Хорошо мне в моей стариковской шубе, словно дом свой на себе носишь. Спросят: холодно ли сегодня на дворе — и не знаешь, что ответить, может быть, и холодно, а я-то почем знаю? Есть такие шубы, в них ходили попы и торговые старики, люди спокойные, несуетливые, себе на уме — чужого не возьмет, своего не уступит, шуба, что ряса, воротник стеной стоит, сукно тонкое, не лицованное, без возрасту, шуба чистая, просторная, и носить бы ее, даром что с чужого плеча, да не могу привыкнуть, пахнет чем-то нехорошим, сундуком да ладаном, духовным завещанием. Купил я ее в Ростове, на улице, никогда не думал, что шубу куплю. Ходили мы все, петербуржцы, народ подвижный и ветреный, европейского кроя, в легоньких зимних, ватой подбитых, от Манделя, с детским воротничком, хорошо, если каракуль, полугрейках, ни то ни се. Да соблазнил меня Ростов шубным торгом, город дорогой, ни к чему не приступишься, а шубы дешевле пареной репы.
О. Мандельштам. «Шуба»
Топ-модель Карла Бруни, до того как стала
женой президента Франции Николя Саркози, демонстрировала одежду из коллекции Вивьен Вествуд фото reuters |
Несмотря на апокалипсический прогноз о наступающем глобальном потеплении, зима выдалась настоящая. Приход холодов совпал с обильными снегопадами, рождественские морозы плавно перешли в крещенские — мороз и солнце, что может быть веселее, особенно когда ты тепло и уютно одет! Давно на московских улицах не было такого мехового разнообразия, в ход пошли даже родные шапки-ушанки, несправедливо вытесненные в последние годы сиротскими вязаными шапочками, бейсболками «на рыбьем меху» и кожаными картузами с подбоем из цигейки. Даже тяжелые длиннополые шубы, которые обычно жалко и жарко таскать в метро, вынуты из нафталина, и жители подземки на долгих перегонах развлекают себя разгадыванием, что за зверя напялил на себя сосед. В долгие январские каникулы то и дело вспоминался чеховский рассказ «Ряженые»: «Вечер. По улице идет пестрая толпа, состоящая из пьяных тулупов и кацавеек».
Нынче, правда, встретить тулупы и кацавейки затруднительно. Но и демократичный полушубок, рядовая одежда 60-х, ушел в прошлое. И элитная в 70-х дубленка сегодня выглядит ужасно старомодно. А куда подевались каракулевые «пирожки» самого-самого большого начальства, куда — номенклатурные пыжиковые шапки, ондатровые для чиновников средней руки, кроличьи для всех прочих?
Нынче, правда, встретить тулупы и кацавейки затруднительно. Но и демократичный полушубок, рядовая одежда 60-х, ушел в прошлое. И элитная в 70-х дубленка сегодня выглядит ужасно старомодно. А куда подевались каракулевые «пирожки» самого-самого большого начальства, куда — номенклатурные пыжиковые шапки, ондатровые для чиновников средней руки, кроличьи для всех прочих?
photobank.com/gettyimages
Вместе с меховыми шапками, кстати сказать, ушел и распространенный воровской промысел — в былые времена даже кроличью ушанку могли сдернуть с головы подвыпившего гражданина...
У купца Еремея Бабкина сперли енотовую шубу.
Взвыл купец Еремей Бабкин. Жалко ему, видите ли, шубы.
– Шуба-то, – говорит, – больно хороша, граждане. Жалко. Денег не пожалею, а уж найду преступника. Плюну ему в морду.
М. Зощенко. «Собачий нюх»
Первое письменное упоминание о шубах на Руси датируется 1368 годом, а произошло это слово от арабского «джубба» — так в Средние века арабы называли длиннополую суконную одежду с рукавами. В царском гардеробе XVI–XVII вв. держали шубы для выезда, приемов, свадеб. На пиру царь бывал в «столовой» шубе из беличьего меха, покрытой белым аксамитом — дорогой шелковой тканью восточной работы.
