Философы редко становятся celebraties: Френсис Фукуяма — стал. В начале 90-х его имя регулярно появлялось в заголовках мировых газет, а о его статье, а потом и книге — «Конец истории и Последний человек» знали люди, от философии весьма далекие. Перспектива, нарисованная им, была не просто заманчивая — она практически обещала рай на земле: конец многовековой и кровавой истории человечества в виде победившей — если и не на всей планете, то на существенной ее части идеи либеральной демократии. О том, что «Конец истории» — это было не более чем аллюзия к заключительным абзацам знаменитого труда Гегеля «История философии» («История Мира — это не что иное как развитие Идеи Свободы», — писал великий агностик), знали значительно меньше. Статья «Конец истории» впервые была опубликована в 1989 году: до окончательного крушения советской коммунистической империи оставалось еще два года. Этот конец и увидел Фукуяма.
Френсис Фукуяма —
Евгении Альбац
Когда я прочитал слова (Михаила) Горбачева о том, что социализм по своей сути означает конкуренцию, я бросился к телефону звонить своему старому другу, с которым мы вместе (в докторантуре Гарвардского университета) занимались Марксом и Гегелем. Я сказал ему: «Если генеральный секретарь ЦК КПСС говорит о конкуренции, то это — конец истории!» Так появился заголовок той статьи. О том, что Советский Союз рухнет, тогда еще не думали, крах коммунистической системы никто не предсказал.
Вы действительно полагали, что в России будет демократия?
Да. Мне казалось, что это было стремление и многих людей у власти, и населения. Я и сейчас убежден, что сочетание политических и экономических свобод дает наилучший результат. Но правда и то, что есть страны, которым для успешного развития демократия оказалась не нужна. Например, Китай. Вопрос, который меня интересовал и интересует прежде всего, это в какой степени (утверждение режима) либеральной демократии зависит от культурных традиций той или иной страны, в какой степени идеи, антагонистичные модернизации — например, радикальный ислам — предопределены историей и культурой.
У Вас есть ответ?
Мой профессор в Гарвардском университете, Сэм Хантингтон, считает, что культура предопределяет режим, я — скорее нет. Посмотрите: многие из лидеров «Аль-Каиды» получили образование на Западе, жили в Европе. Например, Мухаммед Ата, который руководил операцией 11 сентября 2001 года (когда самолеты с пассажирами были направлены террористами на здания Мирового торгового центра в Нью-Йорке. — The New Times), хотя и родился в Саудовской Аравии, жил в Гамбурге. Так вот, я убежден, что радикальный ислам, суть которого — отрицание прогресса, модернизации, — это не религиозное течение, хотя и апеллирует к исламу, а прежде всего — политическое. После крушения коммунистической системы ниша радикальной идеологии оказалась вакантна и радикальный ислам ее заполняет.
Для Вас было ожидаемо, что демократия в России окажется столь недолговечной?
Нет, напротив, я как раз думал, что Россия станет демократической страной.
И почему — не стала?
После хаоса первых лет необходимо было укрепить институт государства: развитие невозможно, если нет элементарного порядка. И Путин, собственно, это и делал в начале своего президентства. Но сейчас в России установился режим авторитарной демократии: выборы сохранены, но многие демократические институты оказались задавлены.
Выборы были и при Советской власти…
Да. Но у Путина есть поддержка населения, тогда как над Брежневым просто смеялись.
А когда хоронили Сталина, отправившего в лагеря миллионы, люди плакали, в том числе и те, у кого родственники погибли в ГУЛАГе.
Мы не знаем, насколько это было искренне.
В условиях государственной пропаганды, отсутствия альтернативы и политической конкуренции насколько можно быть уверенным в размерах поддержки Путина? Может быть — и 50%, но может быть — и 10, 20 %, проверить это можно только экспериментальным путем, допустив на телеэкраны его оппонентов. Не так?
Вы правы: мы не знаем, каков реальный уровень поддержки Путина.
Как, с Вашей точки зрения, будет развиваться политическая ситуация в России, грозит ли нам участь Парагвая с его жестким и коррумпированным режимам или что-то более вегетарианское?
Вот ровно об этом я здесь в Москве всех и спрашиваю. Ответы разные.
Любопытно, Вы знаете, что философ Френсис Фукуяма — самый цитируемый американский философ в среде кремлевских чиновников. Например, Владислав Сурков, которого иногда именуют «Сусловым современной России», не раз обращался к Вашим цитатам о важности создания социального капитала — горизонтальных связей в обществе.
Да, мне говорили. Я завтра встречаюсь с Сурковым.
Френсис Фукуяма встретился с заместителем руководителя администрации президента В. Сурковым в пятницу, 15 июня. Говорили о суверенной демократии. Точнее, говорил Владислав Сурков. Фукуяма предпочитал все больше слушать. О деталях встречи с Сурковым философ распространяться не стал. Но тезис о «суверенной демократии» прокомментировал так.
Я понимаю, что у каждой страны свой путь к демократии. Для людей важна их национальная, культурная идентичность. Однако меня смущает то, что представление об особом пути может привести к изоляционизму, к тому, что Россия попытается отгородиться от остального мира. И это вряд ли ей будет полезно.
Как Вы думаете, у либерально мыслящих людей в России есть шанс при жизни увидеть возрождение демократических институтов и политики в стране?
Я убежден, что вы будете жить очень долго — я желаю вам жить очень долго, и потому шанс есть.
Профессор Фукуяма и автор этих строк закончили докторантуру одного университета — Гарвардского, на одном факультете — политических наук и увлекались лекциями одного и того же профессора — Харви Мэнсфильда, знаменитого специалиста по Маккиавелли, у которого мы оба слушали курсы по политической философии. С разницей в десяток лет. Первую свою работу для профессора Мэнсфильда я писала именно по «Концу истории» Фукуямы. К тому времени уже случился расстрел парламента в 1993 году и началась первая чеченская война. Я написала яростное опровержение всей концепции Фукуямы. Но я понимаю: Фукуяма в Гарварде писал работу по Гегелю, а фраза великого агностика: «История Мира — это не что иное как развитие Идеи Свободы», которую так часто повторял в своих лекциях о Гегеле профессор Харви Мэнсфильд, западает в голову — становится почти религией.
