Дорогие читатели The New Times,
С Новым Годом! Счастья и удачи всем вам и нам в новом году.
А удача нам понадобится — год предстоит непростой.
Впрочем, когда они, эти года, были простые?
То война, то кризис, то взрывы… Трамп в Вашингтоне, Путин в Москве, сошедший с ума от всевластия свиненок в Северной Корее с ядерной бомбой за пазухой — честное слово, какой-то уже перебор.
Из хороших новостей… Ну, во-первых, мы все живы. Более или менее здоровы. Несмотря на 3 новых протокола от Роскомнадзора и 6 повесток в суд (три — к изданию и три — к главному редактору, то есть ко мне), The New Times продолжает выходить — пусть и только в электронной форме.
Кроме ежедневного обновления сайта — у нас появился специальный новостной отдел, который публикует в 20 раз больше новостных текстов, чем раньше, — мы наладили ежевечернюю рассылку главных политических событий дня, которая уходит на 20 тыс. электронных адресов наших подписчиков, — подписывайтесь, она будет приходить и к вам, а мы — зарабатывать на интернет-рекламе и из этих денег платить гонорары отличным журналистам, которые еженедельно пишут для вас. Дважды в неделю мы рассылаем анонсы самых интересных материалов на сайте. У нас появился свой канал в Telegram, 117 тыс. человек составляет наша группа в Facebook.
Ужасно приятно, что вы, наши постоянные читатели, продолжаете поддерживать нас.
«Женя, верните мне мой журнал», — говорила мне великая актриса Лия Ахеджакова, когда мы вполне случайно пересеклись в Одессе — она приехала на кинофестиваль, я — зализывала раны после закрытия бумажной версии журнала, бродя по улочкам умеющего веселиться со слезами на глазах города. «Я десять лет выписывала журнал, десять лет каждую неделю доставала его из почтового ящика, я не читаю интернет — за что вы меня наказали?» — била по больному Ахеджакова, и мне нечего ей было ответить. Сказать, что система распространения бумажной прессы совершенно разрушена? Что зарабатывать на продажах стало невозможно? Что спонсоры уехали в эмиграцию, а рекламодатели боятся нас, как «антипутинских», как огня? Что киоскеры вывешивали таблички: «Нью Таймз запрещен правительством»? Все уже сказано и написано.
Конечно, делать и держать в руках бумажный журнал — особое удовольствие. Каждый раз, оказываясь в Европе или в США, я скупаю десятки бумажных еженедельников и ежемесячников — возвращаются на бумагу и те, кто раньше уходил исключительно в цифру. Качество того, что делается на бумаге не сравнимо с интернетом, где небрежность факта и изложения — почти норма.
Для многих наших читателей выход бумажного журнала был еще и подтверждением, что совок еще не вернулся: «Я читала вас и думала: если они не боятся писать такое, значит все еще не так страшно», — написала мне читательница, и таких писем — по смыслу — я получила сотни, если не тысячи. А сколько сотен требовали вернуть версию журнала в PDF-формате, которая приходила к ним в разные страны мира, включая далекую Новую Зеландию или яхту, курсирующую где-то в районе Соломоновых островов, — не понимая, что электронная версия — это точная копия бумажного журнала, только не отпечатанного в типографии. В последней инкарнации в редакции работали 23 человека, а сейчас осталось, вместе с корректором, 5.
Спасибо всем, кто все эти месяцы переводил нам деньги: десятки человек делают это ежемесячно: разброс сумм от 500 руб. до 400 тыс. Это необыкновенно трогательно, и я бы с радостью назвала бы каждого, если бы могла получить у каждого дарителя разрешение на обнародование его/ее имени. Не единожды мы сталкивались с ситуацией, когда имярек переводил существенную сумму денег, а на письмо с просьбой упомянуть его имя или поужинать, лишь отвечал… новым переводом.
Что будет дальше? Да кто ж его знает. Будет, что будет, а мы будем делать, что должно.
Пока есть вы, наши читатели, есть и мы, нет вас — не будет и нас.
С Новым Годом!
Искренне Ваша —
Евгения Альбац,
Главный редактор The New Times
31.12.2017