Штурм Московского Кремля ополченцами Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. 4 ноября (н.с.) 1612 года. Фото: gk170.ru
Действительно всенародным этот праздник, учрежденный в 2005 году, конечно же не стал. И хочется надеяться, что не станет. Ведь в основе выбора праздничной даты лежит грубая хронологическая ошибка, а «враг», над которым празднуется победа, вымышленный. Политическая сила, для которой этот странный день действительно праздник, — русские националисты и фашисты.
В день какой, неведомо
День народного единства празднуется 4 ноября «по новому стилю», то есть по григорианскому календарю, который используется для счета времени большинством стран мира. Россия перешла на него только в 1918 году — до этого использовался юлианский календарь. В трудах дореволюционных историков, благодаря которым, собственно, известно, когда произошла капитуляция польского гарнизона в Кремле, это событие датируется по старому стилю — 26 октября. Как писал историк Сергей Платонов, «объединенное ополчение 22 октября 1612 года взяло штурмом Китай-город. Тут же начались переговоры о сдаче Кремля, и 26 октября он перешел в русские руки»1.
В современных учебниках почти все даты досоветской истории указываются по юлианскому календарю, и необходимость правильного перевода дня освобождения столицы ополчением Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского не возникала вплоть до изобретения нового праздника. А когда возникла, на Старой площади и Охотном Ряду, судя по всему, под рукой не оказалось ни одного эксперта по исторической хронологии. Иначе 26 октября 1612 года никогда не оказалось бы 4 ноября.
Как правильно перевести дату из юлианского календаря в григорианский?
Пожалуй, стоит хотя бы один раз остановиться на этом вопросе поподробнее. Ведь большинство даже вполне образованных людей убеждено, что для этого достаточно к числу, указанному «по старому стилю», прибавить тринадцать дней. Именно так было сделано, когда всем памятную дату 25 октября 1917 года перевели в 7 ноября. И это совершенно правильно применительно к событиям прошедшего XX и наступившего XXI века. Но не для других столетий! Дело в том, что придуманный еще при римском императоре Юлии Цезаре (от него и пошло название) юлианский календарь, со времен Никейского собора 325 года использовавшийся для летосчисления во всем христианском мире, ощутимо отстает от так называемого тропического года, то есть времени оборота Земли вокруг Солнца. Ежегодно это отставание составляет всего 11 минут 14 секунд, однако за тысячу с лишним лет — к концу XVI века — разница с природным временем достигла уже десяти суток. В результате, например, весеннее равноденствие наступало на полторы недели раньше, чем это было положено по календарю. Чтобы исправить возникшую погрешность, в 1582 году по заказу римского папы Григория XIII был разработан новый, усовершенствованный календарь. Он-то и получил название григорианского. Разницу в 10 дней ликвидировали в приказном порядке, предписав специальной папской буллой считать 5 октября 1582 года 15-м. А чтобы разница впредь не накапливалась, решили больше не считать високосными те годы, последние две цифры которых заканчиваются на ноль: 1700-й, 1800-й, 1900-й и т.д. Только раз в 400 лет, когда первые две цифры такого года можно разделить на четыре без остатка — как в 1600-м и в 2000-м, — его принято оставлять високосным. На Руси придуманный католиками календарь признавать отказались, сославшись среди прочего на то, что он все равно не был абсолютно совершенным: ежегодная разница с тропическим годом составляет 26 секунд, а сутки погрешности набегут за 3323 года2.
Меж тем нетрудно подсчитать, что в результате разница между числами на календарях в России и Западной Европе к XX столетию составила 13 дней, а в 2101 году будет уже 14.
Возвращаясь к интересующим нас событиям Смутного времени, напомним, что поскольку 1600 год по григорианскому календарю был високосным, разница между «новым» и «старым» стилем в начале XVII века, как и в XVI веке, составляла десять дней. Следовательно, чтобы перевести 26 октября 1612 года в григорианский календарь, требуется к 26 прибавить десять и от вычисленного значения 36 отнять 31 — количество дней в октябре. Получается пять. То есть реальное историческое событие, связанное с освобождением Кремля, произошло не 4-го, а 5 ноября «по новому стилю». Такая дата подтверждается большинством польских и литовских источников: католическая Речь Посполита, в отличие от Московского царства, уже жила по григорианскому календарю.
Отмстим неразумным ляхам
Что же такого исторически важного происходило в этот день? Когда в 2004 году одна из газет задала этот вопрос директору Института российской истории РАН Андрею Сахарову, он совершенно честно ответил, что в этот день «не произошло ничего». Капитуляции польского гарнизона в Кремле еще не было, по городу происходили отдельные стычки. Как писал Василий Ключевский, «в октябре 1612 года казаки взяли приступом Китай-город. Но земское ополчение не решилось штурмовать Кремль; сидевшая там горсть поляков сдалась сама, доведенная голодом до людоедства»3.
Описывая события 26 октября, когда Кремль наконец пал, монархист Сергей Платонов при всех своих симпатиях к ополченцам был вынужден признать: «Торжество этой давно желанной победы было не раз омрачено казачьими беспорядками, которые доводили русскую рать почти до открытого междоусобия... Однако же «начальникам» удалось на этот раз справиться с инстинктами долго голодавшей массы, которая желала после победы не только пищи, но и добычи». На этом фоне тем более странно выглядит мифология нового праздника — до народного единства в октябре 1612 года было еще очень далеко.
