The New Times продолжает цикл статей о Первой мировой войне, столетие которой совпало с резко осложнившейся международной обстановкой, — не случайно европейская и американская пресса проявила повышенный интерес к этой теме Продолжение. Начало в №22–23 и статье «Балканский фитиль»
Газовая атака. Солдаты, выходящие из дыма. 1914–1918 гг. /фотографии предоставлены Мультимедиа Арт Музеем** **Выставка «Война, покончившая с миром» открылась в Мультимедиа Арт Музее 4 июля 2014 г. ***В скобках даны даты по новому (Григорианскому) стилю. С первой трети XIX века Балканы называли «пороховым погребом Европы». Искра упала на балканский порох 15 (28 июня)*** 1914 года, когда сербский националист Гаврило Принцип из группы «Молодая Босния» несколькими выстрелами из револьвера убил в Сараево наследника австрийского престола, племянника императора Франца-Иосифа — эрцгерцога Франца-Фердинанда и его беременную жену герцогиню Софию-Марию Гогенберг, урожденную чешскую графиню фон Хотков. Почему Франц-Фердинанд? Мотивы убийства не оставляли сомнений. Оно было осуществлено военной организацией сербских шовинистов с целью вызвать военный конфликт с Австрией, в который бы вмешалась Россия, болезненно пережившая свое бессилие в помощи Сербии при австрийской аннексии Боснии в 1908 году. Война, как мечтали террористы, привела бы к созданию «великого югославского государства» из сербских, австрийских, венгерских, черногорских и болгарских земель. Дополнительным мотивом при выборе жертвы теракта было то, что 50-летний эрцгерцог Франц-Фердинанд был известен как горячий сторонник федерализации Австро-Венгрии и даже превращения дуальной монархии в триальную, где славянам были бы даны такие же государственные права, как немцам и венграм. Вместе с известным политическим мыслителем, трансильванским румыном Аурелом Константином Поповичем эрцгерцог в 1906 году составил план Соединенных Штатов Великой Австрии или Австро-Венгро-Славии. Осуществление этого плана, предполагавшего создание, в том числе, и самоуправляющегося Королевства Хорватия (включающего Боснию), делало сербскую идею Югославии нереализуемой — культурные славянские народы Австрийской империи, безусловно бы, поддержали в своем большинстве такие преобразования, а исходивший от отсталой полуазиатской Сербии альтернативный проект потерял бы всякую привлекательность. Убийца и его сообщники признавались на суде, что это был один из мотивов смертного приговора, который они вынесли Францу-Фердинанду. „
Убийство эрцгерцога было осуществлено с целью вызвать военный конфликт с Австрией, в который бы вмешалась Россия
” Австрийское правительство совершенно резонно обвинило в организации убийства Белград и 10 (23) июля предъявило Сербии ультиматум, выдвинув набор жестких требований, включая расследование убийства с участием австрийских чиновников и наказание лиц, участвовавших в антиавстрийской пропаганде по спискам, которые представят сами же австрийские власти. «Требования, которые в нем (ультиматуме) заключались, еще никогда не предъявлялись ни к одной европейской державе, и принятие их Сербией в полном объеме равнялось бы добровольному отречению от национальной независимости», — отмечал в воспоминаниях Сергей Сазонов, в ту пору министр иностранных дел царской России. Позднее, в 1917 году, сами сербы, хлебнув всех ужасов войны, расстреляют сербских офицеров — организаторов Сараевского убийства: начальника разведывательного отдела сербского генштаба полковника Драгутина Дмитриевича, майора Любомира Вуловича и Раде Малобабича. Но тогда, в 1914-м, они и их покровители были слишком влиятельны в Белграде, хотя их причастность к убийству была известна многим.
Дворец в Царском Селе. Император Николай II осматривает Бельгийский корпус волонтеров перед отправкой на фронт в Галицию. Начало января, 1916 г. По плану Шлиффена Россия понимала, что дело идет к третьей Балканской войне, в которой ей вряд ли удастся сохранить нейтралитет. Не желая войны, Петербург попытался усадить стороны конфликта за стол переговоров. Русская дипломатия выступила посредником между Веной и Белградом, советуя сербам проявить максимальную разумность и сговорчивость и принять все условия ультиматума. Белград был готов согласиться на все — кроме допуска австрийских представителей на свою территорию. Однако Вена, прекрасно зная, куда тянутся нити заговора младобоснийцев, не удовлетворилась этим ответом и разорвала дипломатические отношения с Сербией, а 15 (28) июля объявила ей войну. Отвергла Австрия и посреднические усилия Великобритании. Начались артиллерийские обстрелы Белграда австрийскими батареями, расположенными на левом берегу Дуная, а в приграничных с Сербией провинциях Австрии было объявлено осадное положение. В течение всего периода Балканского кризиса русская дипломатия лихорадочно искала возможность избежать большого европейского конфликта. Император Николай II вступил в активную переписку с кайзером Вильгельмом II, стремясь убедить его в необходимости заставить своего австрийского союзника пойти на мировую. «Было бы справедливо повергнуть австро-сербский спор на решение Гаагского трибунала. Я доверяю, дорогой кузен, твоей мудрости и твоей дружбе», — писал русский царь кайзеру. Сербы были готовы на рассмотрение своего конфликта с Австрией в Гааге, но австрийцы решили не медлить. Они хотели «ликвидировать Сербию как политический фактор на Балканах» раз и навсегда. Германия поддерживала в этом своего союзника. Германский посол в Петербурге граф Фридрих фон Пурталес убеждал Сазонова: надо позволить Австрии и Сербии разрешить спор без вмешательства третьей силы. Сербия же, обнаружив себя перед лицом мощной австрийской армии, отчаянно взывала о помощи к России.
