Евгений Харитонов (слева) и Евгений Сангаджиев в прологе к третьей части «Пир на весь мир» Некрасова в советской школе «давали» как радетеля за народное счастье. «Вот парадный подъезд», «Только не сжата полоска одна», «Доля ты! — русская, долюшка женская» — все это мы уныло гундели у доски, закатывая глаза к потолку от скуки. «Кому на Руси жить хорошо» проходили фрагментами, фокусируясь на гражданском пафосе и истеричном финале: «Ты и убогая, Ты и обильная, Ты и забитая, Ты и всесильная, матушка Русь!» В смысл особо не вчитывались. Нам все объясняли простым партийным языком. Стоило дожить до премьеры «Гоголь-центра», чтобы открыть для себя подлинный смысл и страшную бездну этого апокалиптического сказания о русском народе. Что же будет с Родиной Свою сценическую версию Кирилл Серебренников готовил долго: о предстоящей экспедиции по некрасовским местам было объявлено больше года назад. Проект готовился совместно с Ярославским театром им. Ф. Волкова — премьера должна была произойти минувшим маем на «Черешневом лесе», а Некрасов объединялся со сказками Афанасьева. В итоге «Кому на Руси…» вышел к публике этой осенью без участия ярославцев, сказки Афанасьева отпочковались в отдельную параллельную премьеру «Русские сказки», а Некрасов побратался с Егором Летовым (несколько текстов «Гражданской обороны» стали частью драматургической канвы).
И конечно, нельзя не сказать о предлагаемых обстоятельствах, в которых вот уже несколько месяцев находится коллектив «Гоголь-центра»: чехарда со сменой директоров (отставки Алексея Малобродского и Анастасии Голуб), бесконечные финансовые проверки и публичные подозрения в бюджетных растратах, обвинения в издевательстве над классикой, над родиной и над народом — все это мало способствует творческому подъему. Выпуск такого масштабного многоэтажного сценического полотна в подобных условиях — это почти профессиональный подвиг и ответ Кирилла Серебренникова на все обвинения и подозрения. «Кому на Руси…» — в высшей степени патриотический спектакль. В нем нет ни высокомерия, ни чистоплюйства, ни лицемерного подобострастия, ни фальшивой задушевности. Отвечая на вопрос, «что же будет с родиной и с нами», автор не отходит брезгливо в сторону, он сам — часть этого мира, один из семи мужиков, что выплясывают в дорожной пыли свой отчаянный танец. И слов уже не надо, были бы силы на смех и слезы.
Георгий Кудренко (слева) и Ваган Сароян в драматическом балете второго акта «Пьяная ночь» Жизнь на трубе «Кому на Руси…» — это жанровый плавильный котел, в который брошено все, что попадется под руку: драма, балет, опера, цирк, лубок, дефиле, клубная вечеринка, рок-концерт. Спектакль, как матрешка, где все сестры — от разных родителей. Ритм бешеный и рваный, оркестр хрипит духовыми и спотыкается об ударные, картинки меняются, как в ярмарочном представлении: не успеваешь рассмотреть одну, как ее уже сменяет следующая, и кажется, что в запасе их еще сотни (художник — Кирилл Серебренников, композиторы — Илья Демуцкий, Денис Хоров). «Русь, куда несешься ты, дай ответ?» — не заметить связи с «Мертвыми душами», поставленными Серебренниковым в том же театре, невозможно. Это та же бешеная дорога в никуда, только вместо покрышек, которые были использованы в гоголевском спектакле, здесь через всю сцену протянута огромная газовая труба. На ней, аки на Рыбе-кит, стоят города и селенья, дома и квартиры, где мужики в майках-алкоголичках и бабы в байковых халатах сидят у мерцающего телеящика, то целуются, то дерутся. И никто не замечает, что за трубой — стена до неба, а по стене вьется проволока колючая.
