Михаил Савин. Полиция Марселя сдерживает толпу приветствующих советскую делегацию, 1960 год
Они — летописцы той эпохи, по которой многие сейчас ностальгически вздыхают. Наум Грановский на протяжении шестидесяти лет работал в ТАСС и начиная с 1920-х годов снимал Москву. В Центре фотографии имени братьев Люмьер представлено более 100 культовых работ этого главного архитектурного фотографа сталинского ампира. По его работам видно, как менялся не только внешний облик города, но и жизненный уклад москвичей. Это официальные фотографии, в них нет места негативу или скепсису, некоторые бытовые снимки выстроены почти рекламно и были призваны подтвердить достижения советского народа. Сегодня они воспринимаются наподобие сюрреалистических фантазий Сальвадора Дали.
Михаил Савин — знаменитый фронтовой фотограф, но в том же Центре на выставке «Зима будет холодной» представлены работы Савина, сделанные им в начале 1960-х, когда он работал собкором журнала «Огонек». Это конец «оттепели» и начало «заморозков». Переходя от одной экспозиции к другой, видишь большой отрезок истории страны, ее движение от Сталина к Хрущеву.
Большой стиль
В 1926 году шестнадцатилетним подростком Наум Грановский приехал в Москву с одной плетеной корзинкой в руке и мечтой заниматься фотографией, которой он увлекся в 13 лет, когда отец подарил ему фотоаппарат «Кодак». Семья жила в коммунальной квартире, и роль фотолаборатории исполнял санузел. На бирже труда он добился направления на работу в цех пресс-клише ТАСС учеником печатника, благо там у Наума уже работал родственник. В задачи ученика входило проявлять пластинки, печатать и сушить снимки, а также ходить на оперативные съемки. Это были его первые университеты. Уже в 1931-м двадцатилетнего Грановского назначают начальником цеха массовой печати при тресте «Союзфото». А еще через три года приглашают работать в издательство «Изогиз». Тогда же, в 1931 году, принимается план реконструкции Москвы: город превращается в грандиозную стройку, которую он со страстью и любовью фиксирует своим фотоаппаратом.
Черты фирменного стиля Грановского: высокая точка съемки, перспектива уходящего в даль проспекта, достаточно высокая линия горизонта, позволяющая дать панораму города, и строго выстроенная композиция
Работая в ТАССе, Грановский пристрастился к оперативной съемке. Причем фотографировал не только новостройки, но даже и пустыри, справедливо полагая, что вскоре на них будут построены дома и таким образом его снимки покажут этапы рождения нового города. В своих воспоминаниях Грановский говорил, что производил съемку по точно разработанному плану-сценарию, основанному на длительных предварительных наблюдениях. Например, в течение одного дня он снимал на 1-й Мещанской улице, на Крымском мосту, в Охотном Ряду — с крыши гостиницы «Националь», в Дангауэровской слободе — с крыши строящегося восьмиэтажного дома. Благодаря Грановскому сохранились виды военной Москвы — замаскированные под нейтральную застройку такие заметные ориентиры города, как Большой театр и Исторический музей, аэростат заграждения над памятником Пушкину и другие.
Культура два
Снимки сталинского ампира — особая часть творчества Грановского, визуальный рассказ, как архитектура стала отражением идеологии. Хотя надо оговориться, что сам автор к этому наверняка не стремился.
Занимаясь историей архитектуры 1920–1930-х годов, культуролог Владимир Паперный противопоставил культуру русского авангарда набирающей оборот новой культуре, которую в архитектуре принято называть «сталинской». Паперный показал, как культура стремительно подчиняется тоталитарной идеологии, что дало возможность сравнивать процессы, происходящие в СССР, с аналогичными процессами, происходившими в те же годы в Германии. Паперный описал культуру 1920-х годов и условно назвал ее «Культурой Один», а культуру сталинской эпохи назвал «Культурой Два». При этом он избегает оценок и не утверждает, что первая — за свободу, другая — за тоталитаризм. На самом деле и в 1920-е годы, и позднее процессы происходили похожие, но если сначала они генерировались снизу, то позднее — исключительно сверху. Манифест коммунистов-футуристов, например, предполагал «отбросить все демократические иллюзии» и подчинить культуру «новой идеологии». Художники требовали власти, ибо «сейчас нет и не может быть иной художественной власти, кроме власти меньшинства». Они мечтали разогнать сложившуюся в искусстве «учредилку с представителями умерших и живых шахов персидских» (Малевич).
