Дата начала путча — 19 августа — была выбрана неслучайно. К этому моменту уже был готов проект нового Союзного договора, инициированный Михаилом Горбачевым и его соратниками, — документ, который значительно расширял горизонты самостоятельности для республик в составе СССР, должны были подписать в Кремле 20 августа.
4 августа президент СССР отправился на отдых в Крым. «Провожая его во Внуково, кто-то из будущих путчистов заявил главе государства о необходимости предпринять чрезвычайные меры, чтобы остановить движение страны к катастрофе, — вспоминает в разговоре с NT Геннадий Бурбулис, ближайший соратник Бориса Ельцина в 1990–1992 годах. — На это Горбачев, стоя одной ногой на трапе, ответил: «Ну что ж, попробуйте».
На следующий день после отлета Горбачева заговорщики, по словам Бурбулиса, «собрались в бункере КГБ для обсуждения своих планов»: для них главное было не допустить подписания Союзного договора. Но они не ожидали, что встретят такое сопротивление. В 1991 году «защитники Белого дома сумели отстоять базовую ценность зарождающейся новой России — свободу, а также ее опору — права человека», — подытоживает Бурбулис.
Третья попытка
Впрочем, августовский мятеж, по словам академика РАН Юрия Рыжова, в 1991 году — члена президиума Верховного Совета СССР и ректора МАИ, был третьей за время перестройки попыткой силовиков захватить власть в государстве. Первая же произошла в начале осени 1990 года. «Тем летом, — вспоминает ученый, — бывший куратор МАИ от районного отдела КГБ вызвал меня на тайную встречу к метро «Сокол» и настойчиво посоветовал уехать 11 сентября из столицы. В этот день в город начали входить войска, в том числе и по Ленинградскому шоссе, где расположен МАИ». Этот случай потом бурно обсуждался в прессе, но дальше различных гипотез дело не пошло. Причины, по которым в тот раз мятежники отказались от своих планов, Рыжову не известны.
«В итоге к власти пришли в основном проходимцы и карьеристы. Они уже тогда знали, что никакой демократии не будет»
Вторая попытка узурпации власти, говорят в один голос и Рыжов, и Бурбулис, случилась 17 июня 1991 года. Тогда премьер-министр СССР Валентин Павлов, выступая на заседании Верховного Совета Союза, заявил о хаосе в экономике и падении трудовой дисциплины. На этом основании Павлов, утверждают собеседники NT, потребовал предоставить правительству дополнительные полномочия, фактически отстранив от власти президента Горбачева. Позже на закрытом заседании Верховного Совета эту позицию поддержали главы силовых ведомств — Минобороны, МВД и КГБ.
Простой выбор
Ситуация в экономике действительно была критической, единственным спасением для нее были рыночные отношения, которые не были возможны без демократических перемен в стране, разъясняет в разговре с NT Сергей Филатов, занимавший в августе 1991-го
пост секретаря президиума Верховного Совета РСФСР, а в дни путча возглавивший штаб депутатского корпуса по обороне Белого дома. «Мы призвали людей прийти на защиту демократических ценностей, — говорит Филатов, — посылали членов ВС в военные части, чтобы те рассказывали солдатам и офицерам про реальное положение вещей».
Одним из тех, кто откликнулся в те дни на призыв отстоять ценности свободы, был лейтенант советской армии Александр Кузнецов. Сегодня он не сомневается в правильности сделанного выбора. «Стоило просто увидеть лица путчистов, чтобы понять: главное для них — сохранение кормушки, к которой они стремились всю свою жизнь», — рассуждает в разговоре с NT Александр. На «партократов и их подельников» он возлагает вину и за войну в Афганистане, и за то, что «совдеповская плановая экономика, работавшая на оборонку, довела до ручки сотни миллионов простых людей, позволяя жировать бюрократам и маршалам». Путч, уверен Кузнецов, был устроен «ради сохранения привилегий, членовозов и госдач — ради этого они готовы были снова отправить в лагеря всех несогласных». Для Кузнецова и его товарищей, перешедших на сторону Ельцина, «выбор был прост: свобода или смерть».
Руководитель Центра военного прогнозирования Анатолий Цыганок рассказывает NT, что он, как и бóльшая часть офицеров, поддержал в большей степени даже не Бориса Ельцина, а вице-президента Александра Руцкого. «Мы с единомышленниками организовали штаб обороны, — вспоминает военный эксперт. — По некоторым оценкам, к вечеру 19 августа к Белому дому пришли 50–60 тыс. человек, а в следующие дни собиралось до 250 тыс.»
Интересно, что в дальнейшем медалью «Защитник свободной России» были награждены всего около 2,8 тыс. человек. Единственный из сегодняшних членов правительства, кто носит такую награду, — министр обороны Сергей Шойгу.
Российский политик Михаил Шнейдер, сопредседатель Московского отделения партии ПАРНАС, «воспринял те события однозначно: как военный переворот. Шнейдер говорит, что в августе 1991-го «защищал плоды своего труда, то, что мне принадлежало», и сегодня не раскаивается в этом. Однако впоследствии, подчеркивает собеседник NT, было допущено множество ошибок: «Власти не провели люстрацию, не распустили Верховный Совет съезда народных депутатов РСФСР и т. д.»
Политолог и глава созданного после победы над путчистами движения защитников Белого дома «Живое кольцо» Константин Труевцев так объясняет свое участие в тех событиях: «Группа ничтожных людей, в значительной мере волей случая оказавшихся у кормила власти, попыталась отнять у граждан страны то главное завоевание, которое у них было, несмотря на всю ущербность и неоднозначность перестройки, — возможность самим выбирать государственную власть».
