Модернизация по остаточному принципу

Когда президент Дмитрий Медведев «запустил» идею модернизации в публичное пространство, программа перемен казалась второстепенной в сравнении с главным посылом: страну необходимо осовременить, положить конец процессу деградации промышленности и устранить зависимость от сырьевой конъюнктуры. Но затем были объявлены пять направлений модернизации, среди которых оказались три «прорывных» (космические технологии, ядерная энергетика и информатика), одно импортозамещающее (фармацевтика) и одна мера повышения эффективности (энергосбережение).
Президент неоднократно пытался обосновать выбор именно этой пятерки, но аргументы не слишком убеждают. «Мы должны начать модернизацию всей производственной сферы», — говорит Дмитрий Медведев, указывая, что при этом «необходимо пере­ориентироваться именно на реальные потребности людей». Но вклад ядерной энергетики, космического комплекса, информационной отрасли и фармацевтики в ВВП России не превышает 3,4%. Здесь заняты менее 3% работников. Неужели модернизация, скажем, ядерной энергетики изменит качество жизни значительного числа россиян? Когда вместо поселкового газопровода обещают построить АЭС, а вместо хороших дорог предлагают полет на Марс, у людей, очевидно, возникает ощущение бесплодности любых усилий.
Создается впечатление, что намеченные ориентиры отражают «остаточный» характер и самого подхода к проблеме, и возможностей, которыми располагает президент. С одной стороны, остаточность модернизации проявляется в том, что власти не смогли преодолеть постсоветский подход. В число приоритетных направлений попали отрасли, которые в советском прошлом составляли экономическое ядро его мощи. Модернизация страны согласно такому плану — это, по сути, восстановление лидерства в сферах, которые сегодня в мире не слишком быстро развиваются (доля трат на космические программы в суммарных расходах бюджетов США и СССР/России упала с 4,4–3,9% в начале 70-х до 0,6–0,7% во второй половине 2000-х, а средний ежегодный ввод новых мощностей ядерных реакторов в мире в 2004–2008 годах был в 6,2 раза ниже, чем в 1985–1990 годах), сокращение отставания в информационной сфере и «переформатирование» идеи энергетической сверхдержавности. Выйти за пределы позднесоветской ментальности, перенеся акцент на производство сложных потребительских товаров, автомобиле- и машиностроение, восстановление единства страны не прокладкой труб, а строительством дорог и аэропортов, возрождение индустриального экспорта, не получилось.
С другой стороны, остаточность модернизации «по Медведеву» определяется тем, что экономическая власть по-прежнему концентрируется в руках премьер-министра Владимира Путина и его команды. Наиболее традиционные «локомотивы» модернизации — автомобилестроение (как это было в Японии), судостроение (в Южной Корее), авиастроение (в Бразилии) или инфраструктура — уже «разобраны» госкорпорациями, руководители которых с плохо скрываемой усмешкой выслушивают критические «реп­лики» президента в свой адрес. Этим компаниям в прошедшем году было выделено в общей сложности около 260 млрд рублей. Для сравнения: за Комиссией по модернизации в бюджете 2010 года закреплено 10 млрд рублей. Поэтому приоритеты российской модернизации определяются, на наш взгляд, прежде всего особенностями разграничения полномочий внутри политического тандема.
Модернизация, которую предлагают российские элиты, — это модернизация во имя государства. Ни один из ее приоритетов не изменит уровня и качества жизни россиян в ближайшие годы. Элите, занявшей управленческие посты в 2000-е годы, нужен возрожденный СССР. Народу нужна обновленная Россия, сильная своей промышленностью и наукой, которую мир бы знал по этикеткам Made in Russia.