Фото: teatras.lt / Dmitrij Matvejev
Режиссер Мантас Янчаускас и его творческая группа решились на смелый эксперимент. Они уговорили своих героев — не актеров, а людей других призваний и профессий — регулярно, два раза в месяц, рассказывать о себе прямо на сцене. Пять героев объединяет только то, что они все — мигранты. Они вспоминают свое детство, те события, которые их заставили задуматься об отъезде из родной страны, путь в Литву и жизнь на новом месте. Создатели DREAM-LAND`а нарезали на кусочки воспоминания, разговоры по телефону с родными, оставшимися где-то далеко, добавили «кадры» выступления на митинге и танец в центре для беженцев в литовской глубинке. И из этого калейдоскопа сложили, смонтировали живой во всех смыслах спектакль. Как определить такое кино — 4D, 5D? Самое главное измерение здесь — человеческое: каждый герой не просто говорит от первого лица, он сам же — прототип. Фейзанур — студентка из Турции, ее университет в Стамбуле закрыли. Абдо — IT-cпециалист из Ливана, переехал с литовской женой из Бейрута в Клайпеду — подальше от войны. Заби — коммерсант из Афганистана, бежал от талибов. А Всеволод Чернозуб и Даниил Константинов — политические активисты из России, обоим на родине грозит тюрьма.
Беженцы сбежали
В Литве беженцев мало. Таких политических, как Чернозуб и Константинов, можно пересчитать по пальцам. Есть мигранты из соседней Белоруссии и Украины, но именно беженцев — мало. Даже чиновники признают, что Литва — транзитная страна для нелегальных мигрантов, бегущих с Востока на Запад. По распределению Европейской комиссии в страну за последние два года должны были прибыть 1105 человек. Приняли уже 414. В основном это сирийцы, попавшие в Европу через Грецию. Но, по подсчетам наблюдателей из неправительственных организаций, уже более 300 из них сбежали дальше в Европу. Убегают, потому что литовские пособия беженцам кажутся слишком маленькими: помимо однократной выплаты, Литовское государство первые полгода платит €204 на человека, а дальше — половину этой суммы. С октября 2017 года правительство страны решило также давать деньги беженцам на аренду жилья.
Всеволод Чернозуб Фото: teatras.lt / Dmitrij Matvejev
Часть нелегальных беженцев содержится в специализированном Центре в городке Рукла, где они живут в свободном режиме. Часть — в военизированном Центре регистрации беженцев в Пабраде, расположившемся в бывшей советской военной части. В Пабраде — закрытая территория. Но даже несмотря на строгий режим, одному из беженцев — Заби из Афганистана — разрешили принять участие в спектакле и рассказать на сцене о том, что уже два с половиной года литовские власти не могут решить, что с ним делать.
По словам Заби, у него была лавка в Кабуле, и пока в стране были солдаты НАТО, бизнес шел хорошо. Но потом пришли талибы. «Заходит какой-то тип и говорит: «Помогаешь солдатам НАТО — ты не мусульманин, убьем»», — рассказывает на фарси Заби (он несколько фраз знает по-русски, на литовском — буквально пару слов). А дальше — длинный путь с контрабандистами через Таджикистан в Европу. В Литве он отдает контрабандистам половину сумму, $5 тыс., и решает остаться, регистрируется в Центре в Пабраде. Но контрабандисты хотят получить полную сумму и насильно, по его словам, везут его дальше — в днище грузовика, под стиральными машинами. Так он проделывает путь до Германии, оттуда — во Францию, в итоге оказывается в Лондоне. Но в Британии его задерживают и возвращают туда, где Заби был зарегистрирован, — в Литву.
«Когда мои друзья приезжают навестить меня, я им говорю: «Люди здесь холодные и боятся чужаков, но они в этом не виноваты. Это тяжелое наследие советского времени»
Про них и про себя
Для таких, как Заби, Европа, несмотря на все стереотипы («много проституток и геев», «все разрешено — секс, алкоголь, наркотики» — они тоже звучат в спектакле голосами безликой толпы «за кадром»), все равно — место, где можно жить обеспеченно, безопасно и свободно. «Мне рассказывал один араб-беженец, что они между собой Европу называют Dreamland (в пер. с англ. «сказочная страна». — NT)», — объясняет название спектакля Мантас Янчаускас. Но режиссер вовсе не претендует, что эта страна грез — именно Литва. Полуторачасовое шоу на сцене — не агитка, сделанная по заказу литовского Минкульта, а попытка объективно посмотреть на ситуацию с обеих сторон — и мигрантов, и местного населения. К тому же обе стороны — здесь, в зале.
