Надежду, Ольгу и Татьяну Лозиных везли в ОВД в одном автозаке. Надежде 56 лет, она вдова военного, работала ведущим инженером в отделе приема, обработки и регистрации спутниковой информации в подмосковном КБ. Ольга и Татьяна — ее дочери. Татьяна — младшая, ей 25, работает в налоговой. Ольга чуть старше, окончила Московский физико-технический институт по специальности «системный анализ и управление», работала в одной из структур «Роскосмоса», сейчас в частной компании — занимается анализом информации и количественной оценкой данных. Все они до 26 марта политикой не интересовались — на выборы мэра или президента ходили, но этим и ограничивались. Например, о «Болотном процессе» та же Ольга ничего не знала — рассказали, когда сидела в ОВД «Черемушки» города Москвы. Сейчас политика сама пришла к Лозиным: мама и Ольга уже признаны виновными в участии в несанкционированном митинге против коррупции 26 марта в Москве, Татьяне суд еще только предстоит 16 мая. Потом у всех апелляция, Мосгорсуд, ЕСПЧ — так семья Лозиных узнаёт о своей стране, ее судопроизводстве, правоохранительных органах и своих правах.
Ольга Лозина — та самая девушка, фото которой обошло многие мировые СМИ: четыре омоновца в полной амуниции несут девушку в белом плаще, прижимающую к груди коричневую сумку (см. фото на стр. 32).
Суд
Ольгу Лозину судил судья Тверского суда Москвы Алексей Стеклиев. Было это так.
Нет, прежде надо сказать, что Ольга, которую раньше никогда не задерживали и уж тем более не судили, была совершенно уверена, что ее оправдают: «Там на видеозаписи видно, что я ничего не нарушаю, не выхожу на проезжую часть, никому не мешаю, плакатов у меня нет». В YouTube нашлись две видеозаписи, по которым можно проследить задержание Ольги и ее семьи — с момента, когда Лозины друг за другом идут в толпе, до момента, когда они так же друг за другом под руководством ОМОНа оказываются в автозаке.
К автозаку их вели мимо лающих и рвущих поводок собак, и Ольга подумала: «Как в фильмах про концлагерь»
Судья Стеклиев смотрел видео на экране ноутбука. «Мне кажется, она по проезжей части идет, — говорил он, обращаясь к своему помощнику, и широко, от души улыбался. Между экраном и судьей расстояние было в 3–4 метра. — Смотри, она выходит на проезжую часть. И кричит на сотрудников полиции. Они вон даже назад отодвинулись».
«От крика?» — уточнил адвокат Ольги Илья Уткин. «Конечно», — ответил судья.
«Я на проезжую часть не выходила. Видите, вазон, он находится на пешеходном тротуаре. А оцепление вон где, видите? Вот там уже машины», — объясняла Ольга, искренне не понимая, как судья может считывать с экрана совершенно другую картинку. На видео — и этот самый вазон, и тротуар, и сотрудники ОМОНа, и место, где стоит Ольга с мамой и сестрой, — все как на ладони. Ольга не сдается — хотя адвокат ей показал, что в папке ее дела об административном правонарушении уже есть квитанция с ее именем и фамилией и пустой графой для указания суммы штрафа. Ольга прямо смотрит на судью, пытается доказать, объяснить, но Стеклиев не сдается: «Не вижу. За ногами не видно ничего… Зачем вы это видео мне показали?»
На самом деле судью Стеклиева больше всего заинтересовали собаки полиции, мимо которых Ольгу и ее семью вели в автозак. «А овчарки лаяли?» — с нескрываемым и искренним интересом подростка спросил он то ли Ольгу, то ли ее адвоката. Те промолчали. И вынес приговор: виновна, штраф 10 тыс. руб. Маме Ольги (ее судила другая судья того же Тверского суда, Любовь Виноградова), повезло меньше: штраф 20 тыс. руб. Татьяну Лозину должны были судить в тот же день, но Тверской суд изнемогает от административок (их после 26 марта было несколько сотен), и ее дело теперь рассмотрят только после праздников.
Прогулка по Тверской
Лозины — мама и дочери — живут в загородном доме, в Москву ездят на электричке. В то воскресенье 26 марта решили пройтись по магазинам — так они оказались на центральной улице Москвы, Тверской.
«Все случилось около (магазина) «Елисеевского» буквально за минуту. Плотная толпа людей шла нам навстречу с Пушкинской площади — людей оттуда, как мы потом узнали, выдавливал ОМОН», — рассказывает Ольга. — В громкоговоритель объявили: «Расходитесь». А куда — «расходитесь»? Вперед, к Пушкинской, нельзя, в метро, насколько я помню, уже не пускали, назад — толпа не пускает».
Дальше, судя по видеозаписи, было так: несколько сотрудников ОМОНа заламывают руки молодому человеку в белой толстовке. Люди вокруг кричат: «За что?» ОМОН бежит к Лозиным. Надежда стоит впереди — закрывает собой дочерей. Ее хватают, уводят, она кричит. Следующей из толпы вырывают Татьяну. Ольга цепляется за мать, но сотрудник ОМОНа отталкивает ее обратно в толпу, а через секунду уже другой сотрудник забирает и ее. «Я даже подумать не могла, что нас могут задержать, — рассказывает Ольга. — Потому что мы ничего противозаконного не совершали. Я вам скажу больше: даже когда нас уже тащили в автозак, я все еще не думала, что это за нами. Не могла поверить». К автозаку их вели мимо лающих и рвущих поводок собак, и Ольга подумала: «Как в фильмах про концлагерь».
