«Друзья мои, вам жаль поэта...» Прощание с Ленским (от автора — актер Сергей Мелконян)
Дмитрия Крымова очень любила Валерия Новодворская. Называла его «наследником тонких энергий Серебряного века», ценила за смелость и природу нового театрального языка, чувствовала в нем родную душу — уязвимую, ироничную и совестливую. Художника и политика объединяли и романтизм, и вера в человечество, и отменная память о прошлом, из которого тянутся за нами наши страхи, отчаяния и будущие ошибки. Опыты с коллективным бессознательным Крымов проводит практически в каждой своей работе, шаг за шагом и слой за слоем освобождая нашу память от стойких генетических мифов, навязанных стереотипов и трагических заблуждений. Делает он это изящно, легко, играючи. Быть подопытным кроликом в Лаборатории Дмитрия Крымова — чистое удовольствие. И результат лечения виден сразу: его можно прочесть на счастливых зрительских лицах.
Театр есть
Лаборатория Крымова — это одна треть театра Школа драматического искусства (есть еще Лаборатории Игоря Яцко и Константина Мишина), но, безусловно, определяющая стиль и почерк всего театра на Сретенке. Театру Крымова давно уже тесно в рамках лаборатории. Это сформировавшееся профессиональное творческое объединение со своим лицом, с великолепной труппой, с мощным репертуаром. Да и Крымов, мягко говоря, не мальчик, не «Дима» — он сравнялся по возрасту со своим великим отцом (Анатолий Эфрос ушел из жизни в 61 год), ему уже за шестьдесят: он давно целый профессор, а не лаборант. Однако по прихоти судьбы приходится жить в коммуналке и стоять в очереди в «места общего пользования» — то есть на сцену, и никакие заслуги перед отечеством значения не имеют. А заслуги немалые. Спектакли Крымова — непременные участники самых престижных международных театральных фестивалей, они не раз выступали в Авиньоне, Эдинбурге, Лондоне, Нью-Йорке. Вот только что вернулись с венского театрального форума, где под овации отыграли свою последнюю премьеру «Своими словами. А. Пушкин «Евгений Онегин».
Сам Крымов работает быстро и много, каждый год выпуская по несколько премьер, которые становятся событиями. За многие годы — ни одного проходного спектакля, ни одного провала. А спектакли — при всей легкости и прыгучести — многослойные, многоступенчатые, сложнейшие по драматургии и техническому оснащению.
Упомянутый «Евгений Онегин» — начало цикла «Своими словами», задуманного как просветительский игровой проект для детей. Задача — пересказать культовые произведения мировой классики в задорной игровой форме, чтобы завлечь юных зрителей в пространство большой литературы и больших мыслей. За Пушкиным последуют Чехов с «Островом Сахалин», Гоголь с «Мертвыми душами» и неожиданный Карл Маркс со своим «Капиталом».
Живые картинки
«Онегина» «своими словами» пересказывают четыре персонажа, по типу комедии дель арте: русская (Анна Синякина), француженка (Наталья Горчакова), чех (Сергей Мелконян) и финн (Максим Маминов). Почему именно чех и финн — не спрашивайте, науке это неизвестно. Однако очевидно, что актеры играют именно тех, кого задумали, — безупречный акцент каждого иностранца отсылает именно к указанной национальной принадлежности и придает русскому слову небывалую грандиозность и многоплановость. Четыре персонажа по ходу действия разыгрывают пьесу не по ролям, а по смыслам — словно отвечая на привычный и самый противный «школьный» вопрос: что хотел сказать автор?
Это сформировавшееся профессиональное творческое объединение со своим лицом, с великолепной труппой, с мощным репертуаром. Да и Крымов, мягко говоря, не мальчик, не «Дима» — он сравнялся по возрасту со своим великим отцом
Размышления на темы, поднятые в «Онегине», и составляют главную драматургическую интригу, превращая банальный пересказ в увлекательное путешествие по знакомым строчкам, в квест, в игру в ассоциации. А потушили ли в зале свет? Даже и не вспомнишь теперь. Зато всем раздали черные бабочки (мужчинам) и заколки с бумажным цветком (девушкам). И дети (их в зале немало), и взрослые с огромным удовольствием в эту игру включаются, проявляют инициативу и даже требуют заслуженных аплодисментов. Молодого человека из первого ряда назначают Онегиным и приглашают на именины к Татьяне: на голове у него карнавальный колпачок, на шее — гирлянда. В руках бумажный разрисованный пакет с «подарком». Онегин вместе с остальными гостями пляшет, смеется, дует на перышко, что кружится в воздухе, а когда приходит пора дарить «подарок», то из пакета достается огромный игрушечный револьвер, который тут же выстреливает оглушительной хлопушкой. Один из гостей — Ленский — падает замертво. «Спасибо, — многозначительно скажет Онегину актер. — Вы нам очень помогли». И холодно пожмет ему руку.