Герои не стремятся говорить только комплименты своей новой родине. Фейзанур, которая учится в Вильнюсском университете, по-прежнему чувствует себя неловко в хиджабе на улице. Ей все время кажется, что ее считают потенциальной террористкой. «Когда мои друзья приезжают навестить меня, я им говорю: «Люди здесь холодные и боятся чужаков, но они в этом не виноваты. Это тяжелое наследие советского времени», — честно признается турчанка.
Фейзанур и Заби Фото: teatras.lt / Dmitrij Matvejev
Абдо несколько проще — у него литовская жена, двое детей. Ему не хватает тепла на улице и теплоты в общении. Но, говорит, как только он начинает говорить по-литовски, здоровается «Laba diena!» («Добрый день». — NT), литовцы охотно открываются ему навстречу. Смеется, что из-за «фактурной» внешности — Абдо высокий, жгучий брюнет с крупными чертами лица — его часто принимают за итальянца.
Matvejev
Зрители видят и слышат не только «живых иностранцев»: герои на сцене, по замыслу режиссера, становятся зеркалом, в котором литовцы должны увидеть и самих себя, услышать мнение о себе со стороны (а это, кстати, особый вид подвига для мигрантов, которые обычно не считают правильным и корректным публично критиковать принимающую страну).
«Люди как люди, не от хорошей жизни же бегут, но страшно, везде теракты. А вдруг и у нас будут? Что делать?» — перешептываются голоса на литовском, как бы читая вслух мысли зрителей. И на эти вопросы, которые в Европе сейчас задают себе не только литовцы, четких ответов пока немного — в основном предположения. Но, похоже, самые правильные из них — интегрировать, давать возможность учить язык, устраивать на работу и принимать в свое общество.
«Из богатой России в нашу бедную Литву? Да что тут делать? И тут в политике бардак, воруют и там и там, только, может, в России масштабы другие»
Привет из Dismaland`а
У Севы и Даниила нет проблем с внешностью — им легко раствориться в местной толпе. Но, как ни странно, им и сложнее, чем тем, кто бежал от войны, объяснить, почему эмигрировали. Несмотря на то, что, по опросам общественного мнения, в Литве около 60% граждан считают путинский режим главной угрозой стране, многие в Литве не понимают тех, кто из России приезжает именно к ним. «Из богатой России в нашу бедную Литву? Да что тут делать? И тут в политике бардак, воруют и там и там, только, может, в России масштабы другие», — часто слышат мигранты из России. Мантас Янчаускас, пригласив в свой спектакль сразу двух россиян, на все эти недоуменные вопросы дает исчерпывающий ответ.
«Поживешь в элитной камере. 5 человек. Из окна — вид на набережную. Поживешь в бывшей «малолетке». 20 человек. Койки короче обычных, из всех торчат ноги. Поживешь там, где не хватает коек, спишь по очереди...»
Даниил Константинов, 33 года, юрист по профессии, честно признается, что присоединился к националистам (был лидером организации «Лига обороны Москвы», сейчас руководитель Русского европейского движения. — NT), отстаивал права русских. Его антипутинскую речь на митинге зрители слышат «в исполнении автора». По ложному обвинению в убийстве в марте 2012 года Константинов оказался в «Матросской тишине»: «Поживешь в элитной камере. 5 человек. Из окна — вид на набережную. Поживешь в бывшей «малолетке». 20 человек. Койки короче обычных, из всех торчат ноги. Поживешь там, где не хватает коек, спишь по очереди. Поживешь, где сыпятся стены, где грязь, плесень. Перекидывание из одной камеры в другую — способ создать дискомфорт, сломить волю».
