От главного входа в «Музеон» выстраивается очередь на выставку Айвазовского, а добравшись до входа в Третьяковскую галерею на Крымском Валу, можно увидеть главную сцену «Острова 1991». Там показывают рекламные ролики 1990-х. И пока слушаешь эти старые слоганы, кажется, что в очереди стоят как раз за товаром, а не за настоящим искусством.
В летнем кинотеатре в это время начинается круглый стол «Жизнь на стиле», участники которого сидят не на сцене, а на стульях прямо перед зрителями. Модельер Андрей Бартенев пришел на фестиваль в ботинках разного цвета и полосатых носках, рядом с ним сидит дизайнер Ольга Солдатова в костюме, половина которого сделана из красной ткани, а другая — из голубой. Если в прошлом году Линор Горалик рассказывала о своем масштабном исследовании социокультурных аспектов вестиментарной моды, то в этом году Бартенев, Солдатова и Эва Рухина разбирают феномен моды 1990-х и рассказывают истории о том, как зарождалась культура перфомансов в России. В ход шли практически любые подручные средства, дизайнеров и стилистов не было в помине, так что волосы красили зеленкой и чернилами, а аксессуары вроде очков иногда покупали в детских магазинах.
На малой сцене литературный критик Александр Гаврилов вспоминает о том, как Борис Акунин (он же Григорий Чхартишвили) стал последним «голливудизатором» конца 1990-х годов, как он пытался найти свою думающую аудиторию, но в итоге пришел к историческому проекту, который оказался, как считает Гаврилов, не очень удачным. Он упоминает и новый роман Сергея Кузнецова «Калейдоскоп: расходные материалы», сюжет которого охватывает весь XX век — этот текст остался незамеченным крупными литературными премиями, но при этом заслуживает внимания.
Возвращаясь в летний кинотеатр, где в стартует круглый стол «Рейв — наш», можно услышать много интересных историй о тех, кто непосредственно был связан с культовым клубом, а в последствии и журналом «Птюч». Так, например, для презентации журнала в 1994 году была снята на целый вечер станция метро «Красные ворота». Вспоминают автобиографический роман основателя журнала Игоря Шулинского «Странно пахнет душа», который вышел в начале этого года: говорят, автору поступали предложения заплатить за то, чтобы эта книга не была опубликована. Так или иначе, он рассказал о жизни «Птюча» более чем откровенно.
Программа фестиваля настолько плотно расписана, что успеть везде практически невозможно, а оторваться от дискуссии еще сложнее. Параллельно с «круглым столом» начинается выступление главного редактора журнала «Новое литературное обозрение» Ирины Прохоровой. Пока она рассказывает о том, как тяжело было добиться защиты диссертации в связи с тем, что бóльшая часть литературы то и дело попадала под запрет, мимо сцены проходит демонстрация «Театра.Doc», скандируя «Лучше смерть, чем рабство». Улыбаясь, Ирина Дмитриевна предлагает прерваться на минуту, чтобы посмотреть на шествие.
Между тем, в летнем кинотеатре аншлаг, найти свободное место невозможно: начинается лекция Антона Долина, предваряющая показ фильма «Событие» Сергея Лозницы о событиях августа 1991 года в Ленинграде. Фильмов про путч можно было снять десятки за это время, но не сняли ни одного. Миф о том, что кино 1990-х не имело культурной ценности, Долин подвергает сомнению, предлагая свой список режиссеров и картин переломной эпохи. На первое место среди режиссеров он ставит Киру Муратову.
А в это время очередь на Айвазовского медленно двигается в сторону входа, пока на главной сцене выступает поэт Сергей Гандлевский. Его гулкий голос отражается эхом от стен Третьяковской галереи. Люди, которые пришли на выставку, недоумевающе смотрят в сторону сцены, с которой Гандлевский читает:
Моя мама умерла девятого
мая, когда всюду день-деньской
надрывают сердце «аты-баты» —
коллективный катарсис такой.
Практически в ночь перед фестивалем отменилось выступление главного редактора радиостанции «Эхо Москвы» Алексея Венедиктова, и на замену вышел его коллега и заместитель Сергей Бунтман. Он рассказал о том, как происходило зарождение радиостанции, какие изменения она претерпела с 1990-х до настоящего времени и как исказилось понятие журналистики за весь период существования Советского Союза.
На сцене перед фонтаном начинается дневной рейв, и выглядит это довольно сумбурно. С одной стороны, уставшие москвичи, сидящие на деревянных ступеньках, и дети, которые неугомонно бегают у воды, с другой — диджей Сергей Сабуров, основатель лейбла Hyperboloid, одиноко стоящий за пультом. Прямо рядом со сценой скачет в нервном танце патлатый и худой парень лет двадцати, неподалеку от него кружится девушка в черном облегающем платье и на каблуках. Вокруг нее бегает мужчина лет сорока с мыльницей и снимает ее с разных ракурсов. Она улыбается и продолжает танцевать. Картина как будто воспроизводит уменьшенный масштаб клуба в 1990-х.
Сразу после Бунтмана на малой сцене появляется архитектор и ректор МАРШа Евгений Асс. Его выступление больше походит на лекцию нежели на пространные рассуждения. Многие в аудитории вооружаются блокнотами и ноутбуками, старательно записывая за ним конспект о трех категориях архитектуры (институции, политике и культуре). Он также рассказывает о появлении частного заказчика в позднесоветском времени и о роли архитектора. Архитектура — это политика, утверждает Асс, а город — это ее место действия, то есть политическое пространство.
