Мы попытались создать условный мир, который бы не отвлекал зрителя конкретностью места или времени.
Дмитрий Лесневский — Артуру Соломонову
На этой неделе станет известно, вошел ли фильм «Изгнание» в программу фестиваля в Каннах. Какие
у Вас прогнозы на этот счет?
В марте мы отправили фильм отборщикам Каннского фестиваля. Ходят слухи, что ответ будет положительным. (Смеется.)
Взаимоотношения режиссера и продюсера, наверное, одна из самых сложных в современном кинопроцессе проблем. Как складываются Ваши отношения с Андреем Звягинцевым?
В принципе, у нас хорошие отношения, потому что мы редко видимся. (Смеется.) Он работает на другом этаже, в аппаратной. Может, поэтому мы друг к другу остаемся терпимы.
Конфликта между творческими и финансовыми интересами не возникает?
Ну, это уже другой вопрос. Практически всю свою сознательную жизнь я общаюсь с талантливыми людьми. И у меня возникла такая «неболящая» мозоль во взаимоотношениях с творцами. У меня было достаточно времени и примеров перед глазами, чтобы убедиться, что чем человек талантливее, тем невыносимее. Никогда не забуду сотрудничество с Сережей Доренко — одним из самых талантливых тележурналистов, на мой взгляд. Вокруг него я нередко видел плачущих женщин, иногда он даже поколачивал кого-то из сотрудников… Когда уходил из компании, прибил свой сотовый телефон к стенке — это была одна из первых видеоинсталляций. Если человек сосредоточен на своем деле и его мысли не совсем здесь, с этим надо считаться. Я ценю талантливых людей.
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
Работа над новой картиной шла три года, сценарий менялся двенадцать раз, съемки проходили в Молдавии, Бельгии, Франции, других странах, реквизит закупали в Германии. Все это, конечно, требует больших затрат, потому напрашивается вопрос о бюджете картины.
Работа над картиной была сложной со всех точек зрения. Запуск фильма пришелся на то время, когда у нас был разгар геополитического сражения за собственную телекомпанию. Нужно было уходить из нее, продавать свою долю, а в это время началась работа над фильмом «Изгнание». И полгода, пока мы создавали новый офис, вся киногруппа, включая Андрея Звягинцева, сидела в нашем старом здании. Столь долгой работа над фильмом оказалась еще и потому, что трудно шел кастинг. У нас не было главной героини. Андрею нравилась одна русская актриса, которую он хотел снимать, но для меня это было неприемлемо. Я считал, что это ошибка, и был категорически против. Но и Андрей понимал, что это компромисс. Вскоре мы поняли, кого действительно хотим снимать: шведскую актрису норвежского происхождения Марию Бонневи. Она в то время жила в Стокгольме, куда мы и отправили сценарий, чтобы она его прочла. Она ответила, что очень хочет сниматься, но у нее идут репетиции в Шведском королевском театре, и скоро премьера. Я поехал в Швецию, пришел к президенту этого уважаемого общества «Шведский королевский театр», и у нас состоялся такой диалог: «Можем ли мы что-то сделать, если еще не проданы билеты?» — «Билеты уже проданы». — «Можем ли мы выкупить зал?» — «Для решения этой проблемы вам нужно идти к королю». И нам пришлось перенести съемки фильма на полгода. Мария Бонневи сыграла премьеру в Швеции и через два дня была на съемочной площадке… Поэтому съемки длились три года и бюджет оказался больше, чем мы изначально планировали: до четырех миллионов долларов. Это, конечно, большой бюджет для такого типа кинематографа, но не нужно все пытаться мерить деньгами. Безусловно, важнее те задачи, которые мы перед собой ставили. В современном мире, который устал от постмодернизма и в котором куча противоречий, кино, претендующее на то, чтобы быть услышанным в разных странах, должно говорить на понятном всем языке. Я это называю экуменизмом в искусстве. Ведь общей эстетики, которая была бы понятна немцам, французам и русским, не существует. Поэтому мы попытались создать — и, кажется, нам это удалось — некий условный мир, который бы не отвлекал зрителя конкретностью места или времени. В таком случае в любой стране зритель будет сконцентрирован на человеческой истории, и среда, вещный мир не будут отвлекать его от происходящего. Поэтому разные эпизоды снимались в разных странах. А главное место действия — в степях Молдавии, где мы построили и дом, и мост, и церковь.
Андрей Звягинцев говорит о приверженности такому типу кинематографа, в котором размывались бы границы конкретного времени и места действия. То есть в данном случае Вы совпадаете во взглядах?
Безусловно. Я этому очень рад, поскольку придаю выбору места действия огромное значение. Большинство кинематографистов помещает своих персонажей либо в гламурную среду, либо в совковую. У этого есть свои, продиктованные нашей жизнью причины. Но при таком раскладе на гламур и совок не оказывается подлинного места для жизни героев. Может быть, из-за этого нет и героев? Поэтому эстетика фильма для меня столь важна — нужно уйти от одного и не вляпаться в другое.
Возможно ли сочетание коммерческой выгоды и высокого искусства?
Честно говоря, для меня так вопрос не стоит. Для меня история с «Возвращением» внутренне закончилась совсем недавно, когда я показал этот фильм своим детям. Сейчас им девять и десять лет, потому раньше показывать им эту картину было бессмысленно... Два часа тишины. Три миллиона вопросов после просмотра. Я был счастлив. Ведь какие-то вещи очень сложно проговаривать, а фильм помог нам: дети стали проводить какие-то аналогии со своей жизнью, с нашими взаимоотношениями. Какие тут бюджеты? (Смеется.) Но, если вы уж заговорили об этом аспекте, я думаю, что картина окупится.
Когда Вы впервые посмотрели «Изгнание», то смогли абстрагироваться от причастности к этому произведению и воспринимать его как простой зритель? Или, что вероятнее, такой взгляд невозможен?
Я пытался так смотреть. У меня возникло ощущение соприкосновения с чем-то настоящим. С другой стороны, еще с прочтения первой версии сценария у меня было некоторое количество сомнений. Это фильм мне менее близок, чем первая картина Звягинцева.
Любой фильм, как мне кажется, производит сильное впечатление, когда ты понимаешь и чувствуешь, что он — про тебя. Независимо от того, кто главный герой картины — женщина, старик или ребенок. То есть фильм «Возвращение» — в большей степени про Вас, чем «Изгнание»?
Каждый хороший фильм — про меня. (Смеется.)
