У Михалкова нет ни одной картины без шлейфа слухов, сплетен, баек и легенд. Не всегда красивых, не всегда правдивых, но прочно осевших в народной памяти. Про «Рабу любви» говорили, что Михалков «украл» ее у Хамдамова. На самом деле, история была типичная для индустрии кино того времени. Почти весь отснятый Хамдамовым материал фильма «Нечаянные радости» по сценарию Кончаловского был уничтожен, проект передали Михалкову вместе с героиней — малоизвестной артисткой Еленой Соловей в образе Веры Холодной. «Раба любви» стала одной из лучших его картин.
У «Солнечного удара» тоже есть история. Фильм по рассказам Бунина мечтал снять не только Никита Михалков, но и его товарищ Иван Дыховичный. Ивану утвердили сценарий, и фильм поставили в план. А потом без объяснения причин проект закрыли. Дыховичный утверждал, что это было сделано по требованию Михалкова. И вот десятилетия спустя мастер нанес свой «Солнечный удар». Только Ивана уже нет на свете.
Михалков и Бунин
Главные герои — Он и Она — в фильме есть, место действия — пароход, плывущий по Волге, — тоже. Есть ночь любви в уездной гостинице. И есть бесконечно задаваемый героем вопрос: «Как все это случилось?» Есть Одесса 1920 года, в которой обрываются «Окаянные дни». Больше никаких совпадений с первоисточником нет. И ответить на самый часто задаваемый вопрос друзей «А это Бунин?» можно довольно просто: это Бунин, дописанный Михалковым. И это, конечно, не преступление. Точно так же «Сталкер» — это Стругацкие, дописанные Тарковским. Отношения автора фильма и автора литературного первоисточника — вещь глубоко интимная. И они точно не лежат в плоскости строгого соответствия сюжету и внешнему облику персонажей. Тут речь идет о глубинных смыслах. Михалков же картинно демонстрирует свое восхищение Буниным, используя все возможные формы вежливости. Но чем больше он воздевает глаза к небу и рассыпается в комплиментах, тем страшнее и очевидней пропасть непонимания между режиссером и автором.
Факир был пьян
Соединить «Солнечный удар» с «Окаянными днями» можно на простом школьном противопоставлении: прекрасное вчера и ужасное сегодня. Время действия «Удара» Михалков придумал за Бунина: это 1907 год. Почему именно 1907-й, станет ясно в конце: эти 13 лет ему понадобились, чтобы мальчик Егорий из уездного города вырос и стал Георгием Сергеевичем. Вообще удивительна эта старательность в поисках логики: Михалкову очень важно, чтоб все было закольцовано, чтоб никто не посмел обвинить в нестыковках и несовпадениях. Эта занудная въедливость сыграла с ним плохую шутку: выверенные детали — до часов, минут, нюансов топонимики и геральдики, подробностей газетных новостей, механизмов детских игрушек и кулинарных особенностей — полностью заменили живое дыхание времени, подчинили себе всю прелесть и непредсказуемость человеческой природы. Из любого бунинского намека, беглого взгляда, маленькой запятой памяти в фильме выстраивается жирная аляповатая крикливая имитация «подробности», доведенная жадным до метафор режиссером до абсолютного китча. Если уж герой идет по базару — то базар будет размаха кустодиевских полотен с румяными толстозадыми бабами, c жирными гусями, горшками да самоварами и с обязательной гармошкой в растяг. Если в объектив попадает река, это будет «Волга-матушка» — прозрачная, как слеза, гладкая, как зеркало, и отражаться в ней будут бескрайнее синее небо да густые зеленые леса, что раскинулись по кисельным берегам. Упомянутая в рассказе фотостудия с портретами местной элиты в витрине превратится в долгую безвкусную жанровую зарисовку с Александром Адабашьяном в роли фотографа и композитором Эдуардом Артемьевым в роли его помощника. Своих клиентов персонаж Адабашьяна рядит в костюмы мушкетеров, добавляя им в штаны увесистую «деталь» и изображает из себя режиссера, снимающего «фильму про янычаров» (как в «Рабе любви»). То, что сорок лет назад выглядело как ироничная пародия, сегодня смотрится чудовищной пошлостью. И таких самоцитат в фильме немало.
Методичные переходы из эпохи в эпоху — от солнечного 1907-го в серо-черный 1920-й — единственное развлечение для зрителя, уже к исходу первого часа фильма изрядно подуставшего от однообразия и отсутствия сюжета. И обилие придуманных персонажей, о которых Бунин и не подозревал, никакой стройности и увлекательности повествованию не прибавляет. Огромная сцена с факиром на пароходе, в которой прекрасному артисту Авангарду Леонтьеву не только нечего делать, но практически нечего и говорить, выматывает своей необязательностью и вымученностью. Факир был и в гриме, и без грима, был и трезвый, и пьяный — но так и не объяснил смысл своего появления. Сексуально озабоченная дама с мужем-иностранцем, белокурые дети с выпученными глазами, сладкий писатель Тригорин в гриме Чехова, хозяйка гостиницы, подглядывающая в замочную скважину, сам Михалков на фотографии в образе мужа героини — все эти невнятные образы лишь имитируют живую клубящуюся жизнь, превращают ее в дешевый водевиль со вздохами и междометиями вместо диалогов, в фотообои вместо пейзажа за окном.
