Документальный фильм Виталия Манского «Труба» отмечен специальным упоминанием жюри за изысканную операторскую работу на только что завершившемся 57-м Международном фестивале в Лондоне. The New Times прошелся по трубе в Москве, уже на фестивале «Другое кино»
Вагон-церковь изредка приезжает в забытые богом деревни Фильм начинается на безбрежных снежных просторах Нового Уренгоя, где стоят верстовыми столбами черные вентили газопровода Уренгой — Помары — Ужгород; проходит через Центральную Россию и Восточную Европу и заканчивается на фестивале в немецком Кёльне, где ряженые немцы пьют и едят жирные немецкие сосиски, зажаренные на русском газе. Жизнь человечья и прочая Люди, живущие вдоль трубы, порой даже не знают о ее существовании. Фильм Манского — про их быт, их жизнь, их горести и радости. Про забытые богом деревни. Бог их и правда забыл: полдеревни некрещеные, и вот приехал к ним вагон-церковь. А жительница деревни не знает, крестить младенца не крестить — муж на работе, не говорил ничего. Все-то у них хорошо, главное, чтобы был магазин и немного «ляктричества». Труба газовая тут, рядом, но газ в деревню провели всего год назад, да и то не всем. Зато они без всякого ветеринара могут проверить, беременна ли корова, достав ей рукой до матки. Животных в фильме вообще много, они часть жизни этих людей. Тут и белые пушистые кошки, которых в далеких Помарах приносят к ветеринару, и собака — друг человека, которая развозит газ вместе с водителем в том самом Кёльне. Приезжие фотографируются с оленями на ярмарке в Новом Уренгое, и как-то само собой напрашивается сравнение, которое позже озвучивает героиня в другой русской деревне, наблюдающая, как козы дерутся за кормушку: «Вот и люди так же». И то правда, жизнь в российской провинции не то чтобы очень человечья, хотя «национальное достояние» тут вот, где-то под землей, в той самой трубе. И Манский не перестает напоминать о ней — статичными кадрами газораспределительных станций — вылизанных, блестящих, с разноцветными трубами и трубочками, без единой живой души.
Ветряки на полях в Польше благовестят конец газовой трубы Знаки и метафоры Вот сталепрокатный завод, на котором производят трубы. Мы не знаем, где это, хотя догадываемся, что где-то в Центральной России. Виталий Манский вообще скуп на географические подсказки, хотя то и дело появляются то номер на старом «москвиче» с кодом региона 12 (Марий Эл), то надпись на двери полицейского автомобиля — Елец, то обелиск, с одной стороны которого — Европа, с другой — Азия. Трубы производят, жизни сжигают, но народ не жалуется, хвастается толстыми медицинскими книжками. Огонь, сталь красной нитью проходят через фильм, в котором количество метафор на погонный метр пленки зашкаливает. По одну сторону российско-украинской границы, в Ельце, пенсионеры празднуют день рождения Ленина и ругают Горбачева, по другую — празднуют 9 Мая и... ругают Горбачева. Да, у наших стран общее прошлое, а будущее — разное. Труба все тут, но Вечный огонь не горит, только на праздник зажигают. Так что и общее прошлое — только раз в году. „
Люди живут, работают на трубу или рядом с ней, умирают, а она остается
” Труба — это и метафора жизненного предела, смерти. Манский снимает это везде. Ханты в самом начале рубят полынью в реке, чтобы наудить какой-то дохлой рыбы, полынья эта рифмуется с могилой в Марий Эл, которую вырубают в промерзшей земле. И стоит рядом с могилкой некрасовская кобылка, поводя обледенелой мордой. В Польше кузнец повесился. В Чехии чисто хоронят, с органом (тоже, в общем, труба), мраморными полами и речью — как на заводе. Хоп-хоп, уехал гроб, вышли, поклонились, простились. И снова огонь — кузница, крематорий. Бездонный зев печи, откуда все появляется и куда все уходит, как та полынья в Новом Уренгое. Как та газовая скважина, из которой все вышло. Ничто не вечно Люди живут, работают на трубу или рядом с ней, умирают, а она остается. Но и она не вечна в общем-то. Вот уже стоят в Польше ветряки и отбрасывают зловещую тень на зеленые польские луга. Бабки польские поют что-то своему Христу на мраморном кресте, а ветряки крутятся, благовестят конец трубы, начало чего-то нового. Новое не за горами: вот русский эмигрант в Кёльне выметает сор за отгулявшими на карнавале немцами и звонит потом своим в Россию, рассказывает, как тут все диковинно и что непременно должны они приехать «на будущий год» посмотреть. В том, что это случится именно в будущем году, у режиссера явно есть сомнения, но рано или поздно — непременно случится. Ведь новая жизнь — здесь, в чистой выметенной Европе со счастливыми людьми, с пусть даже и небогатым, но ухоженным бытом. И в связи с этим совсем иначе смотрятся черные вентили газопровода в далеком Уренгое: не верстовыми столбами — скорее крестами на кладбище... Фотографии предоставлены студией Вертов
