«И Андрей Звягинцев, и Дмитрий Лесневский не хотели меня брать.
И я бы на их месте так же поступил».
Константин Лавроненко — Олегу Дусаеву
Вы уже начинаете привыкать к роли самого лучшего актера мира?
Я пока не знаю, что это за роль. Я даже не знаю, есть ли такая роль — лучшего актера мира. Скажем так — это только слова. Роль — значит, нужно что-то исполнять, играть, вникать… Я не готов ее играть, потому что не знаю, что это за роль. Если я за что-то берусь, то это меня должно зацепить. В первую очередь сердце. А роль лучшего актера мира мне непонятна. Она не цепляет мое сердце.
Известно, что Андрей Звягинцев не хотел после «Возвращения» занимать Вас в своих проектах.
Это вполне понятное чувство. И Андрей, и Дмитрий Лесневский не хотели меня брать, и я бы на их месте так же поступил. Как брать актера из прежнего фильма в другой? Я очень хорошо это понимаю… Не знаю, как бы я поступил. Скорее всего, и не взял бы… Совсем новая реальность, новый мир. И человек, которого мы называем актером, также должен быть новым. Это огромный риск во всех отношениях — брать того же актера.
Для Вас лично существует какая-то специфика работы со Звягинцевым?
В первую очередь я, так же как и Андрей, заражаюсь материалом. Мы долго готовимся, размышляем, обсуждаем… К моменту съемок мы находимся в… это даже контактом нельзя назвать. Даже не нужны слова. Мы настолько хорошо понимаем друг друга, что с каждым днем это понимание перерастает уже во что-то другое. Доверие громадное. Мы одинаково думаем о многом.
Расскажите, как произошла Ваша первая встреча с Андреем.
Меня пригласили на встречу. Это не просто был кастинг, а встреча с режиссером, разговор с ним. Наша первая встреча все и определила. Андрей перед этой встречей вспомнил, как 10 лет назад он видел одну из моих театральных работ и сказал: «Хорошо бы найти этого человека». Меня нашли. Для «Возвращения» я оказался «тем человеком». А для себя я понял, что с Андреем очень хочу работать. Он дал мне сценарий прочитать — это была такая энергия, такой удар в сердце… Трудно описать, найти слова, что это было за ощущение.
То есть Ваши взаимоотношения переросли в нечто большее, чем просто работа актера и режиссера?
Конечно. Мы стали единомышленниками, друзьями.
Работать над «Изгнанием» было труднее, чем над «Возвращением»?
Идти в мир под названием «Возвращение» невозможно с закрытым сердцем. Ты должен быть до конца искренен, и надо идти без страха в неизвестность, максимально «оголяя» себя. Два мира — «Возвращение» и «Изгнание» — в этом смысле похожи, но в принципе их трудно сравнивать. Однако я понимаю Ваш вопрос и скажу так: «Изгнание» сложнее — объем больше, сам сценарный материал сложнее. Но самое главное — суть. Нужно пытаться быть на пределе возможностей, на пределе искренности…
Вы немало говорите об искренности, а в жизни производите впечатление достаточно закрытого человека.
В жизни невозможно быть открытым. Открыт человек сам для себя, не для других. Я говорю о другой открытости — о том, что не надо подменять размышления о себе и о мире какими-то другими вещами. Каждый человек одинок от рождения. Я говорю какие-то банальные фразы, но это так и есть. В конечном счете, человек рождается один и умирает один. Большие и настоящие вопросы — на них только сам человек может пытаться отвечать. Искать ответы… Делать выбор или уходить от него… Человек совершает поступки, прислушиваясь только к себе. Вот о какой открытости и закрытости я говорю. Человек следует самому себе, начинает что-то понимать про себя... Настоящий ли он? Все эти вопросы я задаю сам себе.
А Вы настоящий?
Можно за всю жизнь не найти ответа на этот вопрос. Что значит «настоящий»? Что главное, что не главное… Вечные вопросы…
Вы религиозны?
Я думаю, что я на пути к тому, чтобы стать верующим. Быть религиозным и верующим — для меня разные вещи. Я не религиозный человек: не соблюдаю посты, не так часто хожу в церковь. Я не могу делать вид, что так надо — чаще ходить в церковь. Мне кажется, что иногда какая-то пелена вдруг исчезает… Ты вдруг начинаешь… даже не могу сказать — верить… Просто ощущаешь, что делаешь правильные шаги.
Тема одиночества Вас сильно волнует?
Это не тема. Это не то слово. Сущность человека — он одинок. Каждый понимает эти слова по-своему. Но это не тема…
Каннская премия изменит что-то в Вашей жизни?
Человек не может об этом думать все время. Если все время об этом думать, она войдет в тебя, как будто кактус прорастет в тебе, иголки вылезут, потом все засохнет, окаменеет, и спустя какое-то время ты станешь памятником самому себе, начнешь носить цветочки и вытирать пыль. Конечно, присуждение премии дает мощную силу, энергию. Это значит, что ты выбрал верный путь. Безусловно, это радость. Хочется это чувство не потерять. Иногда оно волнами как-то приходит… Но помните, как говорится в русских сказках: «Не оглядывайся, Иван, а то окаменеешь». Не надо смотреть назад. Все. Это прошло. Будет следующий фестиваль, будет следующий человек.
Когда Вы вглядываетесь в будущее, что хотите найти впереди? Я имею в виду бытийственную сторону вопроса.
Дай Бог мне силы… Главное — слушать себя самого, не изменять себе. Мы сейчас говорим о человеке, который решил заниматься искусством. Если он себя таковым считает, то он должен не слушать, что модно, что нужно, что современно. Это все приходит и уходит. Все меняется. Дай Бог мне силы.