По выражению историка Н.И. Костомарова, шубы были «самым нарядным платьем для русского... Случалось, что русские не только выходили на мороз, но и сидели в них в комнатах, принимая гостей, чтобы выказать свое богатство». Бояре, как правило, облачались в дорогие шубы из соболей и лис — чернобурых, черных, серых и «сиводушчатых», то есть сибирских лис с темно-сивыми горлом и грудью. Куньи и беличьи считались попроще. У состоятельных людей были нарядные шубы «на выход» и так называемые санные, в которых по зиме отправлялись в дорогу. Зажиточные крестьяне могли себе позволить, да и то не всегда, шубу из овчины — как правило, одну-две на семью. Шубы покрывали тканью или они были нагольными, то есть шились мездрой наружу.
Тулуп на Руси известен с XVI века. Тюркское слово означало мешок без швов, из цельной выделанной шкуры. Длинный, до пят, с широким отложным воротником и без застежек тулуп надевали поверх кафтана, армяка, шубы, отправляясь зимой в дальнюю дорогу или, как у караульных, для несения вахты. Его подпоясывали кушаком, запахивали или носили нараспашку. До революции 1917 года черный необъятный тулуп служил зимней униформой петербургских и московских дворников.
От монголов русским досталась сибирская доха, которую сами степняки называли ягой. Шили из жеребячьих и телячьих шкур мехом наружу. У дохи из волчьих и собачьих шкур мех был снаружи и внутри. Надевали доху тоже поверх обычной шубы и не застегивали, а запахивали. Доха спасала от лютых морозов жителей Урала, Сибири и Дальнего Востока. В дальних поездках на лошадях от зимней стужи уберегали шубы на волчьем и медвежьем меху. Пешком в них не ходили: невероятные тяжесть и длина до полу делали это невозможным.
Практичной и красивой верхней одеждой были романовские шубы и полушубки. Шкуры знаменитых романовских овец имели очень густую, не очень волнистую шерсть и дубились мягко, по-особому. Красили их в черный или коричневый цвет. Шили шубы нагольным способом, то есть не покрывали сверху тканью. Они имели отрезную «гусарскую» спинку из трех частей, которая ниже талии была на сборках. Застегивалась на крючки как на левую, так и на правую сторону. Воротник отложной или стойкой. Меховые нашивки, тиснение с вышивкой в два цвета по борту и по краям рукавов и карманов придавали романовским шубам нарядный вид. Романовские шубы были в основном в провинциальном обиходе, полушубки считались теплой и удобной одеждой для зимней охоты. В Первую мировую войну в них облачились фронтовые офицеры, военные врачи, сестры милосердия.
Пришлась ко двору в России и бекеша, теплая верхняя одежда родом из Венгрии, названная так по имени командующего пехотой в войске польского короля Стефана Батория. Облицованная сукном или габардином серого или коричневого цвета, во время войны — цвета хаки, обычно на овчине со строгим воротником серого каракуля, сюртучного покроя, с отрезной талией, с разрезом сзади от самой талии и на крючках, — бекеша подчеркивала стройность и молодцеватость военных. Недаром в годы Великой Отечественной войны она вернулась в армию в качестве зимней нестроевой формы полковников и генералов.
Советский пограничник на посту
фото риа новости/STF |
По выражению историка Н.И. Костомарова, шубы были «самым нарядным платьем для русского... Случалось, что русские не только выходили на мороз, но и сидели в них в комнатах, принимая гостей, чтобы выказать свое богатство». Бояре, как правило, облачались в дорогие шубы из соболей и лис — чернобурых, черных, серых и «сиводушчатых», то есть сибирских лис с темно-сивыми горлом и грудью. Куньи и беличьи считались попроще. У состоятельных людей были нарядные шубы «на выход» и так называемые санные, в которых по зиме отправлялись в дорогу. Зажиточные крестьяне могли себе позволить, да и то не всегда, шубу из овчины — как правило, одну-две на семью. Шубы покрывали тканью или они были нагольными, то есть шились мездрой наружу.