Отношение Труевцева к этим событиям за истекшие 25 лет не только не изменилось, но и укрепилось. «Все, что произошло потом, показывает, что эти дни стали отправной точкой развития современной России, в том числе ее возрождения, — поясняет NT политолог. — Однако, как всякий исторический процесс, это происходит далеко не линейно, и многое вызывает разочарование, в том числе и у меня».
Кто победил?
Заслуженный продюсер России Руслан Мирошник в дни путча привез к Белому дому КАМАЗ с прицепом — аппаратуру для концерта на 100 киловатт. «Я был из той категории молодых людей, что жаждали демократии, — рок-музыкантов, байкеров, неформалов, — рассказывает Мирошник. — Приехали Константин Кинчев, Андрей Макаревич и другие. Хотели устроить рок на баррикадах. Но нам не давали протянуть кабель внутрь здания и поставить все необходимое. Фактически дали понять, что мы тут не нужны».
Мирошник уверен, что такое решение приняла группа лиц, считавших себя руководителями сопротивления. Несмотря на это, сам он «пошел бы тем же путем еще раз, но только с другими людьми».
Вообще, по мнению Мирошника, 80% тех, кто находился внутри, за спинами защитников Белого дома, были выходцами из комсомольско-коммунистических организаций, озабоченных только тем, чтобы взять власть и получить какие-то преференции: «Это же негодяи. Им не нужна была демократия — только должности». Собеседника NT не удивляет, что «в итоге к власти пришли в основном проходимцы и карьеристы: они уже тогда знали, что никакой демократии не будет».
С Мирошником согласен и москвич Юрий Брыль, проведший у здания Верховного Совета три дня. «Почти сразу те, за кого мы готовы были отдать свои жизни, начали грызню за хлебные места, — разводит руками Юрий. — Окончательно это вылезло уже через два года, когда Ельцин отдал приказ расстреливать из танков тот же Белый дом, где, между прочим, в тот момент находилось немало тех, кто вместе с ним встали против ГКЧП». По словам Юрия, он, зная, как все повернется, остался бы в те дни дома, а не мок под дождем за интересы «подонков, разворовавших страну».
Ирина Боганцева в 1991 году была депутатом Моссовета. Мать троих детей, одному из которых в августе 1991 года было три месяца, считает, что не выйти тогда к Белому было нельзя. «К сожалению, дальше что-то пошло не так, причем началось это неправильное движение прямо сразу — осенью 1991 года, — вспоминает Ирина. — Мы посчитали, что свобода завоевана навсегда и можно идти по своим делам. А получилось, что все начала разрушать энтропия».
Боганцева утверждает, что Ельцин, на которого возлагались громадные надежды, позволил себе править «бесконтрольно и самовластно, не оглядываясь ни на кого». Тогда как демократические силы России, считавшие своей главной задачей покончить с однопартийной советской системой и создать политический плюрализм, самораспустились. Тем не менее, Боганцева, повторись что-то подобное, «вышла бы к Белому дому снова, даже если это все было бы гораздо более безнадежно».
Смерть «Живого кольца»
Защитники Белого дома, одолев путчистов, вскоре объединились в несколько организаций, таких как «Живое кольцо», «Август 91», «Отряд «Россия». Однако в нулевых годах их деятельность постепенно сошла на нет. «Сначала каждый год на годовщину путча собиралось по 50 человек, потом 40, потом 20…» — рассказывает Анатолий Цыганок, в прошлом активист «Живого кольца» и «Августа 91». Их угасание сам он связывает как с нехваткой средств, так и с общей пассивностью: «Пару лет назад мы пытались возродить «Август», пытались было собрать документы для регистрации, но так и не собрали, а потом и вообще отказались от этой идеи».
«Жизнь оказалась трагичнее наших ожиданий. Сегодня, к сожалению, доминирует беспамятство»
Сейчас «Живое кольцо», «Август 91» и «Отряд «Россия» реальной работы не ведут, подтверждает слова Цыганка член координационного совета движения «Демократическая Россия» Игорь Харичев: «Единственная форма общения — встречи на годовщины тех событий».
Игорь Астахов, который служил в 1991 году в службе охраны Бориса Ельцина и поднимал 20 августа флаг России над Белым домом, считает, что «Живое кольцо», «Август» и им подобные «стали со временем не интересны и не нужны людям». «Кризис 1993 года показал, что личности, пиарившиеся на волне свободы в 1991 году, имели другие задачи, — высказывает NT свое мнение Астахов. — Начались коробки из-под ксероксов, наполненные деньгами, засилье воров во власти и прочие беды».
С Астаховым согласен и генерал-майор авиации в отставке Александр Цалко, в 1991 году — заместитель председателя Государственного комитета РСФСР по обороне. Он считает, что членство в движении «Живое кольцо» и участие в защите Белого дома «позволяли решать многие вопросы, и некоторые этим с удовольствием пользовались: «Это было желание жить и зарабатывать на достижениях и успехах прошлого. Стало модно спрашивать: «А где ты был 19 августа?» Но реальных-то дел фактически не было».
А вот Геннадий Бурбулис смотрит на ситуацию шире. Угасание интереса к событиям 1991 года, важнейшего, по его мнению, события не только в истории России и в общемировом масштабе, он объясняет тем, что к сегодняшнему дню «восторжествовала линия на упрощение и даже забвение истории». В результате молодые граждане новой России толком даже не знают, откуда берет начало страна.
