Снятие футбольного тренера с должности — событие, в общем-то, заурядное. И далеко не каждый «рулевой» садится писать об этом книгу. Но чешский специалист Властимил Петржела решил, видимо, что ему есть что сказать в назидание своим русским коллегам в книге «Однажды в России, или Из Чехии с любовью». В прошлом номере журнала были опубликованы главы о том, как иностранцу работалось в нашей стране. Сегодня вашему вниманию предлагается хроника увольнения по-русски.
При том, что далеко не все у «Зенита» получалось гладко, у меня в сезоне 2005-го даже мысли не возникало о том, чтобы уехать из Петербурга. Даже в минуты разочарований, даже после сильных эмоциональных срывов. «Зенит» становился узнаваемым в Европе клубом, стабильно боролся за высокие места в таблице российского первенства, чего раньше, как я понимаю, не наблюдалось. Поэтому, когда вокруг меня начали шушукаться люди — мол, у «Зенита» будет новый владелец, — я не хотел этому верить. «Болтовня», — думал я и укрепился в этой мысли, когда Трактовенко (главный акционер клуба. — The New Times) меня успокоил: ничего подобного не произойдет. Да, роль «Газпрома» в жизни «Зенита» будет усиливаться, но в целом все останется на местах и наш с ним тандем по-прежнему будет функционировать. По большому счету, я не особо противился созданию вокруг себя информационного вакуума: если что, все равно ситуацию не изменишь, а лишний раз нервировать себя не хотелось. Только спустя три недели после матча с «Бешикташем», когда я уже сидел дома в Либерце у камина, мне не дала спокойно усидеть на месте какая-то навязчивая мысль, приступ интуиции. Я набрал телефон Трактовенко и прямо спросил: «Что происходит? Правда ли, что владелец поменялся и ты уходишь?» В случае положительного ответа я твердо намеревался сдать обратный билет и в Питер уже не возвращаться. Но и на сей раз услышал, что существенных изменений не будет. «Что ж, продолжим наши игры», — подумал я...
«Я понял, что меня тихо
— выдавливают из «Зенита» —
Ждать продолжения истории, впрочем, пришлось недолго. Буквально через пару дней мне уже звонил наш будущий президент Сергей Фурсенко. Он сказал, что специально прилетит в Прагу, чтобы поговорить со мной о будущем сотрудничестве. Ладно. Надо так надо...
«Я представляю «Газпром», который только что купил «Зенит», — с незатейливой простотой сказал мне Сергей.
От этих слов я ощутил легкое головокружение, потом тошноту. Нет, в том, что «Зенит» приобрел богатого спонсора, ничего плохого не было. Но это означало смену руководства, чего я больше всего не хотел. Только что я получил третьего президента за три года. По-моему, это чересчур.
Разговор мне не понравился, тем более что сначала Фурсенко раскритиковал меня за то, что я сказал какую-то ерунду в газетах. Кажется, о том, что мы будем встречаться. Ну сказал и сказал. Что, казалось бы, тут такого? Я же, в конце концов, не на интимное свидание с ним собирался...
Дальше — больше. Хозяйским тоном Сергей заявил, что теперь «трансферами будем заниматься мы». Кто «мы», впрочем, не уточнил. И когда потом в течение всего межсезонья нам не везли на просмотр ни одного игрока, я не знал, с кого я должен за это спросить. Или у кого об этом спрашивать. Представьте себе: команда готовится по облегченной программе к рано начинающимся матчам Кубка УЕФА, фактически жертвует временем для полноценной подготовки к сезону. Тут и ребенку понятно, что компенсировать недостаток запаса сил можно только новыми игроками. Но сборы шли, мы терпеливо ждали, и в конце концов я окончательно понял, что меня тихо выдавливают из «Зенита», подставляют, чтобы как можно скорее уволить из-за плохих результатов. С таким подходом к межсезонью они немедленно пришли бы, так что времени у меня практически не оставалось.
Второй странный момент в подходе «Газпрома» был в том, что питерским клубом фактически руководили из московского офиса компании. Все судьбоносные решения принимались именно там. Что, насколько мне известно, подтвердилось и в том случае, когда Сашу Кержакова можно было летом прошлого года отпустить в «Севилью», но этого тогда не произошло (Кержакова вывели тогда из основного состава, а через полгода продали-таки в Испанию, но цена на игрока за это время упала с 9 до 4,5 млн евро. — The New Times). Такая ситуация означала одно: у меня нет прямого выхода на руководство, а значит, нет и полного понимания той роли, которую играет тренер в этой команде. Да, Фурсенко — президент, но президент-марионетка, который, в свою очередь, должен беспрекословно слушаться кукловодов наверху, не имеющих о футболе ни малейшего представления и ориентирующихся в нем по газетам и телевидению. А и тем и другим, понятное дело, можно легко управлять...
Кроме всего прочего, до меня регулярно доходили новости, что новое руководство активно контактирует с президентом РФС Виталием Мутко. Это вряд ли сулило мне что-то хорошее. Мало того что Виталий оказался мстительным человеком, так он еще имел какие-то обязательства перед голландцем Адвокатом. Вроде бы из-за того, что сборную России возглавил вопреки его, Адвоката, ожиданиям не он, а Гус Хиддинк. В результате в пропасть толкали меня, а я какое-то время по инерции еще шел к ней добровольно...
«Я начал терять контроль
— над командой» —
Впрочем, на той первой встрече Фурсенко сумел сказать и успокаивающие вещи, которые в результате оказались неправдой. По его версии, каждый из нас должен был заниматься своими делами, то есть он — финансами, а я — спортивной работой. И он будто бы влезать в мои дела не будет. Когда-то подобное я уже слышал от Мутко...
