Екатеринбургский Коляда-Театр покажет москвичам «Мертвые души»
А ведь это был Год культуры! И по идее, главными событиями года должны были стать юбилей Эрмитажа и Лермонтова, открытие отреставрированного БДТ и возрождение театральных гастролей, 50-летие Таганки и 100-летие Камерного театра… Но главным итогом 2014 года стала война — в прямом и переносном смысле, война, разворотившая города и жизни, разломившая общество на куски, взорвавшая все наши культурные и ментальные коды вместе с их духовными скрепами, война, лишившая разума целую нацию во главе с ее лидером. «Крымнаш» — это не просто мем года, это его чума, его диагноз, эпидемия, стремительно охватившая 84 % населения. Уцелеть в этом безумном патриотическом угаре удалось немногим. Культурное сообщество, так называемая творческая интеллигенция, вновь раскололось, разлетелось на черепки, как брошенная оземь фарфоровая ваза. И война между «черепками» развернулась нешуточная.
В деле единодушной поддержки «восстановления исторической справедливости» интеллигенция понадобилась сразу. Коллективное письмо в поддержку политики президента в Крыму и на Украине подписали не глядя «доверенные лица», которым терять уже нечего, — от Башмета до Табакова. Смотреть на эти подписи было невыносимо. Потому что этим документом цвет русской интеллигенции благословлял своего президента на преступление. Вместе с этим документом большая победоносная война ворвалась в общественное пространство России: под оглушительную барабанную пропаганду началась всеобщая патриотическая истерия, превратившая наше общество в стаю.
В такой атмосфере всеобщего гона и визга услышать голос рассудка и совести почти невозможно. Большинство из уцелевшего меньшинства просто отошло в сторону, дабы не быть сметенным несущейся толпой, немногие — пытались вступить с коллективным бессознательным в диалог, кто-то плюнул и уехал куда подальше до лучших времен, кто-то пытается заявить о своей несогласной позиции исключительно художественным способом, а кто-то — как Алексей Девотченко — и вовсе погиб, надорвавшись, не выдержав этого накала отчаяния…
Снаряды запретов
В театре, как и везде в стране, высказываться становится все сложнее — приходится изобретать новые шифры, новую систему оповещения, чтобы зритель (еще уцелевший) понимал, что он не один, что его не бросили, что его не сдали. Снаряды запретов падают все ближе и ближе: к запрету пропаганды гомосексуализма, экстремизма и всяческого атеизма прибавились запреты на ненормативную лексику, на курение, какие-то эксперты проверяют авторов то на историческую достоверность, то на патриотизм, рекомендуют или не рекомендуют к постановкам ту или иную пьесу, пытаются вмешиваться в репертуар, в художественную ткань спектакля. До приемных комиссий дело еще не дошло, но тучи идеологического управления сгущаются стремительно. Министр культуры раздул себя до размеров воздушного олимпийского медведя и раздает директивы направо и налево: что читать, что не читать, что снимать, что не снимать, что петь, что не петь, что забыть и растереть…
Репетиция спектакля Петера Штайна «Борис Годунов»
Суд над конформизмом
Что нам остается в такой ситуации, кроме смеха? Может, поэтому самым популярным жанром года на театре стал гротеск? Константин Богомолов поставил в этом году «Гаргантюа и Пантагрюэля» в Театре Наций и «Бориса Годунова» в «Ленкоме», продолжая тему «Карамазовых» (МХТ). Из спектаклей сложился триптих про путь вырождения, про нравственную лоботомию общества, издевательский гимн смраду и сраму. Кама Гинкас погружает нас в ад, который человек создает своими руками, отрекаясь от любви, милосердия, прощения, — «Кто боится Вирджинии Вулф?» с мощным Игорем Гординым.
Кирилл Серебренников выбирает для общения с соотечественниками резкого надрывного «(М)ученика», отвергающего любую форму фанатизма — религиозного, идеологического, патриотического. А рядом — мрачный трагифарс по «Мертвым душам» с феерическим актерским составом.
Алексей Бородин — режиссер редкой интеллигентности, последовательный гуманист и романтик — разворачивает на сцене РАМТа масштабный суд над служителями системы, над конформизмом и малодушием: спектакль «Нюрнберг» безошибочно воспроизводит атмосферу, царящую за окном. Исторические параллели взрывают зал аплодисментами.
В Лаборатории Дмитрия Крымова варится «О-й. Поздняя любовь» — смешная и страшная история порабощения личности. В Мастерской Дмитрия Брусникина возникает огнедышащая, испепеляющая «Конармия» — настоящий апокалипсис, после которого невозможно читать Бабеля по-другому.
И как апофеоз — из своих подвальных стен изгоняется Театр.doc, единственный театр прямого действия, во многом заменивший собой отсутствующую журналистику, театр тотальной, ничем не скованной свободы слова. Театр, в котором публикуются документы и свидетельства, невозможные для публикации на территории России. Театр, который ведет хронику преступлений власти и хронику молчания общества. В конце года, в разгар финансового коллапса, Театр.doc вынужден был обратиться за помощью к своему зрителю: запущен проект краудфандинга «Театр.doc. новая жизнь». И зритель с воодушевлением бросился спасать свой театр: потому что он ему нужен.
