Историки и правозащитники Санкт-Петербурга осуществляют грандиозный проект для сохранения памяти об уничтоженных согражданах — «Ленинградский мартиролог». С 1995 года выпущено 13 томов исследования из предполагаемых 17-ти (первоначально планировалось 15). Составители и издатели стараются собрать имена всех жертв политических репрессий советской власти. Анатолий Яковлевич Разумов, историк, сотрудник Российской национальной библиотеки, составитель и редактор мартиролога, рассказал корреспонденту The New Times о страшных фактах, найденных в процессе работы над мартирологом.
NT: Сколько имен в вашем мартирологе?
Имен, связанных с Петроградом-Ленинградом и Ленинградской областью, в этих томах будет около 60 тысяч. И это до 1954 года. А в электронном виде, на сайте, мы постепенно помещаем имена и всех других репрессированных — расстрелянных и приговоренных к расстрелу, но по разным причинам не расстрелянных — к примеру, умерших до приведения приговора в исполнение.
NT: Тема расстрелов — это и тема мемориальных кладбищ. Под Петербургом — Левашовского, под Москвой — Бутовского. А где еще хоронили расстрелянных?
Это один из самых сложных вопросов. Наше Левашовское кладбище единственное в окрестностях признано как место захоронения репрессированных. Но хоронили не только там, теперь это уже понятно по свидетельским показаниям, по косвенным документам. И не только у нас, но и по стране: сколько лет уже прошло, а места захоронения отдельных людей практически не удается определить, за редким исключением.
В четвертом томе «Ленинградского мартиролога» опубликована история священника Алексея Чужбовского, он служил на кладбище Памяти жертв 9 января, бывшем Преображенском. Работники кладбища, конечно, знали, что туда по ночам привозят расстрелянных. Потом поступили агентурные донесения в органы, что работники кладбища обсуждают с посетителями эти ночные захоронения. Арестовали цветочницу при кладбище и священника. Допросы по этим двум делам отличаются кардинально от остальных дел: обычно протоколы допросов по 1937 году — полный бред, а тут дотошно расспрашивали: кто еще знал, кому вы еще говорили, кто свидетель? Обоих расстреляли за «антисоветскую пропаганду». Священника привезли хоронить именно на то кладбище, где он служил, его опознал могильщик, похоронил отдельно и рассказал его дочерям. Со старшей дочерью я познакомился в начале 90-х годов, и только благодаря этому случаю и отдельному человеку мы теперь точно знаем, где еще хоронили в то же время, что и в Левашове. По самым приблизительным оценкам, в течение 1937–1938 годов, за полтора года, в стране были арестованы полтора миллиона.
NT: Ведь следователям надо было что-то написать в бумагах более или менее здравое, осмысленное.
Да ничего здравого не нужно было! К приказу прилагались образцы телеграмм и образцы следственных дел, шаблон протокола допроса. Добавляешь какие-то мелкие детали для разнообразия... Можно было придумывать что угодно — лишь бы выполнить план!
NT: Следователям требовалось только время для оформления бумаг...
Иногда и этого не нужно было. Параллельно шла кампания по ликвидации «шпионов, диверсантов, вредителей», по всей стране была разослана разнарядка, в каком районе каких шпионов искать. К Ленинграду и области были «приписаны» диверсанты-соседи из Польши, Финляндии, Эстонии, Латвии. Присоединили еще Германию, Иран, Японию («харбинцев» — японских шпионов), Русский общевоинский союз («шпионов» — военных старой армии). По всей стране с вариациями разворачивались чистки: в Ленинграде греков было мало, поэтому больше «ударяли по грекам» где-нибудь на Украине. Только по спискам польских шпионов в Ленинграде и области были расстреляны за полтора года почти 6 тысяч.
Человеческое в бесчеловечном
NT: Работая с документами, находили ли вы проявления хотя бы чего-то человеческого во всем этом чудовищном процессе, какие-то проблески человеческой души?
Разглядеть за всеми этими казенными документами проблески души практически невозможно. Редкость. Такое не могло сохраниться в документах, только в воспоминаниях людей. В протоколах 1937 года нет ничего человеческого. А в более ранних документах встречаются живые слова. Сотрудница нашей библиотеки еще в 20-е годы, Медведовская, была дочерью полковника царской армии. Первый раз ее арестовали в начале 30-х годов. В протоколах допросов есть ее подлинные слова: «Мой отец был георгиевский кавалер, и я ничего не боюсь. Заявляю, что все большевики — лжецы, доносчики и недостойные люди. Мне известно, что моя родина находится под властью лжецов. Я их глубоко и сознательно ненавижу. Вы меня, дочь офицера, пытаетесь пугать, шантажировать? Да я отказываюсь с этой минуты вообще произносить здесь хоть единое слово!» После этой записи — ничего, ни одного допроса. Она получила по своей статье максимальный срок, вышла в 1937-м, ее снова арестовали и сразу расстреляли. Мы подготовили к публикации историю Бобрищева-Пушкина. Известный адвокат, политический деятель, блестяще играл в шахматы, выступал на драматической сцене, его предок был декабристом. В революцию эмигрировал, но эмиграция ему не понравилась, и он стал одним из организаторов движения «Смена вех». Вернулся, успел получить амнистию еще от Ленина, работал адвокатом, публиковался. Но с 1927 года начались конфликты: он же умный человек, видел, что все не туда идет. Его выгнали из адвокатуры. Он выступил против раскулачивания, против закона о хищениях — публично заявил, что это антирабочий закон, что рабочие получают мизерную плату. В конце концов арестовали его сына в 1933 году и расстреляли. После этого он запил, стал сочинять едкие стихи «контрреволюционного характера», к примеру:
Дети, не верьте, всё врет вам Маршак,
Мистер Твистер совсем не дурак,
Быть не могло этой глупой истории
Ни в «Англетере» и ни в «Астории»...
