Джим Джармуш (на фото слева) привез в Канны сразу два фильма — документальный Gimme Danger про отца панк-рока Игги Попа (на фото справа) и игровой «Патерсон»
Каннские отборщики никогда не скрывали политизированности своего великосветского мероприятия: здесь бьется пульс не только современного кино, но и общественной жизни. И если искусство заходит во временный тупик в поиске нового языка, на выручку приходит политика. Даже не придумав, как снимать кино в 2016 году, Канны отчетливо отвечают на вопрос: «О чем?» А дальше уже дело критиков и жюри — прислушиваться или нет.
Взять один из самых ожидаемых и разделивших публику фильмов конкурса — «Лавинг» Джеффа Николса. Молодой и одаренный американский режиссер не вполне справился с чужим материалом — вошедшим в легенду судебным процессом «Лавинг против штата Вирджиния», в результате которого по всем США были разрешены межрасовые браки. Его картина мечется между мелодрамой и наблюдением за повседневной жизнью одноэтажной Америки, так и не создавая по-настоящему внятного драматического конфликта. Но сам сюжет настолько поражает, что внимание зрителя картине обеспечено. К тому же вспоминаешь о других видах сегрегации, связанных с сексуальной ориентацией, например; актуальности история Лавингов не теряет и сегодня. В этом фильме задан и лейтмотив 69-го Каннского фестиваля: семья и общество. Любящие супруги Лавинги в жизни не стали бы судиться с родным штатом, если бы их не выгнали из дома, по сути дела, запретив им жить вместе на собственной земле.
Джоэл Эдгертон и Рут Негга в роли влюбленных, судящихся с государством (фильм «Лавинг») Всемирная Румыния
Существуй в Каннах приз «главная страна фестиваля», его следовало бы присудить Румынии. Открыв десять лет назад феномен новой румынской волны — аскетичных и виртуозных драм, создатели которых обладают феноменальным чувством юмора, — в этом году отборщики пригласили в основной конкурс сразу двух лидеров этого движения, автора «Смерти господина Лазареску» Кристи Пуйю и лауреата «Золотой пальмовой ветви» за драму «Четыре месяца, три недели и два дня» Кристиана Мунджиу.
Пуйю назвал свою трехчасовую комедию «Сьераневада» (слово пишется именно так, без пробела и с одной «р»), чтобы позлить критиков, везде ищущих глубокий метафорический смысл. Разумеется, действие фильма при этом не покидает Бухареста, более того — пределов одной тесной квартиры, живо напоминающей нам о советском быте. Там собирается большая семья, чтобы вспомнить отца главного героя, умершего сорок дней назад. В изнурительных разговорах — чаще о конспирологии, Обаме, Путине или преимуществах коммунизма перед царизмом, чем о насущном, — проходит время в ожидании ритуальной мессы, для которой в дом приглашен священник, а еще обеда. Все страшно проголодались и потому с такой агрессией и жадностью набрасываются на пищу духовную. Фильм и смешной, и живой, и бесконечно печальный — портрет общества в кризисе, которое пытается прятаться за традиции и семейные ценности, давным-давно не страхующие никого.
Румыны, как русские: тоже не любят снимать меховые шапки в помещениях (комедия «Сьераневада»)
«Выпускные» Мунджиу — почти триллер, и тоже на семейном материале. Главный герой, как и в картине Пуйю, — врач по профессии, вечно чем-то озабоченный и уже не юный. Кто-то с утра разбил окно его квартиры, а потом ветровое стекло автомобиля. Но искать бандита некогда: надо найти насильника, напавшего на его дочь-старшеклассницу — как назло, в канун важного выпускного экзамена, по итогам которого ее могут принять в престижный английский университет. Пытаясь скрыть от семьи интрижку на стороне и задобрить экзаменаторов, герой все глубже погружается в трясину неуверенности в себе и чувства собственной вины. Небезупречные люди, как две капли воды похожие на нас, их простой повседневный моральный выбор — то, о чем научились снимать румыны и что остается почти недостижимым для российского авторского кино (пожалуй, за исключением одного Андрея Звягинцева).
