Миссия фестиваля «Территория», в рамках которого прошел спектакль «Враг народа», — знакомить публику с актуальными тенденциями и экспериментальными формами сценического искусства. Пластический и визуальный театр, современная академическая музыка и contemporary dance, документальная драма и социальные проекты — таковы обычные участники смотра. На этом фоне «Враг народа» Томаса Остермайера, показанный в Театре Наций, выглядит вполне традиционным спектаклем. Однако именно он стал хедлайнером фестиваля и произвел настоящий фурор.
Зрители вышли на сцену рассказать о тотальной лжи и коррупции в России
Немецкий радикал Томас Остермайер, вот уже пятнадцать лет руководящий берлинским «Шаубюне», — последовательный приверженец злободневного социального театра. Даже шекспировские герои у него яростно кричат о бедах и проблемах дня сегодняшнего.
Но любимый драматург режиссера — Генрих Ибсен, в своих драмах бичующий нравы буржуазного общества. Правда, Остермайер всегда подгоняет классические тексты под сегодняшние реалии. «Враг народа» тоже подвергся апгрейду, хотя сегодня он и без того звучит остро и злободневно. Особенно здесь, в России.
Объявлен предателем
По сюжету, курортный врач, ученый Стокман обнаруживает, что вода местной водолечебницы заражена отходами и опасна для здоровья. Но власти пытаются скрыть правду, потому что водолечебница — это не только гордость города, но и дойная корова. Кто ж согласится такую зарезать? Властям удается подкупить прессу и переманить на свою сторону почти всех жителей города, а доктор Стокман становится изгоем и врагом народа. Не правда ли, знакомая история? Честный и неравнодушный человек вступает в неравный бой с государственной машиной и оказывается ею раздавлен — объявлен предателем, выброшен из профессии…
В минувшие 10—15 лет, когда открытое публицистическое высказывание было не в моде, об этой пьесе почти не вспоминали, но недавно она триумфально вернулась на подмостки. Сначала появился строгий и трагический «Враг народа» Льва Додина: тут частные проблемы с водолечебницей отходили на второй план, а сам Стокман (Сергей Курышев) рассуждал о тупом, сером большинстве и о меньшинстве, на стороне которого — правда. Потом в Театре Маяковского поставили версию пьесы Ибсена, где доктор Стокман, похожий на активиста Химкинского леса, участвовал в дебатах на телевидении, а его дочь вела экологический блог в интернете.
На фоне этих постановок спектакль Остермайера выглядит незатейливо. Скромный интерьер жилища Стокмана, стены, словно школьная доска, исписаны мелом. Молодая жена варит макароны и нянчит грудного ребенка, а сам герой, взлохмаченный и неряшливо одетый неформал, в перерывах между сценами лабает с друзьями на гитарах. Действие неспешно идет своим чередом, пока не наступает главная сцена, ради которой все и было затеяно.
Не смогли молчать
Доктор Стокман устраивает собрание, чтобы донести до людей свою точку зрения. Горожанами в версии Остермайера становятся сами зрители, и после пламенной речи Стокмана им предлагают тоже высказать свое мнение. На спектаклях в разных городах и странах прения проходили по-разному — где-то оживленно и ярко, где-то беседа не завязывалась совсем. Но того, что случилось в Москве, по признанию артистов, не было ни в одном городе мира.
Сначала зал почти единодушно проголосовал в поддержку доктора Стокмана. «Да вы с ума сошли!» — вскричал актер, и в голосе его читалось искреннее изумление. «Закрыть главное предприятие города! А вы подумали, сколько отцов семейств останется без работы?» Ни о чем подобном публика не думала, поскольку в своей речи доктор Стокман наступил ей на больную мозоль. В этот вечер в зале оказались сплошь представители «пятой колонны» — оппозиционные журналисты, актеры, свободолюбивое студенчество. И попытка разговора о врагах народа, о подавляющем большинстве и затравленном, но не сдающемся меньшинстве, быстро переросла в стихийный митинг. Кто-то предложил подняться на сцену всем, кто поддерживает Стокмана, — и ползала сорвалось с мест. И вот сплоченное меньшинство уже стояло плечом к плечу, но при этом каждый, видимо, стоял за что-то свое.
Кто-то говорил про грязную воду, кто-то стоял за абстрактную правду и справедливость, кто-то хотел поддержать одинокого и по-человечески симпатичного бунтаря, кто-то протестовал против тотальной лжи и коррупции, против продажности прессы и апелляции к мнению большинства, именем которого так часто оправдывают любые мерзости. Людьми руководило то самое «не могу молчать», которое выводило их на Болотную площадь и проспект Сахарова.
Но при этом, скорее всего, мало кто из зрителей действительно разделял идеи, высказанные Стокманом. Дело в том, что главный монолог героя был переписан начисто и содержал теперь не ибсеновскую риторику о гордом человеке, возвышающемся над серой толпой, а современные левацкие тезисы — нападки на буржуазное общество потребления, либеральное (sic!) большинство и экономику, превращающую нашу жизнь в бесплодную пустыню. Вряд ли кто-то из нашей прогрессивной публики поддержал бы сегодня призыв Стокмана довольствоваться малым — ведь для нас это приглашение «back in the USSR». И, формально защищая Стокмана, вышедшая на сцену публика отстаивала совсем другие ценности, в чем-то прямо противоположные авторским. Но радует то, что классическая российская мизансцена «народ безмолвствует» была в кои-то веки отменена.
