Мы попросили рассказать о Михаиле Ульянове Олега Басилашвили.
В то время, когда Олег Валерьянович давал интервью, в гримерку вошел Алексей Баталов и присоединился к разговору о Михаиле Александровиче.
Олег Басилашвили и Алексей Баталов — Наталии Кабановой
То, что ушел Михаил Александрович Ульянов, — это громадная потеря, которой еще многие не осознают. Как в свое время сказал Антон Павлович Чехов, вот жив Толстой — мы все как за каменной стеной, умрет — стена разрушится. У меня такое ощущение, что с уходом Ульянова — одного из последних могикан театрального российского дела, как с уходом многих других его более старших товарищей, рухнула та стена, которая охраняла нас всех от фальши, от лжи, от мздоимства, от угодничества.
Казалось бы, человек на этом месте, на месте популярнейшего артиста кино и театра, руководителя Вахтанговского театра, председателя Союза театральных деятелей и комиссии по государственным премиям, должен иметь какие-то блага. Чего это ради он так старается? А вы пойдите к нему домой, посмотрите. Мне говорили, что там нет ни красной мебели, ни ковров, ни хрусталя. Ничего элитного. Обычная квартира среднего московского интеллигента. Вот такая история. Поэтому бессребреник Михаил Ульянов никогда не уйдет из моей памяти. Это настоящий человек. Патриот своей страны. И хотя мы с ним в идеологическом плане стояли на разных позициях: он коммунист, или, так сказать, придерживался этих взглядов, а я, наоборот, — крайне правый демократ. И мы с ним непримиримы в этом отношении, оппонировали друг другу. Но нас объединяло одно — любовь к своей Родине. Я высоко уважаю этого человека. Эти убеждения были его убеждениями, основанными на его нравственном понимании, что такое жизнь. А мои убеждения были основаны на моем нравственном понимании. И мы уважали друг друга.
Ульянов был очень общественный, деятельный человек. Вспомним его выступление на съезде народных депутатов Советского Союза, его битву за театр, его отстаивание Всероссийского театрального общества. Я вспоминаю, как во времена оные наши правые радикалы, к которым я принадлежал, чрезмерно увлеклись ломкой старого, и многие предлагали творческие союзы распустить, потому что, дескать, они никому не нужны. Сейчас я прекрасно понимаю, что творческие союзы — это дело личное, это не общественная организация. Может быть творческий союз, а может его и не быть — как захотят люди, именующиеся композиторами, актерами, художниками, архитекторами... Но в те времена, в 1991—1992 годах, крах Союза театральных деятелей был бы крахом театра вообще.
Это была крыша, под которой мы могли как- то спрятаться, попросить каких-то денег, совета, наконец, гвоздей для сцены, досок, попросить участия в наших гастролях. Потому что меценатов никаких еще не было.
Союз был нам необходим, и, когда я узнал, что вот эти радикалы хотят сломать систему творческих союзов, я обратился к Михаилу Александровичу, к режиссеру Игорю Масленникову, еще ко многим деятелям театра и кино, для того чтобы они пришли на мозговую атаку и противопоставили свое мнение мнению этих крайне правых. Я помню, с какой яростью Ульянов обрушился на них и на членов правительства, обвиняя их в полной некомпетентности. Мы строим новую жизнь, но нельзя сразу ломиться в закрытые двери. Надо сначала постучаться. Он в этом отношении был прав. Он был честный, порядочный, умный и добрый человек. К своему делу председателя ВТО, или СТД, как его потом называли, он относился трепетно и жестко.
Мы все знали, что у нас есть человек, который за нас вступится, если мы правы, и будет нас бить дубиной по голове, если мы не правы. Это был высший авторитет театрального искусства. Я помню, как он переживал, какое черное от горя лицо было у него, когда сгорел в результате поджога (намеренного, я в этом абсолютно убежден) Дом ВТО, Дом актера. Этот дом был на Пушкинской, на углу улицы Горького — Тверской. Он взывал с экранов телевизоров к тому, чтобы дали денег, чтобы отремонтировать этот дом. Но, конечно, никто ничего не дал. Там сейчас галерея «Актер», цинично так называемая, к актерам не имеющая никакого отношения, а Дом актера сейчас находится на Арбате, напротив Вахтанговского театра.
Мне повезло, я работал вместе с Ульяновым в комиссии по государственным премиям при президенте Российской Федерации, он был председателем, а я — рядовым членом этой комиссии. Я вспоминаю, с какой принципиальностью он отстаивал свою позицию, а позиция у него была простая: он считал, что эти премии должны быть ориентирами, маяками на дальнейшем пути следования российского театра. Он ненавидел ложь и фальшь на сцене.
Он отстаивал принципиально, яростно и честно именно те фамилии, те коллективы, которые, как ему казалось, могут служить вот такими ориентирами во тьме, неразберихе в искусстве.
(В гримерку входит Алексей Баталов.)
Басилашвили: Алексей, присоединяйся, мы о Михаиле Александровиче Ульянове говорим.
Баталов: Я послушаю пока.
Басилашвили: Ульянов всячески поддерживал приход нового времени. Он прекрасно понимал гнилостность, продажность, фальшивость той системы, которая называла себя советской властью. Ему было больно за свою страну. Он прекрасно понимал, что тот коммунизм, о котором, по-моему, он мечтал, — это коммунизм, о котором мечтал Маяковский в свое время, чтобы «на первый зов товарища оборачивалась земля». Вот мне кажется, что он был пропитан этими идеями всемирного братства, равенства, к которому, я убежден абсолютно, человечество когда-то придет.
Михаил Ульянов был закрытым человеком? Как он с людьми сходился?
Басилашвили: Почему его взяли на роль Жукова? Он был такого же типа человек. По сути своей волевой, напористый сибиряк. Поэтому он Жукова так и играл. Хотя это не лучшая его роль. У него были значительно более интересные актерские работы.
А какие лучшие, по Вашему мнению?
Басилашвили: Председатель. Это была целая эпоха. Мы тогда руками разводили. Оказывается, можно так играть. Михаил Александрович показал настоящую насыщенность роли жизненной правдой. Казалось, так нельзя играть в кино, но ведь необходимо было играть именно так.
Баталов: Он сейчас самое главное говорит.
Басилашвили: Что вы, это большущий артист, настоящий артист. Вся его жизнь была посвящена театру. Не мог он без него.
Баталов: Он уже больной не уходил из театра, был там до конца.
Басилашвили: И вот сейчас, когда зияет брешь в той самой стене, о которой я говорил, я боюсь, что она в ближайшее время никем не будет заполнена. Нас ждут довольно сложные времена, потому что равных Михаилу Александровичу Ульянову в плане порядочности, правдивости — нет.
Баталов: Если просто перечислить роли Ульянова, такие разноплановые, то сразу станет понятно, что это был необыкновенный актер. Председатель-колхозник, главнокомандующий Жуков, Тевье-молочник, Бригелла.... И это один и тот же человек играет! Он совершенно незабываем с точки зрения человеческой, а главное, это был высочайшего уровня именно нашей культуры актер. Называйте его как угодно — мхатовским, вахтанговским... Михаил был такой актер, который должен быть в этой культуре. Который может играть и Достоевского, и Булгакова, и Вампилова. Когда он играл — его герой казался совершенно живым человеком. Ни на сцене, ни в кино он не выделывался, казалось, он не использует никакие приемы, выразительные средства, а — живет.
Я счастлив, что Бог дал мне возможность узнать Михаила Александровича.