Только потом начинается время концертов. Группу «Вежливый отказ» можно услышать издалека. Музыка гремит из колонок, и нетрудно представить, с какими ощущениями стояли в очереди последние посетители Третьяковской галереи. С другой стороны, у фонтанов, рейв стал еще масштабнее, люди постепенно подтягиваются к сцене, и вот уже толпа танцует так, что дрожит деревянный настил. Так и получается, что кто-то подпевает у главной сцены «Москвичкам» «Мегаполиса» и «Прогулками по воде» Бутусова, а кто-то двигается под электрические ритмы «Новых композиторов» и Pixelord. А разделяет их галерея искусства XX века.
Денис Бояринов, куратор фестиваля:
Как пришла идея «Острова»?
Очень просто: на нас вышли партнеры из фонда Ельцина, которые хотели сделать спецпроект на сайт, посвященный 1990-м. Мы решили, что делать раздел на сайте скучно, и сделали фестиваль. Это был абсолютный экспромт, мы до этого не делали фестивали, и не могу сказать, что мы умели их делать. Он неожиданно для нас, во-первых, получился, а во-вторых, получил резонанс, на который мы не рассчитывали. И мы решили продолжить этот фестиваль вместе с фондом Ельцина и другими организациями, которым близка идея того, что 1990-е — важное время для России, которое нельзя воспринимать однозначно.
Это третий по счету фестиваль, который организоваввает портала Colta.ru, тем более, что год юбилейный, и все обязывало к тому, чтобы проводить его именно 20 августа. У нас были опасения насчет посещаемости, потому что с точки зрения концертно-фестивальной логики, конец августа это самая мертвая пора. Но, как мы видим, все с этим в порядке.
Какие нововведения появились на фестивале?
В этом году у нас появилась более сильная театрально-перформативная часть, которой не было в прошлый раз, тогда у нас была одна театральная постановка, но очень скромная по сравнению с хореографическим перфомансом и спектаклем-экскурсией от «Театра.Doc». Также в этом году мы сделали книжные ряды, что мы давно хотели устроить. Конечно, у нас в голове есть образ замечательной ярмарки Non-fiction, но она одна-единственная, такого рода литературных событий Москве не хватает. Кроме того, в этот раз на фестивале больше музыки, больше лекторов, больше разговоров про этот период. Единственная проблема организации — то, что площадь парка очень большая, и ее тяжело связать в одну историю. Много людей, которые проходили мимо и до конца не понимают, что здесь происходит, но мне это даже нравится, потому что появляется элемент ситуационализма, когда люди стоят в очереди на Айвазовского, а тут вдруг «Лебединое озеро» или выступление Сергея Гандлевского. Для них это все как из другого мира. Так происходит какое-то соприкосновение, которое в дальнейшем вызовет реакцию.
Ирина Прохорова, издатель:
Какие изменения фестиваля вы можете отметить?
Это уже третий фестиваль, потому что еще один «Остров 1990-х» был в Екатеринбурге в «Ельцин-Центре», и надо сказать, что и там собралось большое количество людей. Эксперимент удался, потому что фестиваль стал отправной точкой серьезного размышления о 1990-х и современной России. Такой толчок был очень важен, потому что эта тема не была популярна даже в кругу людей, настроенных демократически, и все всегда сводилось исключительно к критике существующего режима. А вот рефлексия над ситуацией 1991 года очень важна, и я думаю, что этот фестиваль имеет очень большой потенциал. Появилась возможность заняться обсуждением интересных тем, проблемы деформации общественного устройства, почему это произошло; это разговоры об устройстве советского общества, его специфике и том, почему мы получили пост-советское общество в том виде, в каком оно есть. С одной стороны, рефлексия, а с другой — разговор о профессиональной подготовке, о том, насколько наши гуманитарии — историки, журналисты и даже политики — готовы по-новому рассматривать все причинно-следственные связи. Актуальность этого фестиваля была всегда, но особенно важна сейчас, когда люди стали испытывать серьезное беспокойство: ведь даже той иллюзорной стабильности, которая была обещана, уже не существует.
Стоит ли продолжать тему фестиваля в просветительских проектах, может быть, учебниках?
Проблема исторического сознания связана с тем, что если мы посмотрим на то, что у нас лежит на полках в качестве популярной истории, то увидим чудовищные вещи. Мы виним общество в том, что оно оказалось так податливо к стереотипам восприятия Сталина и всех прочих, но, я думаю, что стоило бы винить нас самих, потому что профессиональные историки никогда серьезно не занимались популяризацией знаний. Этим занимались только лузеры или заказные писатели.
Общество очень интересуется историей, не только российское. Интерес к истории как таковой очень силен в мире, и если популяризацией пренебрегают профессионалы, то их место занимают либо подельщики, либо откровенные идиоты. Поэтому я думаю, что этот фестиваль может иметь продолжение в смысле пересмотра системы ценностей и в профессиональной среде. Я уже много лет говорю: очень грустно, что, в отличии от англо-саксонского и французского мира, где существует такое понятие как «публичный интеллектуал», где пишутся чудесные популярные книги по истории, у нас этого совершенно нет. В России профессиональная среда страдает неким аутизмом, идеей замкнутости. Отчасти это тоже связано с травмой советского существования, когда историки вынуждены были загораживаться от идеологов. Но мне кажется, что должна быть проделана работа над собой. Нужно заниматься не только писанием научных трудов, но еще и просветительской деятельностью.
Фото: Егор Цветков / Colta.ru