Тулуп на Руси известен с XVI века. Тюркское слово означало мешок без швов, из цельной выделанной шкуры. Длинный, до пят, с широким отложным воротником и без застежек тулуп надевали поверх кафтана, армяка, шубы, отправляясь зимой в дальнюю дорогу или, как у караульных, для несения вахты. Его подпоясывали кушаком, запахивали или носили нараспашку. До революции 1917 года черный необъятный тулуп служил зимней униформой петербургских и московских дворников.
От монголов русским досталась сибирская доха, которую сами степняки называли ягой. Шили из жеребячьих и телячьих шкур мехом наружу. У дохи из волчьих и собачьих шкур мех был снаружи и внутри. Надевали доху тоже поверх обычной шубы и не застегивали, а запахивали. Доха спасала от лютых морозов жителей Урала, Сибири и Дальнего Востока. В дальних поездках на лошадях от зимней стужи уберегали шубы на волчьем и медвежьем меху. Пешком в них не ходили: невероятные тяжесть и длина до полу делали это невозможным.
Практичной и красивой верхней одеждой были романовские шубы и полушубки. Шкуры знаменитых романовских овец имели очень густую, не очень волнистую шерсть и дубились мягко, по-особому. Красили их в черный или коричневый цвет. Шили шубы нагольным способом, то есть не покрывали сверху тканью. Они имели отрезную «гусарскую» спинку из трех частей, которая ниже талии была на сборках. Застегивалась на крючки как на левую, так и на правую сторону. Воротник отложной или стойкой. Меховые нашивки, тиснение с вышивкой в два цвета по борту и по краям рукавов и карманов придавали романовским шубам нарядный вид. Романовские шубы были в основном в провинциальном обиходе, полушубки считались теплой и удобной одеждой для зимней охоты. В Первую мировую войну в них облачились фронтовые офицеры, военные врачи, сестры милосердия.
Пришлась ко двору в России и бекеша, теплая верхняя одежда родом из Венгрии, названная так по имени командующего пехотой в войске польского короля Стефана Батория. Облицованная сукном или габардином серого или коричневого цвета, во время войны — цвета хаки, обычно на овчине со строгим воротником серого каракуля, сюртучного покроя, с отрезной талией, с разрезом сзади от самой талии и на крючках, — бекеша подчеркивала стройность и молодцеватость военных. Недаром в годы Великой Отечественной войны она вернулась в армию в качестве зимней нестроевой формы полковников и генералов.
Уж тёмно: в санки он садится.
«Пади, пади!» — раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
А. Пушкин.
«Евгений Онегин»
Дохи, бекеши и шубы помимо своей основной цели — защитить от холода — были своего рода сословной меткой. Морозной пылью бобровый воротник мог серебриться лишь у богатого молодого повесы. Соболя согревали далеко не каждую молодую красавицу — даже из тех, что ездили в каретах. Шуба с царского плеча в петровские времена даже для дворянина была знаком высокого отличия, это потом выражение «с барского плеча» стало означать утонченное унижение.
В начале ХХ века изобретение автомобиля вернуло прагматичный интерес к мехам. Первые авто, появившиеся на улицах европейских столиц, были открытыми и требовали более теплой одежды. Тогда в моду снова вошли шубы из длинношерстных мехов — лисы, опоссума, соболя, горного козла, волка, енота.
В России после революции по потертым шубкам вычисляли недобитых дворянок, а во времена нэпа меха на короткое время вернулись как знак богатства и предмет вожделений тогдашних модниц — вспомним выкрашенного в зеленый цвет «мексиканского тушкана» Эллочки-людоедки.