Даниил Константинов Фото: teatras.lt / Dmitrij Matvejev
Доказать, что Даниил невиновен, удалось чудом: убийство было якобы совершено 3 декабря 2011 года — как раз в день рождения его мамы. Тот вечер он провел с семьей и гостями в ресторане. Поэтому суд в октябре 2014 года его осудил за некое хулиганство на три года и сразу же отпустил по амнистии (в честь юбилея Конституции РФ). И Даниил сразу улетел в Таиланд: «Из тюремного ада — в тропический рай». Затем Грузия, Литва.
Всеволод Чернозуб, 31 год, выучился на психолога, но увлекся политикой — стал членом политсовета «Солидарности». Раздавал листовки, участвовал в акциях и митингах. И то, что в России пойти на митинг не так просто, как кажется в современной Литве, тоже приходится уже объяснять: «Мы тогда проводили митинги в защиту права выходить на митинги. Это право у нас вроде бы и есть, на бумаге, а в жизни — вроде бы и нет. Мы заявляли, что хотим провести митинг в защиту права проводить митинги. И нам запрещали митинг в защиту права на митинги. А мы все равно выходили на запрещенный митинг против запрета митингов. Такой вот абсурд».
Чернозуб бежал в начале 2013 года от возможного преследования по «Болотному делу» — через Украину, где вырос у бабушки, Белоруссию и тоже в Литву.
«Британский художник Бэнкси пару лет назад сделал парк Dismaland (от англ. dismal — «гнетущий, мрачный». — NT) — наподобие «Диснейленда», только парк ужасов, — уже после премьеры Всеволод объясняет, почему согласился участвовать в проекте. — Для меня очень важно донести до людей в Литве, особенно моего возраста, которые уже не застали советских времен, простую идею: если не следить за своей страной, если не бороться с коррупцией, с политическим цинизмом, игнорировать политику, считая, что она тебя не касается, любой Dreamland может обернуться страной ужасов».
Начать жизнь заново
У Заби в Кабуле осталась жена и трое детей. Когда он звонит — разговор зрители слышат в записи — жена с ним не разговаривает, сразу передает трубку сыну. Ребенок тоже неохотно общается с отцом, разговор обрывается. Заби не нужен ни здесь, в Литве, ни уже там — в Афганистане. Он очень надеется, что участие в спектакле (а афганец в театре вообще оказался впервые в жизни) литовские власти ему зачтут и все-таки разрешат остаться.
«Уже два года как принимаю успокоительные и антидепрессанты. Почти не получается заснуть без лекарств»
Абдо недавно получил литовский паспорт и чувствует себя счастливым. Фейзанур говорит, что хочет остаться в Литве. Ей всего 20 — вся жизнь впереди.
У Даниила здесь тоже семья. Он надеется, что жизнь наладится, но скучает по дому, куда вернуться не может. Ему, получившему юридическое образование в России, здесь невозможно устроиться по профессии — иная правовая система плюс язык. И это подвешенное состояние, когда очень сложно планировать будущее, сильно, по его словам, бьет по психике: «Уже два года как принимаю успокоительные и антидепрессанты. Почти не получается заснуть без лекарств».
А Сева недавно выбросил куртку и рюкзак, с которыми прошел «огонь и воду» в Москве. Модная куртка — легкая и теплая, о которой он когда-то очень мечтал, испачкалась на одном из митингов, когда площадь российские власти нарочно замазали краской. Рюкзак был подушкой в «обезьяннике», а два года назад Сева в нем возил урну с прахом бабушки, когда ездил на Украину ее хоронить. «Я рюкзак и куртку выкинул, потому что подумал: нельзя вечно за что-то цепляться и хранить. Если уж начинать жизнь заново — нужно начинать заново. И рюкзак, и куртка у меня сейчас новые», — почти библейской притчей подводит итог Чернозуб.
Оставить груз прошлого на родине, которую пришлось покинуть, увлеченно нырнуть в поток новой жизни на новом месте и, может, даже смело строить планы на будущее — вот он DREAMLAND, который так часто и остается недосягаемой мечтой для мигрантов. Но любая попытка поговорить об этом откровенно, буквально лицом к лицу, — важный опыт не только для них самих, но и для тех, кто их принимает.
