Фото: Евгений Фельдман, проект «Это Навальный»
Совершенно несерьезная фигура
Казалось, только недавно Путин говорил об Алексее Навальном, сравнивая его с Михаилом Саакашвили, и вот опять: на встрече с главными редакторами ряда СМИ разговор вновь зашел о нем, неназываемом. Может быть, самому Путину и хотелось бы поставить на этом точку в разговорах о Навальном, явно ему неприятных, но опыт подсказывает, что высказываться по этому поводу ему придется еще не раз.
Надо сказать, что на сей раз подводка к теме была сделана на высоком уровне подхалимского мастерства: не напрямую через выборы, а через Америку, любимую и неисчерпаемую тему президентских комментариев и размышлений.
«Тот персонаж, о котором вы упомянули, — начал Путин, продемонстрировав привычную виртуозность в игнорировании фамилии, — он же не единственный, кого не допустили. Почему-то других не называют».
Оставим пока конспирологическое продолжение тирады, чтобы обратить внимание на главный тезис: этот ваш Навальный — не единственный. Путин напоминает аудитории: сам по себе Навальный не существует как отдельная проблема — это какая-то совершенно несерьезная фигура, всего лишь частный случай чего-то другого, понятного и давно разоблаченного, — например, влияния внешних сил на ситуацию внутри страны. Деланное недоумение, почему остальные не допущенные к выборам персонажи никого не интересуют, лишь служит для усиления комического эффекта: мол, вы его в своей Америке можете кем угодно считать, а для нас тут он ничуть не интереснее Олега Лурье или Тристана Присягина — не хотите ли про них поговорить?
Отличия Навального от знакомой Путину по началу 2000-х оппозиции разительны, и чем дольше Кремль будет делать вид, что разницы между Навальным и условным «Парнасом» нет, тем нелепее все это будет выглядеть
Трудности с Навальным для Путина состоят в том, что тот, во-первых, очевидным образом не соответствует понятному и привычному для президента образу оппозиционера начала 2000-х, а во-вторых — он такой один. Второе даже опаснее первого: будь в России несколько «навальных», каждый со своей структурой сторонников, медиаактивностью и судимостью, никакой проблемы бы не было — Путин привычно склонял бы их всех скопом по описанной выше логике: «я один, а вас таких много» и пожимал плечами: «да они даже договориться между собой не могут!» Но ситуация, при которой такой оппонент у него и в самом деле один и это все более очевидно всем, включая пресловутых западных партнеров, Путина раздражает — и чем дальше, тем сильнее.
Отличия Навального от знакомой Путину по началу 2000-х оппозиции разительны, и чем дольше Кремль будет делать вид, что разницы между Навальным и условным «Парнасом» нет, тем нелепее все это будет выглядеть. В начале 2000-х вся антипутинская оппозиция состояла из ограниченного круга «бывших» деятелей власти и активистов «либеральных» партий 1990-х годов. Ни серьезных денег, ни всероссийской оргструктуры, ни способности выводить на улицы людей — у тогдашней оппозиции ничего этого не было, да и не могло быть по ряду причин. Делать вид, что с тех пор ничего не изменилось, — отрицать очевидное. Цифры объективны, и уж тем более объективны финансовые показатели: в условиях жесточайшего контроля над бизнес-сообществом России команде Навального удалось собрать сотни миллионов рублей и потратить их на создание работающей политической структуры, способной организовывать акции протеста во всероссийском масштабе, — одно это требует относиться к нему совершенно иначе, чем к любому другому оппозиционному политику прошлого и настоящего.
Но стратегия отношения президента к несистемной оппозиции выбрана давно, и никто не собирается ее менять: это люди без рейтинга и шансов, их можно только презирать и игнорировать, не унижаясь до индивидуального отношения.
Впрочем, понять консерватизм Путина в этом вопросе тоже можно: время упущено, если начать называть фамилию сейчас, то называть ее придется так часто и регулярно, что у самых упрямых скептиков исчезнут все сомнения относительно того, кто главный оппонент. Опять же получится, что Навальному удалось-таки навязать себя президенту России как предмет разговора, а мифология такова, что Путину никто ничего навязать не может — и это очень важная для президентского образа деталь.
Рука Вашингтона
Конспирологическая часть высказывания президента России следует той же логике неприятия уникальности личности своего оппонента: «Это, видимо, говорит о предпочтениях американской администрации <…>, говорит о том, кого они бы хотели продвинуть в политическую сферу России и кого они бы хотели видеть в руководстве страны». То есть это не Алексей Навальный своей бурной деятельностью обратил на себя внимание и заставил с собой считаться всех, включая самого Путина, а наоборот — он всего лишь предпочтение американской администрации, пассивный объект продвижения со стороны Запада и не более того. В конструируемом Путиным мире Навальный — это персонаж формата Олега Лурье и Сергея Полонского, странный и неприятный человек с проблемами с законом, а кроме того — марионетка Запада, не имеющая никакой самостоятельной ценности.
В условиях жесточайшего контроля над бизнес-сообществом команде Навального удалось собрать сотни миллионов рублей и потратить их на создание работающей структуры, способной организовывать акции протеста во всероссийском масштабе
Конспирологический аргумент — это в каком-то смысле моральная капитуляция и окончательный переход Путина на уровень аргументации посетителей пабликов пресловутого НОДа: буквально под носом президента-патриота заокеанские враги что хотят, то и делают в России: раскрутили целого Навального, и никто ничего не может с ним поделать. Впрочем, сказка об агентах Госдепа насколько затерта и многократно использована, что воспринимать ее как эффективный аргумент в 2018 году — наивно. На сторонников Навального и просто скептически настроенных к режиму Путина она точно не произведет никакого впечатления, а лояльную часть общества историями про Госдеп пичкают уже много лет, и для нее все уже давно ясно.
Между тем винить в возвышении Навального Путину надо главным образом самого себя: не поддайся он соблазну полностью зачистить политическое пространство России, сохрани он возможность жестко критиковать себя, находясь в рамках системной политики, — и Навальный действительно был бы далеко не единственным, и это создавало бы широкое пространство для маневров. Так что, если Навальный чей-то прокол, как выразился президент России, то вовсе не американцев, а прежде всего, его самого.
Но что сделано — то сделано: Путин сам создал систему, которая превратила Алексея Навального из политического активиста и блогера в единственного, о ком Путину вновь и вновь приходится говорить, что он не единственный.
* Политолог из Екатеринбурга, постоянный колумнист NT
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