Исполнители главных ролей — Виктория Соловьева и Мартиньш Калита — вроде и симпатичные молодые люди, но какие-то безликие, пресные, не вызывающие никакого интереса, даже узнаваемый голос Евгения Миронова не добавляет главному герою ни обаяния, ни страсти. Никакого удара в «Солнечном ударе» тоже нет. Нет той божественной безумной химии, что сносит крышу, что гонит с палубы в незнакомую ночь, в случайную гостиницу, что валит ураганом в смятую казенную постель, что не оставляет ни имени, ни адреса, ни перчатки, а только нечеловеческую тоску неузнанной, упущенной любви. И мелькание обливающихся потом лиц и тел, смонтированное с работой пароходного двигателя и ходящими туда-сюда поршнями, трудно признать лучшей эротической сценой. Правда, там в конце еще на крупном плане сабля стоит и из медного краника что-то капает, но будем считать, что мы этого не видели.
Происхождение видов
Вместо «Окаянных дней» — исполненного трагизма и отчаяния дневника великого русского писателя, который сдирал себя с Родины, как присохший окровавленный бинт, — Михалков с товарищами сочинил пошлую примитивную повестушку в духе своего же фильма «12» с ходульными персонажами и знакомым до оскомины морализаторством.
Вот плененные белогвардейцы в ожидании эвакуации коротают время за философскими разговорами в пункте временного пребывания где-то под Одессой. Главных персонажей шестеро, все они четко разведены по политическим квартирам: национал-патриот Ротмистр (Виталий Кищенко), либерал Морской офицер (Александр Устюгов), конформист-соглашатель Полковник (Владимир Юматов) и просто настоящий русский офицер, из тех, что «бывшими не бывают», — Подпоручик (Милош Бикович). Этот политический кружок обрамляют романтический Юнкер (Александр Мичков), мечтающий всех помирить и сфотографировать, и повзрослевший герой «Солнечного удара», так за 13 лет от «удара» и не оправившийся. Диалоги офицеров состоят из обрывков бунинского текста и знакомой «бесогонской» публицистики. Здесь и наезды на предателей-либералов, и причитания о народе-богоносце, истинном и мнимом патриотизме, христианском смирении, об особой миссии России… Михалков любуется своими героями, долго и подробно выстраивает белогвардейскую рать на Потемкинской лестнице, камера бережно скользит по прекрасным светлым лицам — русским, кавказским, татарским, азиатским — в офицерских фуражках, в лихо заломленных казацких папахах, в юнкерских бушлатах… Вот же она, Россия, которую мы потеряли! «Как же все это случилось?» А случилось так, что на дворе сегодня 2014 год. Год возрождения большой советской империи, год начала отложенной гражданской войны, год торжества чекистской идеологии и советского мышления, год путинского русско-советского мира, год крестового похода против мировой буржуазии, еврейской интеллигенции, и прочей дерьмократии во имя свободы русских рабочих и крестьян, год переписывания Великой Истории, в которой «Окаянные дни» вовсе не окаянные, а даже совсем наоборот… Практически повторяя подвиг собственного отца-стихотворца, с готовностью заменявшего в словах гимна Сталина на Ленина, а Ленина на Бога, Михалков переписывает бунинский дневник под изменившиеся обстоятельства. И большевистская власть во всем ее уродстве и бесчеловечности исчезает из экранной версии. Исчезают эти красные, одутловатые, бесформенные лица, мутные от пьянства и кокаина глаза, исчезают визжащие вожди — ленины, дзержинские, луначарские, которых Бунин называет не иначе, как животные, исчезают толпы новых хозяев жизни — мародеров, бандитов и насильников с красными бантами в петлицах ворованных шинелей. «… И лицо поколения будет собачье», — цитирует библейские строки Бунин. У Михалкова большевистскую власть представляет карикатурная парочка инородцев — визгливая Розалия Самуиловна Залкинд (Землячка) и рыхлый венгр товарищ Белла Кун, — и милейший, обаятельно окающий чекист Георгий Сергеевич (Алексей Дякин), который раньше был хорошим мальчиком Егорием, Богу молился, карасей ловил, на Волгу любовался, а потом начитался Ч. Дарвина и пошел по скользкой дорожке. Народная казачья песня «Не для меня придет весна» в исполнении хора и Михалкова, конечно, многое объясняет. Хороший Бунин. Мединскому понравится.