В этом фильме задан лейтмотив 69-го Каннского фестиваля: семья и общество. Любящие супруги Лавинги в жизни не стали бы судиться с родным штатом, если бы их не выгнали из дома
Фаворитом же конкурса стала картина из Германии, но тоже снятая практически полностью в Румынии: режиссер Марен Аде прямо признается, что поехала в Бухарест, чтобы отдать своим фильмом дань почтения румынским коллегам по ремеслу. «Тони Эрдман» — первоклассная трагикомедия, одновременно абсурдно-комичная и трогательная, снятая в том же ультрареалистическом духе, что и фильмы «румынской волны». Обозначенный в заголовке джентльмен — выдумка, его на самом деле не существует. В Тони Эрдмана перевоплощается пожилой и одинокий учитель музыки из Германии, когда хочет подшутить над окружающими: он вставляет кривозубую челюсть и напяливает парик. В таком виде он приезжает и к единственной дочери Инес, бизнес-леди из международной консалтинговой компании в Бухаресте, чтобы поддразнить ее, вывести из себя, выбить из колеи и заставить вспомнить о семье, забыв на время о работе, карьере и стрессе. В ключевой сцене «Тони Эрдмана» безумие достигает пределов: практически все персонажи фильма раздеваются догола, кроме самого учителя, надевающего на радость окружающим костюм гигантского волосатого чудища. Этому фильму в Каннах аплодировали дольше всех.
Голая женщина и мохнатое чудище — герои парадоксальной немецкой трагикомедии «Тони Эрдман», фаворита конкурса
Тихий омут и черти
Хулиганский настрой «Тони Эрдмана» — на самом деле серьезного исследования отчуждения в современном обществе и его преодоления через шутовство и карнавал — лишь затронул тему различных девиаций и извращений, без которых Канны тоже, по обыкновению, не обошлись.
Небезупречные люди, как две капли воды похожие на нас, их простой повседневный моральный выбор — то, о чем научились снимать румыны и что остается почти недостижимым для российского авторского кино
Самым политически ангажированным, как ни странно, оказался стильный корейский триллер «Барышня», режиссер которого Пак Чхан Ук давно считается частью каннского истеблишмента (в частности, он получал Гран-при за «Олдбоя»). На вид это псевдовикторианский эротический детектив, действие которого разворачивается в оккупированной Японией Корее сто с лишним лет назад: двое жуликов — он и она — внедряются в богатую аристократическую семью с целью охмурить наивную наследницу, потом присвоить ее имущество, а саму сдать в сумасшедший дом. Но этот сюжет — только прикрытие для сути фильма, раскрытой ближе к кульминации и переворачивающей интригу с ног на голову. Оказывается, на самом деле перед нами притча о мужском доминировании и бунте женщин против жестокого патриархального общества. Свободная и счастливая лесбийская любовь здесь прямо противопоставлена эксплуатации женского тела садистами-мужчинами (в финале за свою жестокость примерно наказанными). Канны эту тему любят — достаточно вспомнить побеждавшую тут «Жизнь Адель» и прошлогоднюю «Кэрол».
Корейский лесбийский триллер «Барышня» — фильм о том, что женщины беззащитны только с виду
Французы выступили более игриво и менее концептуально, но приверженцам традиций на сеансах их фильмов все равно было не по себе. Ален Гироди в драме «Стоять вертикально» рассказал о молодом режиссере, сбежавшем из города на природу и ставшем пастухом, но перед этим успевшем осуществить акт эвтаназии над местным стариком-фермером, причем одновременно с половым актом, — и под музыку Pink Floyd. А дважды лауреат каннского Гран-при Бруно Дюмон в комедии «В тихом омуте» свел на одном морском побережье семью респектабельных буржуа (в числе ее членов Жюльет Бинош, Фабрис Лукини и Валерия Бруни-Тедески) и семью честных рыбаков, причем первые оказались замешаны в сложных инцестуальных связях, а вторые, как выяснилось, питаются человечиной. В этом фарсовом карнавале, который вдобавок еще и притворяется детективом (два сыщика-идиота безуспешно пытаются искать пропавших без вести, а на самом деле съеденных туристов), так называемые семейные ценности девальвируются окончательно и бесповоротно.
Униженные и оскорбленные
Спокойно вздохнуть удалось только на «Хульете» — новой картине Педро Альмодовара, который, к облегчению одних и раздражению других, вернулся к жанру чистой мелодрамы. На сей раз великий испанец решил довериться таланту канадской новеллистки, лауреата Нобелевской премии по литературе Элис Манро, чьи рассказы из сборника «Беглянка» легли в основу сценария. Из этой картины вычищены любые приметы современности — Хульета живет как бы вне времени, что и неудивительно. Потеряв изменявшего ей мужа и единственную дочь, уехавшую в неизвестном направлении и не оставившую адреса, она предается воспоминаниям день и ночь, пытаясь понять, какую ошибку совершила и за что наказана. Даже странно: будучи преподавателем античной литературы, Хульета должна бы понимать, что такое рок и как бессилен против него слабый человек. Но Альмодовар милосерднее богов Олимпа. Он дарует зрителям и героине примирение и намек на благополучный финал, за что уже хочется его поблагодарить. Как и за привычное совершенство операторской работы, декораций, музыкального оформления — всего того, что мы вкладываем в понятие «мир Альмодовара».
