«А я возьму флажок с машины и пойду навстречу танкам, пусть они в меня стреляют, они мне ничего не сделают»
Наина Ельцина, Татьяна Дьяченко и Елена Окулова — Эльдару Рязанову
Апрель 1993 года. В доме на Лесной.
Рязанов: Расскажите, как началось утро 19 августа?
Елена: Началось восстание.
Татьяна: Мы были в Останкино.
Наина Иосифовна: Мы ждали его приезда из Казахстана в воскресенье. Самолет почему-то опоздал, он должен был часов в девять вернуться, я уже не очень помню, но намного раньше. Мы звоним, нам отвечают, что рейс откладывается, вот он и прилетел поздно. Легли где-то в час, а утро… было то утро.
|
Во время митинга 20 августа 1991 года у Дома правительства |
Татьяна: Мы спали, было такое чудесное солнечное утро, у нас зазвонил телефон. Пока я добежала, уже было поздно, потом еще раз звонили и сказали, что начался государственный переворот. Я ничего понять не могу...
Рязанов: Позвонили на городской телефон?
Татьяна: Да, на городской.
Рязанов: Человек назвался?
Наина Иосифовна: Нет, что вы.
Татьяна: Нет, он не назвался поначалу. Я его потом спрашиваю, кто это говорит. Он ответил: из приемной Бориса Николаевича. Значит, что-то было такое серьезное.
Рязанов: А Борис Николаевич спит, ничего не знает.
Наина Иосифовна: Да.
Рязанов: Это было часов в шесть-семь?
Наина Иосифовна: Начало седьмого.
Татьяна: А папа спит. Он с трудом просыпается, садится на кровать и так говорит: «Но это же незаконно». Мы включаем телевизор, радио.
|
Михаил Горбачев и Борис Ельцин 23 августа 1991 года во время встречи с депутатами |
Рязанов: А по телевизору уже «Лебединое озеро»?
Наина Иосифовна: Нет, нет. Мы застали конец…
Елена: Да, конец выступления, когда диктор так серьезно сообщает об этом.
Наина Иосифовна: А потом повторили.
Рязанов: И что дальше? Что происходило дальше? Вы уже понимаете, что это не розыгрыш?
Наина Иосифовна: Он говорит: «Все идите ко мне».
Татьяна: И сразу вышел на балкон. Спросил ребят из охраны, чтобы они собирались и ехали.
Елена: А все же были здесь, рядом — Хасбулатов, Бурбулис, Полторанин.
Рязанов: У всех соседние дачи?
Наина Иосифовна: Да.
Рязанов: Они просто пришли?
Наина Иосифовна: Да, как бы за обращением. Потом Собчак приехал, Лужков приехал…
Рязанов: На дачу?
Наина Иосифовна: Да, на дачу. Силаев приехал. Вот тогда они уже сказали, что на всех дорогах стоят танки и бронетранспортеры. Хотя страха такого уж не было.
Елена: Не было панического ужаса.
Наина Иосифовна: Конечно, ужаса не было, но было очень волнительно. Так как мы думали, что телефоны не будут работать, он обращение сразу зеленоградцам передал. Затем мы стали звонить тем, у кого есть факс, чтобы передавали это обращение. Потом мы вспомнили, что тут на даче должно быть такое устройство…
Елена: Мы пошли вот на эту дачу, которая, видимо, специально создана, чтобы там какие-то комиссии заседали. И пробовали передать факс.
Татьяна: Потом поехала машина проверить дорогу, остановят или нет. Они проехали, позвонили из Белого дома: там есть, конечно, военные, но проехали без препятствий.
Наина Иосифовна: Они решили надеть бронежилет на Бориса Николаевича.
Рязанов: Надел бронежилет?
Татьяна: Надел бронежилет.
Наина Иосифовна: Его заставили. А девчонки, они так его держат…
Рязанов: Но на него же не так просто, такой размер большой?
Наина Иосифовна: Да ну, я не знаю вообще, чисто условно...
Елена: А там взаправду ребята такие есть.
Наина Иосифовна: Главное, девочки так поправляют, чтобы бронежилет не видно было, и говорят: «Папа, вся надежда на тебя». Я так смотрю, думаю: «Господи, какая надежда? Куда ты пойдешь, там же танки?» А он так совершенно спокойно нам говорит: «А я возьму флажок с машины и пойду навстречу танкам, пусть они в меня стреляют, они мне ничего не сделают».
Рязанов: Да.
Наина Иосифовна: Вы знаете, как-то вселило надежду…
Елена: Конечно, это были одни из самых тяжелых минут…
Наина Иосифовна: Эти минуты были самые тяжелые.
Рязанов: Он уехал, а вы остались на даче?
Наина Иосифовна: Да, с детьми, то есть у нас здесь еще и дети были.
Рязанов: И вот, когда он уехал, как вы узнали, что он доехал благополучно?
