Высоцкий в роли Хлопуши в спектакле «Пугачев». Чтобы попасть на этот и другие спектакли «Таганки», в очереди стояли ночами /фото: архив Театра на Таганке «Таганка», 50 лет… Странный получается юбилей. Странный, потому что к апрелю 2014 года от великой театральной легенды не осталось практически ничего, кроме воспоминаний: основатель театра покинул свое детище с проклятьями, новое руководство не имеет к той, прежней «Таганке» никакого отношения — ни в поколенческом, ни в художественном смысле. Остатки старой труппы погрязли в бесконечных интригах, большие мастера — таганковские звезды — стараются избегать разговоров на болезненные темы. Трудно и страшно признать очевидное: история «Таганки» закончилась. И не надо никаких юбилеев. Пусть все начнется сначала. Пусть все начнется так, как начиналось когда-то в 64-м: когда в рядовой безликий московский Театр драмы и комедии пришел Любимов и перевернул театральный мир. «Пов-то-рить!» «Таганка» для нескольких советских поколений была больше, чем театр, и важнее, чем театр. До сих пор невозможно с уверенностью сказать, является ли «Таганка» культурным явлением или ее рождение и восхождение — из разряда событий общественно-политических? Конечно, все в этой истории перемешано, завязано — и политика, и зрелище. Хотя сам Любимов при упоминании «политического театра» впадает в ворчливое недовольство: по его версии, политическим театром «Таганку» сделали зрители и власти, сам же себя он никогда не считал режиссером-бунтарем, разве что как художник. Попробуй скажи это тем молодым очевидцам, что набились на просмотр студенческого спектакля «Добрый человек из Сезуана» Бертольта Брехта в далеких 60-х. Когда после прозвучавшего со сцены «Зонга о баранах» со словами: «Шагают бараны в ряд, бьют барабаны, кожу для них дают сами бараны», возбужденный зал начал топать ногами и скандировать: «Пов-то-рить! Пов-то-рить!» — это было не про политику? Когда побелевший от ужаса ректор училища Борис Захава потребовал закрыть спектакль как «антинародный, формалистический» — это было не про политику? И все двадцать лет — с 64-го до 84-го — «золотое» любимовское время — разве это не про политику? „
Работу «Таганки» курировал начальник знаменитого 5-го управления КГБ Филипп Бобков
” В истории советской «Таганки» нет ни одного спектакля без цензурного персонального дела: каждая премьера выдиралась с мясом, с огромным количеством переделок, изменений, купюр. В «Павших и живых», посвященных 20-летию Победы, цензоры обнаружили слишком много поэтов-евреев и неуместность Вечного огня, от которого требовали отказаться. «Попробуйте загасить!» — орал на них фронтовик Любимов. В поэтической оратории по стихам Евтушенко «Под кожей статуи Свободы» усмотрели злостную пропаганду «общечеловеческих ценностей, чуждых советскому человеку». Деревенскую драму «Живой» по прозе Бориса Можаева объявили «пасквилем на советский образ жизни». К повести Можаева Любимов упорно возвращался несколько раз — и каждый раз получал отказ. «Живой» был придуман и поставлен в 1968 году, а премьеру сыграли лишь в 1989-м. Спектакль был под запретом 21 год! Спасти и уничтожить Знаменитый расширенный худсовет, в который входили представители советской элиты — писатели, поэты, ученые, журналисты, — был придуман Любимовым в качестве громоотвода от зверской тотальной цензуры: члены худсовета имели право присутствовать на закрытых обсуждениях, высказывать свое мнение и даже спорить с представителями номенклатуры. Худсовет с помощью высоких покровителей — от Трифонова и Евтушенко до Капицы и Карякина — мог потянуть время и «оттянуть конец», но уберечь спектакль от цензурных ножниц был не в силах. А под нож летело все: от реплик и мизансцен до смысловых акцентов и конкретных исполнителей. Театр постоянно находился под пристальным круглосуточным вниманием КГБ, работу «Таганки» курировал лично начальник знаменитого 5-го идеологического управления Филипп Бобков, ветеран борьбы с инакомыслием, ныне позиционирующий себя как «завзятый театрал» с тонким эстетическим вкусом, любитель творчества Высоцкого и вообще утверждающий, что и гонений-то на театр не было никаких, а больше разговоров о мифических преследованиях. «Таганка» кончилась тогда в 84-м. К этому времени запретили играть «Высоцкого» и «Годунова», запретили ставить «Театральный роман», Любимов в бешенстве уехал на постановку в Лондон, дал там отчаянное интервью, в котором высказал все, что он думает о советской власти. В ответ его лишили советского гражданства, сняли его имя со всех афиш (спектакли стали как бы анонимные, словно не было никогда никакого режиссера).
Сцена из спектакля «Добрый человек из Сезуана». С него началась любимовская «Таганка» /фото: архив Театра на Таганке Сукины дети Труппу еще долгое время сотрясали коллективные конвульсии и припадки — тогдашнюю атмосферу в коллективе очень точно описал один из ведущих артистов Леонид Филатов в своей картине «Сукины дети». В фильме героический коллектив театра встает на защиту своего опального худрука и объявляет настоящую войну режиму. *Анатолий Эфрос (3 июля 1925 г., Харьков, — 13 января 1987 г., Москва) — известный режиссер театра и кино, возглавлял московский театр «Ленком», работал в Театре на Малой Бронной, в 1984 г. после отъезда Юрия Любимова за границу был назначен главным режиссером Театра на Таганке. Однако в жизни все сложилось куда трагичнее: в обезглавленный театр пригнали Анатолия Эфроса*, который вошел в «Таганку», как пожарный в горящий дом. Эфрос «сгорел» вместе с домом — не без помощи части труппы, воспринявшей его приход как предательство. Эфросу хамили на репетициях, писали на него доносы и анонимки, резали бритвой дубленку, прокалывали шины его автомобиля. Через два года борьбы он умер от инфаркта. А еще через два года вернулся Любимов. Вдохновленный и избалованный западным опытом, он решил перенести его на нездоровую российскую почву. Услышав страшное слово «контракт», почва забродила и взорвалась: театр превратился в один сплошной нарыв, в кровавое месиво из амбиций, разочарований, взаимных оскорблений и проклятий. Самые умные уходили, самые страстные — бились насмерть, самые бездарные — раскачивали и провоцировали. Тогда, в 92-м, все рухнуло окончательно, и до сих пор «Таганка» так и не смогла излечиться от этой чудовищной травмы, перемоловшей судьбы и жизни некогда талантливого бесстрашного сообщества. Все, что случилось с театром после разлома, — сплошь фантомные боли, когда болит и нарывает то, чего нет. Поэтому нынешний юбилей больше напоминает неловкие суетливые похороны. История «Таганки» — трагична, как история любого театра, пережившего свою физическую смерть. Счастливы те, кто был свидетелем становления и расцвета этого уникального явления. Счастливы те, кто не узнал и не увидел позорного некрасивого финала этой истории. На месте бывшей «Таганки» рано или поздно начнет отсчет чья-то новая творческая судьба. И пусть она будет счастливой.