«Когда я поняла, что ОМОН бежит именно к нам, я испугалась за дочерей — не за себя, — вспоминает Надежда Лозина. — Все случилось очень быстро, перед глазами как будто возник кадр из фильма об облавах в захваченном городе».
Ольга рассказывает, что пыталась узнать у омоновцев, на каком основании ее задержали, говорила, что не надо ее нести, что согласна идти сама с ними, если получит объяснения, просила отпустить мать и сестру: «Я не думала о том, что меня могут уронить или ударить об автозак. Про внешность тоже не думала. Был шок. Единственная мысль, которая все время крутилась в голове: нужно как-то помочь маме. Чтобы маму освободили. Придумать и привести им какие-то логические доводы, чтобы они ее отпустили. Но ничего не действовало».
ОВД и Жак Аттали
Маме стало плохо еще по пути в ОВД «Черемушки» — в автозаке было 32 человека, не хватало воздуха. Ехали час. Еще час стояли у ОВД, потому что ОВД не принимал — там ругались, что много людей привезли. Потом еще несколько часов — в ожидании протоколов и допроса.
«Мы были в такой большой комнате — метров 20 в длину и в ширину. Вроде на двери было написано «Комната для подачи заявлений». В ней был стол, три стула. Еще розетки. Мы сидели и ждали — кто-то на стульях, кто-то на полу. Иногда менялись. Потом к нам пришли, забрали паспорта. И мы опять ждали. Позже нам принесли еду: сначала муж одной из женщин, которая с нами сидела, а потом уже волонтеры начали привозить. Спасибо им большое, — рассказывает Ольга. — Что больше всего запомнилось в ОВД? Люди. Они все были интересные и яркие. Это не маргиналы или отбросы общества, а вполне состоявшиеся люди с четким пониманием этой ситуации и ситуации в стране в целом».
Вместе с семьей Лозиных в ОВД оказались научный обозреватель Ольга Орлова, антрополог Александра Архипова, юрист, философ, экономист, чьих имен Ольга не запомнила, или они не хотели, чтобы их упоминали в статье, — всего 22 человека. Обсуждали происходящее в стране, вспоминали концепции Жака Аттали*, возмущались и беспокоились, потому что оснований для задержания им не представляли слишком уж долго. Потом с недоумением держали в руках совершенно одинаковые протоколы: «…в составе группы граждан в количестве около 8000 человек… N по адресу: г. Москва, ул. ***, идя по улице, выкрикивала лозунги, вышла на проезжую часть, создавая помеху для беспрепятственного движения личных транспортных средств… размахивала руками, цеплялась за других участников шествия, упиралась ногами в асфальт, громко кричала…»
Допросы по административным делам в ОВД «Черемушки» закончились около 22 часов, но задержанных не отпускали. «Прошла информация, что кто-то где-то ударил полицейского. Поэтому к нам едет Следственный комитет», — вспоминает Ольга.
«Я всегда прилично одета, вызывающе себя не веду. Но в зоне риска абсолютно все. Люди убеждены: чтобы их задержали, нужно обязательно что тосделать. Нет, это абсолютно не так»
Все это время — больше пяти часов — Надежде Лозиной было плохо. Следователи не отпускали ее к врачу скорой, говоря: «Подпишите протокол, тогда и пойдете». С другой стороны двери шумел врач — требовал пропустить его к пациенту, кому-то звонил, возмущался. По словам Надежды, врач в итоге просто зашел в кабинет, где ее допрашивали, и вывел ее за руку.
«Когда я подошла к машине скорой узнать, что с мамой, там стояла следователь СК, девушка-блондинка. Фамилий следователей мы не знаем, нам копии протоколов не дали, но на улице я бы их узнала. Девушка открыла дверь и сказала: «Я следователь, провожу допрос, вы у меня забрали человека. Мне нужно, чтобы она расписалась». Врач достаточно грубо захлопнул дверь, сказав: «Я оказываю помощь. Она сейчас в овощ превратится. Вы понимаете, что она сейчас может превратиться в овощ?» — вспоминает Ольга. — Мне кажется, что сотрудники полиции вообще не понимают, не верят, что человек может просто умереть. Теперь маме прописали очень сильные таблетки от давления, их надо пить регулярно. А она вообще пила лекарства очень редко».
Было 6 утра, когда на такси все наконец разъехались от ОВД.
«Я прочитала про «Болотное дело» и после этой ночи в ОВД и суда теперь понимаю: любой случайно схваченный человек может точно так же сесть как сели ребята по «Болотному делу». Это просто машина, у которой нет обратного хода, — говорит Ольга. — И я хочу обратиться к людям, которые считают, что их это не коснется. Я тоже так всегда думала, потому что я всегда прилично одета, вызывающе себя не веду. Но в зоне риска абсолютно все. Люди убеждены: чтобы их задержали, нужно обязательно что-то сделать. Нет, это абсолютно не так. Кажется, что мы становимся похожи на Северную Корею. Как сказал Виталий Манский (режиссер-документалист, снявший фильм о жизни семьи в Северной Корее**. — NT), в Северной Корее нет смысла жизни. Я не хочу, чтобы в моей стране не было смысла жизни. И если митинг — это единственный рычаг, который есть у нас как у общества, то надо выходить на митинг».
фото: Светлана Осипова, EPА, Ольга Орлова
* Жак Аттали — французский экономист, теоретик, политический деятель, автор идеи новой кочевой элиты, оторванной от своих национальных корней, — как следствия глобализации.
** См. Виталий Манский, «Там все — фейк», NT № 42 от 14 декабря 2015 года.