А вот и сам Пушкин (Сергей Мелконян)!
Дети из зала участвуют в «лирическом отступлении» про зиму, про мальчика с отмороженным пальчиком, которому «и больно, и смешно, а мать грозит ему в окно», — грозит таким же забинтованным пальцем. Посещение Онегиным театра превращается в целую лекцию о природе и назначении театра с использованием наглядных пособий: макета сцены и балерин в виде разбросанных по сцене тоненьких спичек. Для пущей достоверности в конце театрального эпизода на сцену выплывет «настоящая» балерина двухметрового роста в длинной пачке, открывающей мощные мужские ноги в тяжелых ботинках. Лукавая малолетка Татьяна — угловатый нескладный подросток с двумя торчащими детскими хвостами — письмо к Онегину пишет всеми конечностями: и руками, и ногами, зажав между пальцев мохнатые гусиные перья. Огромные каракули Татьяна выводит на огромном столе, который «няня» (вернее, «нянь») притащит на спине из дальнего угла сцены. Онегин получает любовное послание уже в упакованном виде — с наклеенными блестящими сердечками и бутонами, пересыпанное блестками и новогодней мишурой. Оттуда вылетают бабочки, высыпается золотая пыльца, а в финале этой почти цирковой репризы письмо и вовсе взрывается в руках у раздраженного Онегина. Тут-то и выяснится, что герой болен загадочной русской болезнью «сплин». Это когда ничто не радует и ничего не хочется, и то, что еще вчера приносило радость, подернуто мутной болотной ряской и вызывает тошноту. «Недуг, которого причину давно бы отыскать пора, подобный английскому сплину, короче: русская хандра…» Онегин открывает чемодан и демонстрирует нам симптомы «сплина»: все разложенные в чемодане щипчики, щеточки, записочки, книжечки и открыточки покрыты дрожащей серой слизью. Вид действительно жутковатый.
Персонажи спектакля (Максим Маминов, Наталья Горчакова и Сергей Мелконян) распределяют роли для зрителей
Сам пушкинский текст возникает только в финальном монологе Татьяны: «Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была», где актриса Анна Синякина проводит блистательный сеанс перевоплощения — на глазах превращаясь из девочки в старуху.
Автора!
Размышления поэта о старости и молодости, о смерти и тлене, о прошлом и настоящем, о цветении и гниении в школьных классах навевали невероятную скуку, нас больше интересовал сюжет любовный, про «а счастье было так возможно, так близко». Крымов восстанавливает целостность восприятия романа и ради этого задействует в «лирических отступлениях» целую фабрику по производству смыслов. Фабрика состоит из сложнейших механизмов-транспортеров на ручном управлении: под скрип тяжелого деревянного колеса вдоль длинного верстака плывут, сменяя друг друга, то сугробы из ваты и деревца с зелеными листочками, то девочка-кукла с головой, повернутой назад, то чебурашка в цилиндре, то могилки родителей Татьяны, то припорошенное снегом-ватой деревянное тело погибшего Ленского. «Или не радуясь возврату погибших осенью листов, мы помним горькую утрату, внимая новый шум лесов…»
Онегин получает любовное послание уже в упакованном виде — с наклеенными блестящими сердечками и бутонами. Оттуда вылетают бабочки, высыпается золотая пыльца, а в финале этой почти цирковой репризы письмо и вовсе взрывается
Дети притихли, смотрят внимательно, как падают деревца и фигурки в огромный черный пластиковый пакет, колесо скрипит, новые деревца и новые сугробы встают на место исчезнувших… «Пойду ль вперед, пойду ль назад?»
Между безумным, смешным и трагическим, обреченным совсем нет зазора. Спектакль обращен к чувству, к сердцу, он не подавляет масштабностью гения, а приближает гения к нам: мы уже слышим его смех, его легкость, его ревность и досаду. Прекрасный эпилог неожиданно приводит нас к смерти самого Поэта: вот он лежит поверженный с растерянной улыбкой и просит принести ему морошки, а под его телом расползается по полу розовая булькающая лужа. У поэта на груди — кулек с конфетами-«мишками», он протягивает их покидающим зал зрителям. Дети боятся подходить: лужа их отпугивает. Актриса смеется: «Не бойтесь! Это кисель!» Пушкин кивает: «Это кисель!» Смерти нет.
Фото: Наталья Чебан
