Слева направо: Арамис (Игорь Верник), Атос (Игорь Миркурбанов) и Портос (Андрей Бурковский)
Режиссер Константин Богомолов упорно склоняет публику к своему театру. Принуждает ее к сожительству, наклоняет, тычет «ейной мордой» в кривые зеркала спектакля, сдирает с публики праздничные одежды, гонит ее голую по кругу, охаживает хворостиной по холеной спине и приговаривает «Вот это за Атоса! Вот это за Портоса! Вот это за Арамиса!» Публика визжит и кается. На таких спектаклях чувствуешь себя лабораторной крысой, которой то водки дадут, то иголкой в глаз. И не беспокойтесь за Дюма, он не потревожен. Этот сон мы смотрим без него.
Фантомы и призраки
На афише все это называется так: «Мушкетеры. Сага. Часть первая», романтический треш-эпос по мотивам романа Александра Дюма». Ничего вызывающего народный гнев в этом жанровом определении нет. Если уж на то пошло, то и застрявший в подкорке нескольких поколений знаменитый советский телеводевиль — тот еще «романтический треш-эпос», воспевший всю ту громокипящую пошлость, к которой сам Дюма относился с очевидной брезгливостью. «Париж, черт возьми, не вымощен батистовыми платочками!»
Богомоловские мушкетеры никого не спасают, они спасаются. Пятичасовое действие похоже на сеанс психоанализа, когда лежишь на кожаной кушетке, закрыв глаза, а доктор вводит тебя в транс: звуки реальности уплывают, предметы перемещаются, меняют форму и размер, неслышно падают на тебя кошмары детства, навеянные просмотром советских художественных фильмов и телепередач.
Не беспокойтесь за Дюма, он не потревожен. Этот сон мы смотрим без него
Добрый жирный Карлсон и в те времена вызывал вопросы, когда выхватывал из кроватки теплого сонного Малыша и уносил его на чердак, где демонстрировал свою картину «Очень одинокий петух». А уж на сцене Театра Сатиры сказка и вовсе превращалась в треш: пожилой артист Мишулин в кудрявом парике, с подведенными глазами и накрашенными губами, гонялся за толстопопой визгливой тетенькой, наряженной в короткие штанишки. Эта жуть воскресла в своем первозданном виде на сцене МХТ: Карлсон-педофил (Сергей Чонишвили), объявивший себя Ангелом смерти, таскает мертвецов с того света на этот, где их обрабатывает Кардинал (Виктор Вержбицкий), предлагая новую жизнь после смерти. Кардинал — смесь чекиста со священником — облачен в советский пиджак и длинную черную сутану. Впрочем, как настоящий Дьявол, образ он может принимать любой, подсказанный твоим больным сознанием, — от звонкого пионера до Мертвой королевы. Еще одним посредником между мирами служит у кардинала Дядюшка Мудло (Роза Хайруллина) — андрогинное существо с седой головой и мертвыми черными глазами, точнее — глазницами вместо глаз.
Игры полов продолжаются и в Миледи (Марина Зудина), именно про нее скажут: «Женщина — это раненный в пах мужчина». В романе Дюма граф де ла Фер с трудом узнает в Миледи свою бывшую жену («Ад изменил вас до неузнаваемости!»), в спектакле Миледи — это бывший мушкетер Вадим Роже, которого считали погибшим, поскольку от него после боя остался один только член («фуй» — так попросту называют его герои). «Фуй» Вадика Роже был похоронен с почестями, а тело, лишенное главной мужской части, стало прекрасным точеным гибким телом новой женщины, к которой так необъяснимо тянуло Атоса. Игры полов столь же безграничны, как и игры разума.
Ермиловские опричники
Мушкетеры, как им и предначертано, брутальны, отчаянны, пьяны, сентиментальны и сексуальную энергию разбрызгивают вокруг себя, как коты. Атос (Игорь Миркурбанов), Портос (Андрей Бурковский) и Арамис (Игорь Верник) — это «мушкетеры», сошедшие со страниц русско-советской драматургии, смесь Зилова с Соленым, Платона Кречета с чеховским Платоновым. Эти «облетевшие одуванчики», по определению Арамиса, — сытые, злые, с бездарной несчастливой жизнью за спиной, с привычкой убивать и умирать, с навязшими в зубах лозунгами, выдаваемыми за принципы. Мужское начало спектакля пузырится и искрит в этом огнедышащем трехглавом драконе, в котором собрано все, что так возбуждает и пьянит наших женщин: улыбка Верника, темперамент Бурковского и рефлексия Миркурбанова.