Наина Иосифовна: По телефону…
Елена: Мы договорились…
Рязанов: Чтобы он позвонил?
Наина Иосифовна: Нет, не он…
Елена: Не он, кто-нибудь.
Наина Иосифовна: Да, что он доехал, но вот эти минуты были, конечно… Мы ходили как не знаю что…
Елена: Там еще не стояла «Альфа» в оцеплении, он успел прорваться, а потом, когда уже после этого нам сказали, что нам нужно оттуда уезжать, решили вывезти сначала маму с детьми.
Елена: Мы с Лешей, с Таней немножечко раньше поехали, на своей машине. И вот самый, пожалуй, драматический момент, когда дети садятся в машину, а ребята все с автоматами…
Рязанов: Охрана?
Елена: Охрана.
Татьяна: И так изолентой примотан второй магазин.
Елена: И они садятся, и, в общем, такое состояние, что наши дети уезжают... Нам тоже не сладко, мягко говоря...
Рязанов: Дети уезжали с мамой?
Елена: Да, дети уезжали с мамой, и мы им говорим: «Если что, сразу ложитесь на пол». Представляете, сказать собственному ребенку, это тоже нужно иметь...
Татьяна: На пол машины...
Елена: И при этом Боря говорит фразу, которая врезалась, наверное, нам всем, вот этот Боря: «А стрелять будут сразу в лоб?» Понимаете, и мы вот... на этой фразе, у меня до сих пор мурашки, невозможно. Вот с этой фразой мы и уехали. Это было непередаваемо тяжело.
Наина Иосифовна: Бориса Николаевича мы больше не видели.
Елена: До 22-го числа мы его не видели.
Рязанов: Видели вы его по CNN, ну да, у нас же там была «Общая газета», она тогда выпускалась…
Наина Иосифовна: Мы ловили «Эхо Москвы»… Самое ужасное было, когда было лже-«Эхо Москвы», вот что было самое страшное. То есть мы все время «Эхо Москвы» слышали, и когда сказали, что уже из огнеметов разметают толпу, что уже первые этажи практически уничтожены…
Рязанов: А это что было? Лже-«Эхо Москвы»?
Наина Иосифовна: Да.
Елена: Лже-«Эхо Москвы». Оно включилось часов в одиннадцать.
Наина Иосифовна: Мы не отходя слушали, то есть мы все время около него сидели, мы слушали абсолютно все. Я слушаю, что-то не тот голос.
Татьяна: Ну мы стали звонить…
Наина Иосифовна: Ноги подкашиваются…
Татьяна: Они говорят: «У нас все в порядке, не волнуйтесь».
Наина Иосифовна: Но это было через десять минут, прости. А эти десять минут, вот это было… Мы уже решили — все. Боже мой, сколько сейчас инфарктов… То есть я уже попрощалась практически с Борисом Николаевичем, все. Только… А дети, малыши, спали, и думаю, будить их или нет. «Альфа» что-то ездили, и ребята с автоматами были, мы только просили, чтобы они не стреляли, если в нас будут стрелять. А что, там, ну три-четыре человека с автоматами…
Рязанов: Я понимаю, что в этой ситуации… Но охрана какая-то стояла, да?
Наина Иосифовна: Мы повторяли: «Если будут в нас стрелять, вы не стреляйте». У всех семьи. А что? Все равно ничего не сделать. Что они сделают? Их четверо.
Елена: Вообще дети вели себя идеально на удивление, в такой ситуации они все, видимо, чувствовали, не просто понимали, чувствовали... Почему не нужно шуметь, бегать куда-то, спокойно сидеть, и все. Но начали… Маша на сердце начала жаловаться, Боря тоже что-то…
Татьяна: Потом они подошли ко мне втроем и спрашивают: «Танечка, а нас арестуют? Нас в тюрьму посадят?» Я говорю: «Ну вот что ты такое натворила, чтобы тебя арестовывать? Ну обманула, может быть, один разочек, но больше не будешь. За это же не сажают». Но они-то ведь вполне серьезно, глаза-то ведь вот такие. Слезы…
Рязанов: Стоят и слушают.
Татьяна: Они, наверное, уже не помнят. Тогда они мне казались такими маленькими.
Елена: Папа дозвонился только 21-го числа, в мой день рождения. У меня еще день рождения совпал…
Рязанов: Еще день рождения?
Елена: Да, он позвонил уже под утро, наверное, часов в пять… А он очень любит подарки делать, как Дед Мороз, обожает любые подарки. Ему интересен сам процесс дарения. Преподнести, увидеть сияющие глаза, он тогда такой довольный, очень радуется чужой радости, у него это есть. И вот тогда, 21-го числа… «Ты знаешь, я тебе никакой даже подарок не подарил». На что я ответила: «Папа, ты сделал самый лучший подарок». Это было 22-го в пять утра, мы еще не спали. «Ты мне сделал самый лучший подарок — свободу».