Медсестра французского Красного Креста помогает раненому. Германия, 1914–1918 гг. Помня о «дипломатической Цусиме» в боснийском кризисе, Россия на этот раз решила проявить твердость и оказать давление на Австрию силой. В противном случае перед ней встала бы перспектива утраты доверия союзников по Антанте и на Балканах и постепенного превращения в сателлита Германии. Сазонов, вспоминая провал своего предшественника Извольского на переговорах с Эренталем в 1908 году, рекомендовал государю держаться жесткой линии и одновременно уговаривал Берлин оказать умиротворяющее давление на Австрию. Тогда он не знал, что Германия еще больше, чем Австрия, ищет повода к войне за ускользающую из ее рук власть над Европой. Открытые в 1919-м и после 1945 года архивы германского МИДа показали это с полной очевидностью. „
Убийство эрцгерцога было осуществлено с целью вызвать военный конфликт с Австрией, в который бы вмешалась Россия
” Желая припугнуть австрийцев, совет министров под председательством императора Николая II принял 28 июля решение приступить к немедленной (частичной) мобилизации четырех военных округов — в общей сложности 13 армейских корпусов, — предназначенных к действиям против Австро-Венгрии. 29 июля утром указ был опубликован. В Вене и Берлине русская мобилизация вызвала, однако, не страх, а решимость действовать быстрее. Ведь в случае вступления России в войну с Австрией Германия обязана была выступить против России, а Франция в этом случае — против Германии. Следовательно, в дело вступал стратегический план, разработанный еще в начале XX века начальником германского генштаба графом фон Шлиффеном: военный успех в войне на два фронта можно обеспечить только за счет быстроты проведения мобилизации и военного наступления. Коль Россия мобилизуется, ждать нельзя, надо действовать. К тому же и австрийцы, и немцы были почти уверены: Великобритания не будет таскать для Сербии и России каштаны из огня и от военных действий воздержится. Естественно, это придавало им смелости.
«Обречь на смерть сотни тысяч» Советники русского царя — министр иностранных дел Сергей Сазонов, военный министр Владимир Сухомлинов и начальник генерального штаба Николай Янушкевич теперь считали большую европейскую войну неизбежной, да и о плане Шлиффена были прекрасно осведомлены. Усматривая в маневрах кайзера попытку отсрочить мобилизацию русской армии, чтобы в момент начала войны оказаться в более выгодном положении, они настаивали на немедленном переходе от частичной к всеобщей мобилизации. Но царь, понимая последствия большой войны, продолжал надеяться на возможность договориться с Вильгельмом. Германия требовала от России отказаться от частичной мобилизации (немцы не знали, что конкретного плана частичной мобилизации в русском генеральном штабе на самом деле и не существовало), угрожая, в противном случае, войной. Сама Германия, впрочем, без большого шума, к мобилизации уже приступила. Лихорадочная переписка между Царским Селом и Сан-Суси (летняя резиденция германских императоров) ни к чему не привела. 17 (30) июля Николай II отдал приказ о всеобщей мобилизации. Вспоминая свой доклад у государя днем 17 (30) июля 1914 года, Сазонов пишет: «В таком положении государю не оставалось ничего иного, как повелеть приступить ко всеобщей мобилизации. Государь молчал. Затем он сказал мне голосом, в котором звучало глубокое волнение: «Это значит, обречь на смерть сотни тысяч русских людей. Как не остановиться перед таким решением?» В тот же день германский посол вручил Сазонову ультиматум с требованием в течение 48 часов отменить мобилизацию. Ультиматум остался без ответа. 31 июля Германия, зная о союзнических обязательствах Франции в отношении России, предъявила ультиматум и ей: Франция должна объявить свой нейтралитет в конфликте России с Германией и Австрией и в качестве гарантии сдать Германии свои крепости на границе — Туль и Верден. Эти требования французы с негодованием отвергли, и 1 августа сами объявили мобилизацию. В ответ на это Германия оккупировала герцогство Люксембург, расположенное между нею, Францией и Бельгией.
Сенегалец. 1914–1918 гг. ****С.Д. Сазонов. Воспоминания. И тогда свершилось. «19 июля (1 августа) в 7 часов вечера, — вспоминает Сазонов, — ко мне явился граф Пурталес и с первых же слов спросил меня, готово ли русское правительство дать благоприятный ответ на предъявленный им накануне ультиматум. Я ответил отрицательно... Посол, с видимым усилием и глубоко взволнованный, сказал мне: «В таком случае мне поручено моим правительством передать вам следующую ноту». Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны... После вручения ноты посол, которому, видимо, стоило большого усилия исполнить возложенное на него поручение, потерял всякое самообладание и, прислонившись к окну, заплакал, подняв руки и повторяя: «Кто мог бы предвидеть, что мне придется покинуть Петербург при таких условиях». Несмотря на собственное мое волнение, которым мне, однако, удалось овладеть, я почувствовал к нему искреннюю жалость, и мы обнялись перед тем, как он вышел нетвердыми шагами из моего кабинета»****. Последовала цепная реакция объявления войны. 21 июля (3 августа) Германия объявила войну Франции. Через три дня Австрия объявила войну России. Англия действительно некоторое время колебалась, не желая ввязываться в европейский конфликт ради чуждых ей интересов спасения Сербии. Только после того, как германские войска, исполняя план Шлиффена, вторглись в Бельгию, нарушив ее нейтралитет, гарантированный Англией еще в 1839 году, Британская империя 22 июля (4 августа) объявила войну Германии. За неделю война приобрела мировой масштаб.