Советская женщина, обладавшая заветными мехами, ощущала себя королевой. Шубы перешивали и перекраивали, ушивали и укорачивали. Они переходили по наследству. Знаменитый московский меховой закройщик зарабатывал не меньше, а то и больше академика, был желанным гостем на всех премьерах «Современника», обладателем «волги» цвета кофе с молоком. В хрущевские же времена, когда началось великое переселение из коммуналок, одновременно с модой на тонконогую импортную мебель пришла и мода на одежду из искусственного меха, поначалу эти импортные шубки казались ослепительно красивыми, а в ноябре 1964 года в СССР впервые в продаже появились женские шубы из искусственного меха отечественного производства. Это было наследство от отправленного уже на пенсию Никиты Хрущева, страстного поклонника «синтетики». Натуральный мех стал казаться скучным и недемократичным. Несколько лет советские модницы облачались в шубы из искусственной норки, а мужчины носили шапки из искусственного каракуля. Но мода эта закончилась так же внезапно, как и началась.
В начале ХХ века изобретение автомобиля вернуло прагматичный интерес к мехам. Первые авто, появившиеся на улицах европейских столиц, были открытыми и требовали более теплой одежды. Тогда в моду снова вошли шубы из длинношерстных мехов — лисы, опоссума, соболя, горного козла, волка, енота.
В России после революции по потертым шубкам вычисляли недобитых дворянок, а во времена нэпа меха на короткое время вернулись как знак богатства и предмет вожделений тогдашних модниц — вспомним выкрашенного в зеленый цвет «мексиканского тушкана» Эллочки-людоедки.
Советская женщина, обладавшая заветными мехами, ощущала себя королевой. Шубы перешивали и перекраивали, ушивали и укорачивали. Они переходили по наследству. Знаменитый московский меховой закройщик зарабатывал не меньше, а то и больше академика, был желанным гостем на всех премьерах «Современника», обладателем «волги» цвета кофе с молоком. В хрущевские же времена, когда началось великое переселение из коммуналок, одновременно с модой на тонконогую импортную мебель пришла и мода на одежду из искусственного меха, поначалу эти импортные шубки казались ослепительно красивыми, а в ноябре 1964 года в СССР впервые в продаже появились женские шубы из искусственного меха отечественного производства. Это было наследство от отправленного уже на пенсию Никиты Хрущева, страстного поклонника «синтетики». Натуральный мех стал казаться скучным и недемократичным. Несколько лет советские модницы облачались в шубы из искусственной норки, а мужчины носили шапки из искусственного каракуля. Но мода эта закончилась так же внезапно, как и началась.
В ложе сидит красивая полная барыня… Около нее лежит тысячная шубка. В коридоре ожидает ее лакей с галунами, а на улице пара вороных и сани с медвежьей полостью... Сытое красивое лицо и обстановка говорят: «Я счастлива и богата». Но не верьте, читатель! «Я ряженая, — думает она. — Завтра или послезавтра барон сойдется с Nadine и снимет с меня всё это...»
А. Чехов. «Ряженые»
Одной из примет 90-х стали шоп-туры в Грецию: греки быстро сориентировались и специально для России наладили массовый пошив шуб, главным образом из американской норки. Московские рынки были завалены длинными, до пят, шубами-клеш, казавшимися бывшим советским женщинам верхом роскоши. Любая уважающая себя маникюрша или массажистка ходила в такой шубе для привлечения богатых клиенток.
Сегодня мех — материал для
экспериментов модельеров фото reuters |
В один из декабрьских морозных дней на площади Белорусского вокзала автору довелось наблюдать прелестную картину: молодая особа с роскошными русыми волосами, в роскошной норковой шубе, в роскошном серебристом джипе-мерседесе с опущенным стеклом лузгала семечки и выплевывала шелуху на мостовую. Мечты, судя по всему, у этой барышни сбылись на все сто. Утонченность и женственность оставались на мостовой в виде шелухи от подсолнуха… Мех да и только!