Строчки сохранились в памяти его соузника по Соловкам.
Бобрищева-Пушкина осудили, приговорили к расстрелу, но он написал кассационную жалобу во ВЦИК и прошение о помиловании на имя Сталина. Его помиловали, направили в Соловки, он там просидел до 1937 года, когда его просто включили в расстрельные планы и расстреляли.
Заслуженные убийцы
NT: Неужели у этих следователей, палачей ничего даже не мелькало человеческого? Хотя бы простая психологическая усталость...
Документы этого не сохранили, зато из некоторых протоколов становится понятно — среди них были скоты из скотов. Ведь были созданы условия, чтобы самое страшное, самое низменное в человеческой природе расцветало без всякого осуждения и ограничения: били женщин, издевались над стариками и инвалидами. И не специально вымуштрованные чекисты, а, например, рабочий с завода направлен как передовик производства на укрепление рядов, он получает к юбилею ВЧК наградное оружие за проявленную верность. Я уж не говорю о палачах, их было немного, их берегли, об их «работе» даже в органах знали немногие, это была строжайшая тайна.
NT: И как такой палач мог прийти потом домой и хотя бы чисто по-человечески пожаловаться на усталость жене или матери? Что можно в этом случае сказать? Что палец устал нажимать на курок?
Сказать он точно ничего не мог, это была секретнейшая работа. В наградных документах писали — «За особые заслуги в охране социалистической законности». Есть воспоминания одного бывшего разведчика Быстролетова, который в камере в Москве сидел с бывшим наркомом внутренних дел Белоруссии Наседкиным. Быстролетов записал, что ему Наседкин рассказал в последние свои дни, как он действовал как нарком Белоруссии: выпивал, потом слал в Москву эту шифр-телеграмму о количестве расстрелянных, опять выпивал. «И вы знаете, — говорил Наседкин, — сколько кубометров земли надо выкопать, чтобы уложить столько тел в могилу?»
NT: В этом потоке страшных фактов вы сами что-то для себя выделяете?
Самое тяжелое впечатление, это когда я сидел на дне раскопа в Бутово (исследование Бутовского полигона проводилось по благословению Патриарха), расчищал скальпелем кисть руки. И вдруг понимаю, что пальцы переплетены, что это две руки, протянутые навстречу друг другу: видимо, люди были еще живы, когда их засыпали.
600 книг убитых
NT: У меня ощущение, что в последние годы поиск имен репрессированных — сильно непопулярная тема.
Мы этим постоянно занимаемся, поэтому для нас тема актуальна. И в обществе, я думаю, тоже. В 2004 году мы издали указатель по всем книгам памяти жертв политических репрессий. Там указаны 600 книг, изданных с 1989 года. Сейчас готовим новый указатель — по сравнению с 2004 годом он увеличился более чем на треть по количеству изданий, почти вдвое. Ничего не заглохло, не ушло. Раз не может этим заниматься все общество, должны заниматься те, кто чувствует, знает и понимает. Пусть делают свое дело. Страна в беге времени от страха или по каким-то другим причинам пока не поняла и не осознала, что произошло в ее истории. Но это случится.
Сейчас нередко проводят параллели между фашизмом и советским коммунизмом — во всяком случае, того, сталинского периода. Между идеологией, методами, принципами.
Можно назвать происходившее у нас еще более иррациональным и особенно ужасным, потому что на словах, на газетных полосах, наш строй, вся советская жизнь рядилась в белые одежды, сюда, через границу, в Советский Союз, бежали рабочие и крестьяне из других государств в надежде найти здесь свободу, рабочее счастье. Они сразу же становились иностранными шпионами и теперь лежат по всем этим могильникам! А последствия войны? Ну где в истории было такое, чтобы в первые четыре месяца войны три с половиной миллиона солдат оказались в плену? И это при том, что страна готовилась к войне.
NT: Что для вас все-таки страшнее — фашизм или то, что происходило в нашей стране?
Наверное, то, что было у нас. Во всяком случае, фашизм более понятен, он сам себя откровенно декларировал. А в стране рабочих и крестьян больше всего перебито рабочих и крестьян!.. И только в 1989 году сказали правду о расстрелах. И могил не найти. И пока не восстановлены ни имена всех погибших в массовых репрессиях, ни имена погибших и пропавших без вести в войну. Без этой памяти Россию не поднять.
Впервые опубликовано в NT № 36 от 15 октября 2007 года.