Все худшие предположения подтвердились. Система нового спонсора заработала с первых дней, и мой распорядок в «Зените» стал абсолютно не похожим на тот, что был раньше. Да, Фурсенко совершенно искренне интересовался некоторыми футбольными деталями, задавал вопросы, многие из них были наивными, но вполне понятными по своей природе. Помню, как на сборе во время контрольного матча с «Аустрией» он с недоумением в голосе спросил: «Почему мы гол пропустили?!» — как будто такое вообще напрочь исключено. Меня постоянно дергали в офис «Газпрома» по разным несущественным, на мой взгляд, вопросам, а чтобы приехать туда, нужно было добираться через весь город в сторону аэропорта. Времени тратилась уйма. Я начал терять контроль над командой. Приедешь весь взмыленный, переоденешься, ничего не успеваешь, все идет кувырком...
Вдобавок в «Зените» начало трудиться такое немыслимое количество людей, что я даже не помнил их всех в лицо. Что они все там делали, за что отвечали — оставалось загадкой. «Сотрудники» летали с нами и на выезды, и на сборы, опять же с непонятными целями. Они хоть, в отличие от прежних «спонсоров», и не пили как лошади, но вели себя странно и даже умудрялись пройти мимо, не поздоровавшись. Несколько раз мы должны были на выезде подстраиваться под график этой «туристической» группы, которая жила в других отелях и приезжала в аэропорт с опозданием. Это нервировало и меня, и игроков, которые всегда болезненно воспринимают чужаков.
«Такого себе не позволял
— даже Мутко» —
Пока мы выигрывали в Кубке УЕФА, Фурсенко не скрывал своего удовлетворения. В конце концов магнетизм футбола затянул и его: он переживал, нервничал, жил очередным матчем. Возможно, мы были близки к тому, чтобы наладить друг с другом нормальное общение. Но «Газпром» совсем не та корпорация, которая допускает проявление свободомыслия. Давление высшего руководства заставляло Сергея метаться из стороны в сторону, слишком навязчиво принимать участие в делах команды — например, заходить в раздевалку и произносить пафосные ободряющие речи, от которых игроки начинали хихикать. Чем дальше, тем больше я стал раздражаться. Благо почва для этого уже была подготовлена неурядицами, суматохой, а главное — отсутствием новых игроков. С таким подходом я в любой момент рисковал потерять всякое уважение в глазах команды. Коллектив мог почувствовать, что я — «мертвец», и окончательно потухнуть. Единственное, что до поры до времени держало всех нас в тонусе, — это Кубок УЕФА, который был лучом света в беспросветной тьме.
Фурсенко влезал в чужую кухню все дальше и дальше, и однажды настал момент, когда мне пришлось проявить характер. Перед матчем в Севилье он напористо спросил: «А почему ты Хена не ставишь? Он ведь самый быстрый игрок». Тут я пришел в ярость. Такого себе не позволял даже Мутко. Да, Виталий любил похлопать ребят по плечу, поотечески с ними пообщаться, выведать, что происходит внутри коллектива. Но чтобы советовать мне, тренеру, каким должен быть состав?!
Конец приближался. Довольно скоро я встретился с президентом и прямо заявил: подобный стиль работы мне не по душе и, видимо, нам надо расстаться. Это был бы лучший выход и для меня, и для него, и, наверное, для команды, которая в таких условиях воспринимала бы меня все хуже и хуже.
За моей спиной вовсю велись переговоры с Адвокатом, который должен был везти на чемпионат мира сборную Кореи. Так же втайне от меня некоторым футболистам на астрономические суммы повысили контракты. При этом команду никем не усилили, но жестко требовали результата, напирая на то, что он нужен здесь и сейчас (вспомните, что потом было сказано руководством, когда пришел Адвокат: «Тренеру необходимо время»).
— «Уезжайте. Пока не поздно» —
...Солнечный день, Москва. В середине дня мы играем первый полуфинальный матч с ЦСКА. Я смотрю на поле, болею, переживаю, но интуиция подсказывает мне, что сегодня я вывел «Зенит» на поле в последний раз... Около половины восьмого вечера в дверь моего номера постучали. На пороге стоял Фурсенко. «Властимил, мы тебя увольняем». Эти слова прозвучали спокойно и легко, разом закрывая три с половиной года моего романа с «Зенитом». Сергей очень хотел поскорее со мной распрощаться. Переступая с ноги на ногу, он добавил, что завтра в 9 утра я должен явиться в офис клуба, чтобы утрясти все детали по расчету. Тут я уже буквально выкатил на него глаза:
«Как ты это себе представляешь?! Как я могу столь оперативно добраться до Питера? Почти восемь часов. Последний рейс — через два с половиной часа. Я не знаю Москвы, не знаю, как быстро доехать... В конце концов, у меня нет билета!»
Благодаря администратору Федору каким-то чудом удалось найти в последний момент два билета на последний рейс. Я сидел в самом конце переполненного салона и размышлял над последними словами президента: «Через два дня команда вернется из Москвы после матча с «Локомотивом». Постарайся к этому моменту исчезнуть. И желательно, чтобы никто не знал о том, что ты уволен, как можно дольше».
Наутро я прибыл, как и приказал большой босс, в офис. От скучного вида юриста я услышал, что всех денег, причитающихся по контракту, я не получу. Когда же я спросил, а что будет, если я подам по этому поводу жалобу в УЕФА, мне точно таким же бесцветным тоном посоветовали этого не делать: «Вы ведь, в конце концов, можете даже этого не получить. Так что берите, Властимил, и уезжайте. Пока не поздно...».
