Власть у нас хоть и злая, но, в отличие от советской, слабонервная. И она знает то, чего не знали в КГБ и Политбюро — что она не вечна. Она видела Август 1991-го, она видела падение Берлинской стены, она жгла документы и готовилась отстреливаться.
Ледяная, змеиная, нечеловеческая злоба осталась у них с тех времен по отношению к их благодушным противникам, которые даже не подвергли ее люстрациям. А потом прибавилась корысть. Вместо стульев и диванов с бирочкой на ножке появились дворцы, счета в офшорах, солидные виллы в лимитрофах и подальше. Все это не унесешь к Уго Чавесу или Фиделю.
Эта неусидчивость в кресле рождает страх. И малодушие. А нынешняя молодежь — из непоротого поколения. Эти небитые Путина не повезут, они, возможно, разбегутся и разъедутся, но сначала постоят на площадях и что-нибудь «пооккупают». В этой точке встречи непоротой молодежи, которая ездит в Европу, с агрессивно-малодушной властью и будут возникать политзаключенные нового формата.
Молодые не имеют имени и репутации, пока власть своими наскоками это им не создаст, их не так страшно хватать. И в канун очередного 30 октября, Дня политзаключенного СССР, как раз время горестно задуматься о том, что с первого дня этого невеселого праздника, с 1974 года, не было еще ни одного целого года, когда бы проклятые органы (с любыми тремя буквами) не брали с нас дань человеческими жертвами. И даже в первые месяцы после Августа пришлось отбивать у них двух юных анархистов, студентов Родионова и Кузнецова, якобы порезавших бритвой куртку омоновцу на митинге незадолго до ГКЧП, и провинциального кооператора Тенякова, для освобождения которого столичной бирже понадобилось нанимать самолет и лететь поближе к месту драмы.
Неусидчивость в кресле рождает страх и малодушие. В точке встречи непоротой молодежи, которая ездит в Европу, с агрессивно-малодушной властью и будут возникать новые политзаключенные
С тех пор молодежь за митинги пошла в тюрьму косяками, а бизнесмены сидят целыми корпорациями. Шпионы же, хоть на что-то похожие, с подходящим местом работы, настолько иссякли (Сутягин, Данилов, а до них — Мирзаянов, Никитин и Пасько), что ГБ стала искать кандидатуры среди правозащитников <...>
Думал ли Кронид Любарский, первооткрыватель этого дня борьбы, что настанет год, когда жертвами станут дети? Ведь КГБ сажал молодежь неохотно, до 18 лет 70-я статья УК РСФСР не применялась, прощали (дав «волчий билет») даже за листовки. Его наследники побоялись посадить Юрия Самодурова и Андрея Ерофеева, но обрушились на казавшихся беззащитными «пусей».
В 1977 году за Хельсинкскую группу посадили ее лидера Юрия Орлова. За Фонд помощи политзаключенным Солженицына сажали его распорядителей, например Алика Гинзбурга. До молодежи — Тани Осиповой, Лены Санниковой — дошло дело уже в андроповские времена, когда взрослые ушли в лагеря. А теперь власть в шоке от того, что кто-то смеет замахнуться на бронированного, как танк, омоновца куском асфальта, что молодежь открыто не любит армию, начальников, полицию, ОМОН, ФСБ. И они открывают дела. «Отцы» решили сажать детей. Такое вот воспитание. А ведь политлагерей нет больше, власть шлет молодежь на выучку к уголовникам. Такие «университеты» гуманистов не выпускают, там в ходу другие дипломы. И это очень плохо и для тех, кто уйдет, и для тех, кто их встретит.
Вернулись времена, о которых сказала Ирина Ратушинская: «А суды громыхали сроками, а холопы вершили приказ: поскорее прикрыть медяками преступление поднятых глаз».
Впервые опубликовано в NT № 35–36 от 2 ноября 2012 года