Мужики и бабы (Екатерина Стеблина и Семен Штейнберг) у мерцающих телевизоров Вожделенная скатерть-самобранка сначала и накормит, и напоит, а потом раздаст камуфляж и автоматы — и сытые пьяные мужики, лоснясь от удовольствия и слегка покачиваясь, выстроятся живописной группкой под знакомым по теленовостям флагом. «Дни этого общества сочтены» — читаем на майке Прова из Неурожайки — тщедушного хипстера в очках, которого бьют то свои, то чужие. Серебренникова часто сравнивают с Юрием Любимовым 1970-х: их роднит стилистика прямого высказывания, лобовых метафор, энергетическая заряженность сегодняшним днем, улицей. Да, безусловно, они очень близки интонационно: в апартах Серебренникова есть та же насмешливость, что всегда клокотала в спектаклях Любимова, когда он обращался напрямую «к ним» — трухлявым сваям режима. Но есть главное существенное отличие: поменялся адресат. И сегодня куда важнее разговор с человеком о человеке, чем с властью о власти. И Кирилл Серебренников это важнейшее изменение в атмосфере времени уловил с самого начала своей столичной профессиональной жизни — начиная с «Пластилина» Василия Сигарева и «Терроризма» братьев Пресняковых.
Россия гламурная — модное дефиле от кутюрье Кирилла Серебренникова
Спектакль в спектакле — монолог Матрены (Евгения Добровольская) Все идет по плану «Кому на Руси…» — это не диагноз, это путь — мучительный, сладостный, горький, похмельный. Путь предначертанный, к которому мы приговорены, в который впряжены, вписаны, втерты. Путь, где обреченность граничит с восторгом. Если правда, что каждый талантливый режиссер всю жизнь ставит один спектакль, то «Русь» Серебренникова — это продолжение «Господ Головлевых» и «Киже» с их мистической жутью, а также уже упомянутых «Мертвых душ» и «Золотого петушка» с их лубочным мороком. Словом, это выстраданный диалог с публикой, которой режиссер полностью доверяет. Три действия спектакля абсолютно самодостаточны и автономны — как по сюжетной канве, так и по жанровому решению. Гротесковый сюжет из главы «Последыш» — о том, как давно отпущенные на волю крестьяне изображают перед выжившим из ума барином, князем Утятиным, крепостных, — возвращается в наш век, обнаруживая знакомые советские мотивы. Ностальгия коллективного Утятина по старым временам дребезжит советскими песнями, пионерскими галстуками, мохеровыми шарфами, пыжиковыми шапками и свитерами с начесом. На фоне пьяной небритой нищеты светлый символ великой державы возносится над сценой грудастой красавицей с русой косой и пронзительным зыкинским «Гляжу в озера синие» (одно из открытий спектакля — актриса, певица и музыкант Рита Крон). Драматический балет второго акта (хореограф Антон Адасинский) — «Пьяная ночь» — отсылает нас к образам немого поэтического кинематографа Александра Довженко в его «Земле»: к потным и черным от грязи обнаженным телам, к натянутым от беззвучного крика жилам, к сбитым в кровь в безумных плясках ногам, к пролившемуся слишком поздно дождю, не способному уже никого и ничего воскресить на этом выжженном поле. Второй акт — это бабий плач, сорвавшийся с колокола язык, стук голых ног по мертвой голодной земле.
Третий акт встречает беззаботностью цирковой репризы: красные клоунские носы, человек-лошадь, ведро водки («кому живется счастливо», тому подносят чарку). Опустошенные после второго акта зрители с облегчением и готовностью включаются в игру. Но центром последнего действия станет спектакль в спектакле: монолог Матрены о своей «счастливой» бабьей доле, который виртуозно исполняет Евгения Добровольская — сбивая ужас юмором, пафос — подробностями, горе — смирением, униженность — гордостью. Так перед нами возникает еще одна Россия — без русых кос, кокошников и кичек, без протяжных задушевных песен, без румяных щек, белозубых улыбок, без красных сапожков и белоснежных подпушек на рукавах. Собственно, той гламурной, парадной России нет и никогда не было. Есть только бездна, медленно и грозно встающая с колен. «Кому на Руси жить хорошо» — это те самые восемьдесят шесть процентов глазами четырнадцати оставшихся. Фото: IRA POLYARNAYA