ЧТО ЖЕ ТАКОГО ИСТОРИЧЕСКИ ВАЖНОГО ПРОИСХОДИЛО В ЭТОТ ДЕНЬ? КОГДА В СВОЕ ВРЕМЯ ЭТОТ ВОПРОС ЗАДАЛИ ДИРЕКТОРУ ИНСТИТУТА РОССИЙСКОЙ ИСТОРИИ РАН, ОН СОВЕРШЕННО ЧЕСТНО ОТВЕТИЛ, ЧТО В ЭТОТ ДЕНЬ «НЕ ПРОИЗОШЛО НИЧЕГО»
Само по себе взятие Москвы силами второго ополчения Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского (было еще первое во главе с Прокопием Ляпуновым, которое потерпело поражение годом раньше) вовсе не положило конец Смутному времени как таковому. Его никак нельзя назвать полной и окончательной победой, равносильной по своему значению, скажем, 9 мая 1945 года. Скорее речь может идти о «коренном переломе», начале длительного процесса восстановления страны. Михаила Романова избрали царем в 1613 году. Реальное восстановление «вертикали власти» началось с 1619 года, когда из польского плена вернулся властный отец молодого царя патриарх Филарет. Столбовский мир со Швецией, участвовавшей в интервенции на северо-западе страны, был заключен в 1617 году, согласно которому до начала XVIII века Россия потеряла выход к Финскому заливу. В 1618 году, после очередной неудачной попытки захватить Москву, между Речью Посполитой и Россией было заключено Деулинское перемирие (фактически договор о временном прекращении военных действий) на четырнадцать с половиной лет. От претензий на московский престол польский король официально отказался только в 1634 году, после подписания в целом невыгодного для России Поляновского мирного договора, согласно которому Смоленск оставался за Польшей еще несколько десятилетий.
Народное ополчение Козьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Фото: gk170.ru
Отсвет гражданской войны
Но как же тогда быть с пресловутой «победой над поляками»? Пожалуй, самое печальное из возможных последствий праздника 4 ноября состоит в том, что в массовом сознании российских граждан формируется негативный стереотип в отношении целого этноса и страны, входящей в число ближайших соседей России. Народное единство у нас, как всегда, строится по известному принципу: «против кого дружите?» Безусловно, на протяжении истории в российско-польских отношениях случались продолжительные периоды взаимной вражды. Особенно это касается времени, когда значительная часть современной Польши входила в состав Российской империи. Во многом именно на фоне польских восстаний XIX века в сознании тогдашнего русского общества сформировался миф о «вековой ненависти» поляков к русским: о «кичливом ляхе», вечно спорящем с «верным россом», писал даже Пушкин в так любимом всеми русскими патриотами стихотворении «Клеветникам России».
Между тем профессиональным историкам хорошо известно, что события в России первой четверти XVII века стали результатом не иностранной агрессии, а прежде всего, внутреннего политического и экономического кризиса, вызревавшего со времен опричнины Ивана Грозного. Действительно, в борьбе за власть различные придворные группировки и политические авантюристы «из низов» искали поддержки за рубежом, и в первую очередь у влиятельных магнатов соседней Речи Посполитой. Искать военную и денежную помощь в соседней стране в разное время пробовали не только многочисленные Лжедмитрии, но и большая часть московского боярства. Исключением не стали и сами Романовы: Филарет Никитич первоначально получил патриарший сан от самозванца Лжедмитрия II в Тушино, он же возглавил русское посольство в Польшу 1610 года, обсуждавшее вопрос об избрании на российский престол королевича Владислава. В числе сторонников захвативших Москву интервентов были близкие семье Романовых дворяне Салтыковы.
Самое печальное из последствий праздника 4 ноября состоит в том, что в массовом сознании формируется негативный стереотип в отношении страны, входящей в число ближайших соседей России
Собственно, термин «интервенция» применительно к польско-шведскому вмешательству в «первую русскую Смуту» возник потому, что историки склонны рассматривать события начала XVII века как гражданскую войну, в которую были вовлечены не только русские, но и все народы Восточной Европы. Этнический состав интервентов, находившихся в Москве в 1612 году, был неоднородным. На поиски легкой добычи в московский поход отправились литовцы, украинские и русские казаки, представители западнорусского населения, проживавшего на территории польско-литовского государства, наконец, наемники из Западной Европы. Поляки не составляли в этом европейском «интернационале» даже большинства4.
Однако вряд ли все это возможно объяснить агрессивной толпе ура-патриотов, постоянно грозящей пройти «русским маршем» по улицам Москвы и других крупных российских городов. С точки зрения и власти, и вменяемой части общества, в этом празднике почти все неудобно и несуразно. Даже название, апеллирующее к народному единству, вызывает ассоциации с небезызвестным «Русским национальным единством» Александра Баркашова. Теперь у нас есть целый праздник, который вполне можно было бы назвать «Днем националиста». В основе его лежит вовсе не гражданское согласие. Невежество и ненависть — эти слагаемые обыкновенного фашизма с каждым годом все больше овладевают сознанием россиян.
Впервые опубликовано в NT № 44 от 3 ноября 2008 года.