Казарменный грубый юмор, раскаты хриплого смеха, привычный цинизм успешных, освободивших себя от морали, элитных «силовиков» — все это отступает при упоминании «Николая Федоровича Ермилова», которого никто никогда не видел, но который и есть создатель и вершитель этого мира. Имя его вызывает священный трепет, глаза граждан увлажняются и сияют благодарным огнем, тело охватывает восторженная дрожь… Нет Бога, кроме «Николая Федоровича», нет матери, кроме Родины — Королевы Ирины Петровны (Ирина Мирошниченко), которой и служат истово опричники ермиловские, не уставая повторять как мантру «Одна на всех и все за одну!»
«Ирония судьбы» — любовная игра Артаняна (Евгений Перевалов) и Кости-Констанции (Александра Ребенок)
Первое искушение Артаняна (Евгений Перевалов, справа) — Ангел смерти Карлсон (Сергей Чонишвили)
Не отрекаются, любя
Ирина Мирошниченко давно не выходила в такой сумасшедшей и восхитительной роли. Секс-символ 1970-х, советская Катрин Денёв, главная блондинка советского экрана Ирина Петровна за годы не утратила ни своей опрокидывающей женственности, ни заманчивой хрипотцы в голосе, ни мягкого влажного взгляда, ни тонкости интонаций. Дуэт Мирошниченко и юного Павла Табакова (Бекингем, он же Джастин Бибер) невозможно хорош и не вызывает никакой неловкости, никаких сомнений: это любовь, бесстыдная, отважная, последняя. А живое страстное исполнение Ириной Петровной лучшего любовного хита всех времен «Не отрекаются, любя» — одна из самых эмоциональных сцен спектакля.
Констанция (или Костя, как ласково называют ее участники спектакля) — не менее чувственная и не менее одинокая, но куда более практичная молодая женщина времен СССР. Она знает, чем взять мужчину, — и берет его рывком, как гитару, на которой тут же исполнит надрывный романс из «Иронии судьбы» (Александра Ребенок — сильнейшая актриса богомоловской команды).
Да! А был ли д'Артаньян? Гордый и наглый гасконец носит армянскую фамилию Артанян (Евгений Перевалов), он родом из станицы Счастливая Краснодарского края. Именно туда он и увезет растерянную Костю, чтоб загулять-замутить на казачьей свадьбе, где пьяные гости будут лапать столичную штучку, а она в ответ будет смеяться хриплым русалочьим смехом.
Обманутый Король (Александр Семчев)
Страшное открытие Атоса (Игорь Миркурбанов): Миледи (Марина Зудина) — его бывший друг Вадик
Советский морок
Смех и ужас чередуются в «Мушкетерах» с такой скоростью, что публика не успевает за собственными эмоциями. В какой-то момент она начинает путаться в них, как неумелый водитель в педалях: и тогда рождаются поразительные метафоры, оседающие в памяти, как рубцы.
Родина–мать, ослепшая от любви, ее любовное письмо, написанное дерьмом «для конспирации», групповое изнасилование под «Пора-пора-порадуемся», «патриотическое порно» как единственный разрешенный жанр кинематографа, виртуозный пианист-мутант с семнадцатью пальцами, город «на семи ларьках» — все это лишь малая часть «тегов», за каждым из них открывается бездна.
Богомолов нарисовал страшный образ советского морока, продолжающего пожирать нацию и ломать сознание целого народа. Здесь Люди превращаются в мутантов. Без половых различий, со смердящими «духовными скрепами» в голове и бессмертным «Николаем Федоровичем Ермиловым» в сердце
«Мушкетеры» безжалостно крушат и рвут в клочья гнезда наших стереотипов, любовно свитые поколениями советских людей, выхватывают оттуда орущих лысых птенцов. Конечно, «Мушкетеры» в какой-то степени продолжают линию спектакля «Лир. Комедия» (2011), в котором Богомолов нарисовал страшный образ советского морока, продолжающего пожирать нацию и ломать сознание целого народа. Здесь люди превращаются в мутантов. Без половых различий, со смердящими «духовными скрепами» в голове и бессмертным «Николаем Федоровичем Ермиловым» в сердце.
Фото: Екатерина Цветкова
