Антикризисный план власти предусматривает дополнительно 16 млрд руб. на закупку медикаментов и защиту отечественных производителей. The New Times разбирался, чем и почем мы будем лечиться У аптечного прилавка пожилая женщина в черном пальто аккуратно отсчитывает пять сторублевых купюр: «Подождите, тут еще мелочь», — она достает из кармана бумажный кулек, из которого по прилавку разлетаются желтые пятидесятикопеечные монеты. Людмила Петровна в советское время работала начальником отдела в Министерстве торговли, сегодня — пенсионер. По ее наблюдениям, с декабря цены выросли на 15–30 %. В аптеке через дорогу возмущается женщина у кассы: «Ведь еще позавчера мои таблетки были по 157 рублей!» — «А сегодня 190», — разводит руками девушка за прилавком. Директор (она просила не называть ни фамилию, ни номер аптеки) признается: чтобы сохранить клиентов, им и так пришлось снизить розничную наценку на 2 %. «Оптовые поставщики подняли цены еще в декабре, — говорит она. — А лекарства из списка жизненно важных, цены на которые устанавливает правительство, поставщики на какое-то время и вовсе перестали отгружать». В третьей аптеке Алла Ивановна, пенсионерка, покупает обезболивающий препарат: «Получить рецепт на бесплатные лекарства в поликлинике стало очень сложно, врачи выписывают самые дешевые, которые плохо лечат», — Алла Ивановна сама в прошлом врач, работала в районной больнице. Провизор говорит, что покупать лекарства старики меньше не стали: «Если раньше брали в ближайшей аптеке, то теперь ходят с блокнотами, переписывают цены и сравнивают. Часто заходят — посмотрят и уйдут. Через полтора часа, глядишь, опять вернулись — значит, ничего дешевле так и не нашли». Головная боль Доля импортных препаратов на нашем рынке, по данным за 2014 год, составила 76 % (см. инфографику на стр. 12).
Увеличить Как рассказал NT врач-реаниматолог Олег Томаровский, практически в любой отрасли медицины есть серьезная зависимость от импорта, которую не может покрыть отечественная фарминдустрия: «Это и онкология, и кардиопрепараты, средства для лечения системных заболеваний, ряд препаратов для лечения инфекций, прежде всего ВИЧ-инфекции». Директор Центра социальной экономики Давид Мелик-Гусейнов прогнозирует рост цен на лекарства в этом году на уровне 20 % и сокращение импорта на 10–15 %. По его словам, сейчас не время для системных мер: «Во время кризиса они не работают, нужен режим ручного управления, надо садиться и договариваться с каждым крупным игроком рынка по фиксации цены, по скидкам и объемам поставок». Директор одной из крупных фирм-дистрибьюторов, согласившаяся разговаривать на условиях анонимности, не ждет в этом году ничего хорошего: «Только за последние три месяца цены подскочили на 15 % — поставщики поднимают цены, и нам приходится, потому что из-за курса рубля и инфляции растут издержки». Уже к лету, считает собеседник, с рынка могут исчезнуть некоторые медикаменты, если производителей не будет устраивать закупочная цена. Впрочем, хорошо, если к лету. В Севастополе — по официальной статистике — за год лекарства подорожали на 33 %, при этом горожане говорят, что в аптеках трудно купить противовоспалительные и антигистаминные средства, нет простейших физраствора и глюкозы для капельниц, которые в условиях ограниченных поставок в первую очередь направляются в клиники. В Крыму уже начались «аптечные» туры на Украину, где лекарства пока заметно дешевле и ассортимент шире. Например, противовоспалительный гель в соседней стране стоит 85 гривен (369 руб.), а в Севастополе 465–490 руб. или препарат для лечения суставов — 810 руб. на Украине и 980 руб. в Севастополе.
