«Папа мог всю ночь писать, а на маму лег весь ужасающий быт — до войны и после нее. Он был, в общем, небожителем. Его сын Андрей был таким же». 25 июня — сто лет со дня рождения поэта Арсения Тарковского. The New Times публикует интервью с его дочерью Мариной Тарковской.
Марина Тарковская — Олегу Дусаеву
Я знаю, что у Арсения Александровича было особое отношение к своему дню рождения.
Да, это правда. Эта традиция — отмечать день рождения и относиться к нему очень серьезно — сложилась с самого его раннего детства в семье Тарковских. Асик (его так звали уменьшительно) был младшим сыном, и к нему было особое отношение, особенно после того, как погиб старший брат. Так что папин день рождения всегда праздновали в семье Тарковских и пекли замечательный воздушный пирог. Накануне своего дня рождения папа доставал специальную деревянную дощечку, прикреплял кнопками белый лист бумаги и писал стихотворение сам себе на день рождения. Эта дата для него была очень важной — день его явления в этот мир. Не только радостный, веселый, это был день, когда папа пытался проанализировать прожитый год, пытался понять, что он приобрел, а что потерял за это время. Что произошло в его душе, как он подвинулся в поисках… Папа был вечный странник, человек, который не мог остановиться на чем-то конкретном в своей жизни, всегда шел вперед.
Ваша мама в одном из писем Арсению Александровичу писала, что Андрей и отец слишком похожи. И даже судьбы у них одинаковые. Что она имела в виду?
Она имела в виду, конечно, что характеры очень схожие. Когда мама это писала, Андрею было 10 или 11 лет и она уже видела сходство характеров. И, в общем, она очень правильно предсказала судьбу сына. Андрей действительно был похож на папу, отец и сын были необычными людьми. Андрей выделялся среди своих сверстников, маму это очень волновало. Было видно, что он одаренный человек. Какая-то самоуглубленность отличала и Андрея, и папу — та, что свойственна людям творческим. Говорят, чтобы стать художником, надо им быть. Они оба были рождены художниками, не вписывались в обычные рамки. Андрей был трудным мальчишкой. Мама за него тревожилась, потому что было непонятно, найдет ли он свой путь, как нашел его папа. Тот с раннего детства знал, что будет поэтом. Андрей же не сразу нашел свою дорогу. В этом смысле ему очень повезло, что он поступил во ВГИК. Он реализовался... Отец и Андрей были похожи и каким-то эгоизмом. Творческий человек прежде всего эгоист. Это потом понятно, что его творчество необходимо большому кругу людей, а для семейной жизни он абсолютно не годится, такой человек… Он погружен в себя, в творческий процесс, который его не отпускает. И когда надо из него вырываться и выходить на поверхность, для него это драма. Для Андрея пойти купить хлеба было трудно. И папа таким же был. Он мог сидеть всю ночь писать, а на маму лег весь ужасающий быт — до войны и после нее. Папа был, в общем, небожителем, и Андрей был таким же.
Расскажите, пожалуйста, о дружбе Вашего отца и Марины Цветаевой.
Надо знать, какой была Марина Ивановна. Это была удивительная женщина, у нее был огромный интерес к людям и желание обрести друга, который бы ее понимал с полуслова, с полувзгляда. В этом была ее огромная трагедия, потому что это не часто получалось в ее жизни. Она могла увлечься человеком и рассчитывать на него именно как на друга. Ей нужен был человек, который бы ее понимал, который чувствовал ее поэзию, ее характер, который бы слился с нею духовно. Когда она познакомилась с папой, это был 1940 год, уже были арестованы ее близкие… Жизнь ее была кошмаром. От Цветаевой шарахались. Был такой случай в Голицыне, в доме литераторов: один ее «доотъездный» знакомый, литератор, увидев Марину Ивановну на террасе дома, поспешил скрыться, не поздоровался. Она догнала его и дала пощечину. Она еще тогда не могла представить — что такое жизнь в Советском Союзе. Многие боялись… Папа не боялся. Дорожил этой дружбой. Но так получилось, что Марина Ивановна была тем человеком, которому нужно было принадлежать целиком. Отдавать ей время, часть своей жизни. А папа был женатым человеком, и такая близость была ему не нужна. Была нужна дружба с ней как с поэтом. Он меня назвал ее именем, потому что очень Цветаеву любил, хотя позже разочаровался в ее поэзии… Был такой случай, когда на одну из больших встреч в доме литераторов папа пришел с женой и сделал вид, что не увидел Марину Ивановну. Она это заметила и была страшно обижена. Было уязвлено ее женское самолюбие, и это было, конечно, ужасно. Существует их переписка, переписка двух поэтов, стихотворная. И последнее стихотворение Цветаевой посвящено папе — в ответ на его стихотворение «И стол накрыт на шестерых». Об этом папа не знал и только много лет спустя прочитал это стихотворение.
Он был влюбчив?
Я не могу сказать, что он был ловеласом. В его жизни были серьезные увлечения, что нашло отражение в его лирике. Это были редкие, но очень серьезные чувства. Может быть, в молодости это происходило чаще, но он был очень красив, и прежде всего дамы им увлекались. (Смеется.) Но если уж он влюблялся — то же самое, кстати, и с Андреем, — то это было какой-то катастрофой. Все было подчинено чувству. Безоглядному, делающему несчастными других людей. Уже во второй половине жизни несколько успокоилась его душа, и я видела его лицо, когда он разговаривал с мамой. Папа ощущал вину перед ней… Но было понятно, что склеить уже ничего невозможно. Мама говорила: «Если уж ушел, то уходи». Тут у нее был железный характер. Он не любила неопределенных ситуаций, страшно не любила обмана, никогда не кривила душой.
В некоторых стихотворениях Тарковского фигурирует некая «она». Кто это?
Это первая папина любовь — Мария Густавовна Фальц. Она была намного старше папы. Молодой папа и его друзья все были в одном кружке, который окружал Марию Густавовну. Она была их музой, их всеобщей любовью. Но предпочла Асика Тарковского, и папа ее любил почти всю жизнь. Очень много стихов ей посвящено. Они не могли быть вместе. Быт, повседневная близость мешает возвышенным и прекрасным чувствам. Мария Густавовна была изумительной женщиной, судя по папиным стихам… Вообще он был страшно увлекающийся человек — во всем. Он чинил пишущие машинки — разбирал, потом собирал. Это могло продолжаться всю ночь, пока он не закончит. Потом утром оказывалось, что еще какая-то деталь осталась и надо было снова все разбирать. В свое время он замечательно штопал носки, мама его очень хвалила. У него были замечательные руки — все, что он ни делал, он делал очень хорошо, аккуратно. Ремонтировал всякие мелочи, прекрасно умел чинить обувь. Мальчишкой он был подмастерьем сапожника, так что мог и ботинки починить, если было нужно. Он увлекался многими вещами. Папа был членом Всесоюзного астрономического общества. Он пытался устроить обсерваторию в Голицынской школе. Тарковским была собрана огромная библиотека по астрономии, и многие ученые весьма серьезно относились к папиным научным занятиям. Телескоп его стоял на чердаке дачи в Голицыне, и он никого к нему не подпускал. Только тех, кого очень любил. Я смотрела в этот телескоп несколько раз, и папа рассказывал мне о звездном небе.
Программу «Острова» об Аресении Тарковском с участием Марины Тарковской смотрите на телеканале «Культура» 25 июня в 19.55