Другая одинокая сильная женщина, оставшаяся без семьи и мужественно переносящая одинокую борьбу за существование, в центре бразильской социальной драмы «Водолей», режиссер которой Клебер Мендонса Фильо считается многообещающей звездой авторского кино. «Водолей» — название жилищного комплекса на берегу океана, откуда в преддверии сноса выселились буквально все, кроме героини картины, перенесшей рак вдовы. С оптимизмом и энергией она вступает в неравный бой со строительной компанией, и этот отнюдь не старческий драйв заражает и публику фильма. Можно не сомневаться, у «Водолея», в отличие от многих каннских картин, будет отличная судьба в прокате — по меньшей мере, на родине.
Герои британской социальной драмы «Я, Дэниэл Блэйк» надеются в единоборстве победить государство
Ту же судьбу можно предсказать трагическому и выразительному фильму классика британского социального реализма Кена Лоуча «Я, Дэниэл Блэйк». Это перчатка, брошенная в лицо социальным службам сегодняшней Великобритании. Перенесший инфаркт плотник, которому врачи запретили работать, объединяется с матерью-одиночкой в попытках победить государственную бюрократию, ежедневно унижающую их и требующую заполнения новых бессмысленных документов в надежде на скудное пособие. Все более мелодраматичная к финалу история «бедных людей» заставляет вспомнить о нравоучительной прозе Диккенса. В фильмах Лоуча угнетенные всегда хороши и правы, а все их противники бесчеловечны и отвратительны. Зато зритель выходит из зала, утирая непрошеную слезу.
Заблудившийся автобус
Да, практически любая семья — тихий омут, который может засосать и проглотить тебя, но одиночество еще хуже. Если ты один, ты обречен. Хотя стоит попробовать опровергнуть этот расхожий тезис.
Мы ничего не знаем о семье Дженни, молодого доктора, героини новой и, как всегда, блестящей драмы бельгийских братьев Дарденн «Незнакомка». Мы видим ее только на работе. Но незнакомка здесь все-таки не она, а чернокожая девушка, постучавшая в дверь клиники Дженни после окончания рабочего дня. Та посмотрела на часы и не ответила. А незнакомку с утра нашли мертвой у реки. Ведомая чувством вины, Дженни начинает собственное расследование: ее цель — не наказать злодеев, а узнать, как звали погибшую, чтобы было что написать на ее могиле. Дарденны призывают нас быть не судьями, а врачами; не искать виноватых, а ставить диагноз, в ходе которого выясняется — в гибели анонимной незнакомки в той или иной степени повинен каждый из нас. Эта молчаливая, минималистичная, спокойная, но неизбежно задевающая за живое картина, — одна из лучших в Каннах. И получить бы ей приз, если бы не две «Золотые пальмовые ветви», которые уже были присуждены бельгийским классикам за последние годы. Все-таки настолько часто призовые бомбы в одну воронку не падают.
Дарденны призывают нас быть не судьями, а врачами; не искать виноватых, а ставить диагноз, в ходе которого выясняется — в гибели анонимной незнакомки повинен каждый из нас
Зато нет высшей каннской награды у автора самого поэтичного и воздушного фильма фестиваля — «Патерсона» классика американского независимого кино Джима Джармуша. Он недвусмысленно показывает, что и семейная, и социальная жизнь могут из ада превратиться в утопию, если вести внутреннюю работу над собой. Заглавный герой ленты, сыгранный Адамом Драйвером, — простой водитель автобуса по фамилии Патерсон в городке Патерсон, штат Нью-Джерси. Он пишет прекрасные стихи и записывает в свою тайную тетрадь, но об этом никто не знает, кроме его жены Лоры и бульдога Марвина. Впрочем, Патерсону не нужны слава или признание. Ему достаточно любви близких, шума водопада, кружки пива на ночь и завтрака в ланчбоксе. Даже в этих деталях повседневности он способен почувствовать поэзию. И в маленькой, декларативно неактуальной картине Джармуша нет злободневных проблем — но есть проблеск надежды, за которой, как ни крути, все люди (даже критики) ходят в кино.
Американец Адам Драйвер и иранка Голшифте Фарахани в «Патерсоне» Джима Джармуша
Фото: Anne-Christine Poujoulat/afp, пресс-служба каннского фестиваля