Жизнь ценой в баррель Правительство в принятом 27 января антикризисном плане пообещало 16 млрд руб. на компенсацию расходов на подорожавшие лекарства. Эти деньги пойдут в первую очередь в больницы. При этом следующий пункт документа вводит ограничение на допуск на торги по госзакупкам импортных препаратов, если есть хотя бы две заявки на поставку товара российского производства. То есть два разных поставщика могут предложить одно и то же лекарство, и больницы не смогут закупать импортный аналог, хотя до сих пор они были обязаны проводить тендеры и выбирать лишь наиболее дешевые препараты, как правило — дженерики. Директор НИИ онкологии Сибирского отделения РАН Евгений Чойнзонов сказал NT , что в онкологии доля импортных препаратов превышает 60 %: «Если сократится поставка дорогостоящих таргетных препаратов (один курс стоит до 100 тыс. руб.), которые направлены на определенную мишень, например, при раке поджелудочной железы или почки, нам придется говорить не о качестве лечения, а о продолжительности жизни наших пациентов». В переводе на русский: лечить будет нечем, останется только хоть как-то поддерживать жизнь. «Предложение правительства приведет к сворачиванию конкуренции, и, как следствие, к повышению цен, увеличатся риски по качеству препаратов», — уверен Владимир Шипков, исполнительный директор Ассоциации международных фармацевтических производителей (AIPM). Он настаивает, что со стороны компаний-членов ассоциации, на долю которых приходится 60 % импорта, не будет серьезного дефицита по поставкам лекарств, если только правительство не будет принимать необдуманные и политизированные решения, как, например, принудительное лицензирование* *Регистрация и производство препаратов без разрешения патентообладателя. Применялось в Зимбабве, Таиланде, Эквадоре и еще в нескольких странах. . Автор этой инициативы, глава думского комитета по охране здоровья Сергей Калашников подтвердил NT , что в правительстве сейчас рассматривается вопрос о введении принудительного лицензирования некоторых дорогих, но жизненно важных препаратов, защищенных международными патентами, для лечения рака, СПИДа, орфанных (редких) заболеваний. При этом Калашников убежден, что в этом году не будет сокращения импорта лекарств: «Это высокодоходный бизнес». В больницах, по словам врача-реаниматолога Томаровского, лекарства на первый квартал года есть — они были закуплены еще осенью. А вот что будет дальше, — пока не очень понятно: «Будем на всем экономить и искать более дешевые способы лечения», — говорит Томаровский. Академик Чойнзонов сетует, что теперь ему приходится следить за курсом рубля и стоимостью барреля нефти, потому что от этого напрямую зависит судьба пациентов и сотрудников его института. По словам Чойнзонова, благодаря программе модернизации онкологической службы, проведенной в последние годы Министерством здравоохранения, у отрасли есть запас прочности на год: «Если ситуация со снабжением клиник лекарствами и оборудованием в ближайшее время ухудшится и через год не выправится, то тогда проблемы начнутся во всех регионах».
Увеличить На своем горбу Отсутствие необходимых импортных лекарств, которые не зарегистрированы в России (то есть не получили сертификата Росздравнадзора), уже многие годы решается «челночным» способом — просишь кого-нибудь, кто едет за границу, привезти нужный препарат. Это особенно острая проблема для онкологических больных, для людей с эпилепсией, с диагнозом «рассеянный склероз», для детей с муковисцидозом и другими орфанными заболеваниями. Но правила изменились. 23 января вступил в силу закон 532-ФЗ, карающий сроком до 8 лет ввоз лекарств «с целью сбыта», не прошедших регистрацию в России. При этом имярек по-прежнему может ввозить такие лекарства для личного пользования, но надо быть готовым доказать, что препарат действительно необходим человеку. Если же вы везете лекарства не для себя, а, скажем, для человека, который прикован к постели и сам не может выехать за границу, то адвокат Александр Арутюнов, занимающийся этой проблемой уже несколько лет, советует запасаться всеми возможными бумагами: документом от Минздрава, где сказано, что такому-то пациенту необходимо именно это лекарство по жизненным показаниям, с распиской от самого больного. Без этих бумаг будет трудно доказать отсутствие корыстного умысла: «Само понятие «сбыта» в судебной практике, например, по наркотикам, трактуется очень широко — даже дарение или угощение признается сбытом». Директор фонда «Подари жизнь» (он помогает детям с онкологией) Екатерина Чистякова подтвердила NT , что документа от Минздрава, который выдается по запросу клиники, вполне достаточно: «С лекарствами для наших подопечных пока никаких проблем не было». Беда только в том, что не в каждой больнице станут отправлять запрос в Минздрав на разрешение ввезти незарегистрированный препарат — врачи обязаны прописывать то, что есть на рынке.
Стрессовый сценарий Лекарства — товар критического спроса, поэтому хронические больные и пациенты клиник первыми заметят проблемы с импортом, когда им придется перейти на отечественные аналоги дорогих западных препаратов. Но этим дело не ограничится, уверен маркетолог Мелик-Гусейнов: «В этом году усилится процесс вымывания с аптечных полок дешевых препаратов — торговать дорогими лекарствами выгоднее». Но рынок в рублевом выражении вырастет, потому что спрос на лекарства всегда стабильный. А вот Владимир Шипков, чья ассоциация представляет интересы производителей лекарств, отказывается давать какие-либо прогнозы на ближайший год, потому что не знает, какие правила игры будут через несколько месяцев: «Мы готовы продолжать обеспечивать страну лекарствами, даже если это приводит к убыткам, а если будет прекращен импорт, это будет не наше решение». А вот у врачей оптимизма значительно меньше: если кризис и санкции затянутся, то это отбросит наше здравоохранение в восьмидесятые годы прошлого века, уверен академик Чойнзонов.