Наум Грановский. В новой квартире. Перед зеркалом, 1950-е годы
Наум Грановский. Строительство высотного здания на Смоленской площади, Москва, 1950-е годы
Любовь нового искусства к власти и властям была очевидна… Если в предвоенное время в новой архитектуре Москвы доминировали здания в конструктивистском стиле, а все грандиозные проекты типа Дворца Советов с фигурой вождя, венчающей сооружение, остались (к счастью) только на бумаге, то победа в войне вызвала потребность в новой архитектуре, которой и стал сталинский ампир. Он характеризуется сочетанием классических пропорций и символических мотивов во внешней отделке. Главным отличительным признаком сталинского ампира стали портик и парадная фасадная композиция.
В январе 1947-го, когда страна лежала в руинах, Сталин подписывает постановление Совмина «О строительстве в г. Москве многоэтажных зданий». Город отмечает свое 800-летие, и 12 сентября происходит торжественная закладка многоэтажных зданий, которые начали строиться только в 1949 году. Причем любопытно, что строить начали вовсе не те здания, которые были заложены в 1947-м. Дело в том, что Сталин зарубил проекты первых высоток, отчего история каждого здания выливается в своеобразный детектив — когда, например, по предложению Сталина на уже возведенном здании на Смоленской площадиЗ спешно строится бутафорский шпиль, который после 1953 года архитектор проекта слезно умоляет снести…
Черты фирменного стиля Грановского: высокая точка съемки, перспектива уходящего в даль проспекта, достаточно высокая линия горизонта, позволяющая дать панораму города, и строго выстроенная композиция. Грановский умел балансировать на тонкой грани, когда вид города, с одной стороны, остается подлинным, с другой — концентрирует в себе образность символа.
Михаил Савин. Н.С. Хрущев и Ж. Кеннеди в Вене, 1961 год
Михаил Савин. Париж, 1960 год
Конец оттепели
Кураторы обеих выставок сознательно минуют исторические вехи, делая акцент на обыкновенной, можно сказать, заурядной жизни. За кадром остаются исторические катаклизмы, в кадре — мирная жизнь. Поэт Леонид Мартынов в 1955 году выпускает сборник стихов, ставший первым бестселлером «оттепели»: «Ветер с далекого моря, оттепель, капельки с крыш. На почерневшем заборе — клочья промокших афиш. На зиму не похоже и до весны месяца…»
В архитектуре смена власти выразилась в принятии постановления № 1871 ЦК КПСС и Совмина СССР от 4 ноября 1955 года «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», которое завершило эпоху советского монументального классицизма. Со зданий стали спешно сбивать декоративные элементы, хотя планировка их еще на некоторое время оставалась все же «сталинской».
Выставка Михаила Савина «Зима будет холодной» показывает короткие моменты общественной жизни накануне холодной войны
Выставка Михаила Савина «Зима будет холодной» показывает короткие моменты общественной жизни накануне холодной войны. В 1961 году в Вене состоялась встреча Джона Кеннеди и Никиты Хрущева, в ходе которой им не удалось решить ни один из актуальных на тот момент вопросов, касающихся внешней политики двух государств. «Нас ждет холодная зима», — сказал тогда Кеннеди. Спустя всего пару месяцев Западный Берлин и ГДР разделила Берлинская стена. Репортаж Михаила Савина с этой встречи, а также его снимки со встреч Хрущёва с другими государственными деятелями и фотозарисовки европейской жизни стали контрапунктом экспозиции и дополнены фотографиями зимних пейзажей. Из наследия Савина (а выставка приурочена к 100-летию со дня его рождения) можно было выбрать, конечно, его хрестоматийные военные фотографии. Но авторы проекта пошли по иному пути, создав то напряжение, которое заставляет нас внимательно всматриваться в фотографии, зная, что за ними стоит.
«А зима будет большая, только сумерки и снег…» — лирическая песня Юрия Визбора в 1967 году воспринималась точно так же, как некогда стихи Леонида Мартынова. Эта метафора была всем понятна. Страна входила в начало зимы.
Фото: Пресс-служба Центра фотографии
