ленинграде и окрестностях были десятки мест, где расстреливали и хоронили арестованных, шесть определены: Петропавловская крепость, Преображенское и Богословское кладбища, Ковалевский лес, Койранкангас, Левашово. Закрытые архивы, отсутствие точных документов создают почву для мифов и легенд. Например, о том, сколько же человек могли быть расстреляны в Койранкангасе: за годы исследований расстрельных ям обнаружены останки примерно сорока человек, а в интернете фигурирует цифра в 30 тысяч. Что, по мнению специалистов, не соответствует действительности.
«По моим, очень приблизительным, подсчетам, всего с 1918 до 1953 года в Петрограде-Ленинграде было казнено примерно 70 тыс. человек, — считает Анатолий Разумов, старший научный сотрудник Российской национальной библиотеки, руководитель Центра «Возвращенные имена». — По официальным данным, с 1937 по 1953 годы в Ленинграде были расстреляны около 50 тыс. человек. Из них, по данным архивов КГБ, в Левашовской пустоши лежат останки почти 20 тысяч. Но это не значит, что остальные — в Койранкангасе. На мой взгляд, там с середины двадцатых до конца тридцатых расстреляны несколько сотен, в крайнем случае, до тысячи человек».
Еще одна легенда — имена. С расстрелами в Койранкангасе связывают имя отца Павла Флоренского, отправленного с Соловков вторым этапом, целиком расстрелянным где-то в окрестностях Ленинграда. Есть акт о приведении приговора в исполнение, подписанный Поликарповым, комендантом Ленинградского управления НКВД. В четвертом томе «Мартиролога» Разумов опубликовал предположение, что этап довезли до Ленинграда, разместили в тюрьме, потом расстреляли. Вениамин Иофе, один из основателей питерского «Мемориала», возразил — зачем их будут размещать в тюрьме, их прямиком повезли в Койранкангас. Так и родилась легенда о погребении Флоренского.
«С мифами очень тяжело бороться, — говорит Разумов. — Мы потом анализировали документы, в которых упоминается лагпункт в Лодейном Поле, куда в дни прибытия второго этапа выезжал заместитель Поликарпова с таким же спецзаданием, с каким Матвеев, палач первого этапа, выезжал в Кемь. В районе Лодейного Поля поиски крайне затруднены — там во время войны шли тяжелые бои. Но мы их продолжим».
Не только Койранкангас, вся территория Ржевского артиллерийского полигона могла стать местом погребения тысяч жертв настоящей войны, которую советская власть вела против своего народа. И как война не считается законченной, пока не похоронена последняя ее жертва, так и политический террор не прекратится, не переживется, пока не прозвучат все имена, пока не упокоятся все убитые.
Комментарий
«Десятки тысяч не могут исчезнуть бесследно»
Ирина Флиге, директор Научно-исследовательского центра «Мемориал»:
«Мы считаем, что в урочище Койранкангас начали привозить людей для расстрелов и захоронения примерно с 1927 года. В 1921 году возле предполагаемой могилы расстрелянных по делу Петроградской боевой организации Таганцева была задержана в Ковалевском лесу Мария Спиро, соратник и близкий друг расстрелянного Виктора Козловского. Ее арестовали, сохранились протоколы допроса: Мария Семеновна сказала, что о могиле в Ковалевском лесу ей сказали «в хвосте на Гороховой», то есть в очереди на получение справки об арестованных ВЧК на Гороховой улице в Петербурге. Конспирация нарушилась, и палачи нашли новое место для расстрелов и погребений в глубине Ржевского полигона, куда в середине 1920-х была проложена новая дорога. Мы занимаемся исследованием, в том числе и этих захоронений с 1990-х годов, и много лет добиваемся от военных разрешения на проведение в Койранкангасе комплексного археологического обследования, которое позволило бы определить масштабы погребений, и каждый раз получаем отказ. Но десятки тысяч людей не могут исчезнуть бесследно, мы не имеем права их забытье.
Фото: Наталья Шкуренок
