таблицы к грозовскому

Фото: Pixabay / geralt

Политика «съела» экономику

Правление Владимира Путина делится на две равные части: первая девятилетка была для экономического роста отличной, а вторая — ужасной. Но оценивать их нужно с учетом того, что действия в экономической политике далеко не всегда ведут к мгновенному эффекту.

В 1990-х годах трудности российского перехода к рынку во многом были обусловлены ошибками 1970–1980-х годов: доля ВПК и тяжелой промышленности в ВВП была слишком высокой, а социальная политика — чересчур щедрой. И наоборот, в первой половине 2000-х годов экономика росла быстро не в последнюю очередь благодаря тому, что в предыдущее десятилетие были созданы базовые институты рыночной экономики.

Но политика быстро изменилась. С 2003 года государство вместо поддержания роста экономики стало заниматься отбором активов у частного бизнеса. А с 2008 года стало аналогичным образом поступать с «плохо лежащими» территориями соседних государств. Это тоже дало эффект не сразу. Но дало: за вторые 9 лет путинского правления экономика выросла меньше, чем росла в среднем за год в его первую девятилетку.

С 2003 года государство вместо поддержания роста экономики стало заниматься отбором активов у частного бизнеса. А с 2008 года стало аналогичным образом поступать с «плохо лежащими» территориями соседних государств

Обманчивый старт

Как и многие автократы, Путин бодро начал: дал порученное Герману Грефу (министр экономического развития в 2000–2007 годах) — заняться дерегулированием экономики, созданием равных правил игры для всех, снижением налогов. Прочие условия сложились тоже как нельзя лучше. Рыночные реформы 1990-х принесли, наконец, свои плоды: население и бизнес через десять лет после начала рыночных преобразований научились жить при капитализме. Нефть и газ дорожали. В середине 2000-х годов многим российским экономистам казалось, что наша экономика растет не благодаря увеличению цены энергоресурсов, что зависимость между ценой нефти и экономическим ростом России ослабевает. Жизнь опровергла эту оптимистичную теорию.

Но тогда все выглядело весьма оптимистично. Путин собирался удвоить ВВП и «догнать Португалию». Ни того, ни другого не получилось. Хотя среднегодовой темп роста российского ВВП в 2000–2008 годах очень близко подошел к темпу, необходимому для удвоения. А для Португалии последние два десятилетия были очень неудачными — ни разу с 2000 года ее экономика за год не увеличивалась даже на 4%. Тем не менее первая путинская девятилетка в экономическом отношении была весьма впечатляющей (см. таблицу).

Почти удвоили

Расчеты автора по данным МВФ

Нефть и газ в это время дорожали, а рубль укреплялся, поэтому страна была очень привлекательна для иностранных инвестиций. И если смотреть на экономические показатели первых путинских лет в долларах, они выглядят еще лучше. За 2000–2009 годы подушевой ВВП вырос более чем вшестеро: с менее чем $2000 до почти $12 500. В этот период Россия, как и Китай с Индией, действительно догоняли развитые страны. Если в 2000 году российский подушевой ВВП был ниже уровня Германии, Франции и Великобритании в 12–15 раз, то 2008 году — менее чем вчетверо. А Китай и Индия, несмотря на высокие темпы роста, все еще казались бедными странами, играющими в «легком весе»: так, в 2008-м российский подушевой ВВП в долларах был все еще в 3,5 раз выше китайского.

За 2000–2009 годы подушевой ВВП вырос более чем вшестеро: с менее чем $2000 до почти $12 500

В середине 2000-х можно было подумать, что, в отличие от экономических неудачников Горбачева и Ельцина, Путин «схватил Бога за бороду»: нефть дорожает, рецепт быстрого экономического роста найден. Еще одно десятилетие такого роста, и Россия приблизилась бы по уровню ВВП к бедным европейским странам вроде той же Португалии. Благодаря большому (по европейским меркам) населению и темпам роста российский рынок был крайне привлекателен для производителей автомобилей, электроники, продовольствия; в страну одна за другой «заходили» производственные компании, торговые сети и банки.

Они приносили не только товары и инвестиции: вместе с ними в страну приходили технологии, необходимые для работы в капиталистической экономике. В 1990-х годах российские фирмы и работающие в стране иностранные компании составляли гигантский контраст во всем — от финансового управления и процедур разработки товаров и услуг до маркетинга и корпоративной культуры. А к концу 2000-х это различие стало сходить на нет: российские компании научились действовать в конкурентной среде. Там, разумеется, где эта среда была: «Газпром», РЖД, электроэнергетика, ВПК во многом оставались вне этого тренда.

Смена приоритетов

Настроения инвесторов весьма консервативны, они меняются не сразу. Первую громкую атаку на частную компанию чекисты начали еще в 2003 году. Потом распухшая на юкосовских активах «Роснефть» взялась осуществлять проект, о котором мечтал Михаил Ходорковский: стала прокладывать геополитический нефтепровод в Китай. Инвесторы долго не верили, что этот тренд может коснуться и их; у аналитиков была теория, что «раскулачивание» коснется только тех, кто 1) претендовал на политическое влияние, 2) приватизировал советские активы, 3) агрессивно минимизировал налоги. А если ты строишь компанию с нуля и не лезешь в Госдуму, то тебе, мол, нечего бояться.

Эта теория довольно быстро была разбита вдребезги историей, произошедшей с компанией «Евросеть» Евгения Чичваркина. Потом было много других историй, для их перечисления нужно писать не статью, а книгу. Сталинские чекисты лихо расправились с частным бизнесом в конце 1920-х, за считанные годы приведя аграрную страну к голоду. В 2000-х годах они действовали не в пример мудрее: в современной России, в отличие от сталинской, бизнесом заниматься можно, но это «спящее» право: актуализируется оно только у тех, кто может защитить его за счет близости к власти того или иного уровня. Если «охранной грамоты» нет или если твой бизнес понадобился начальнику «старше» по званию, чем твой покровитель, с бизнесом можно распрощаться. Еще и в тюрьму упрячут.

В современной России, в отличие от сталинской, бизнесом заниматься можно, но это «спящее» право: актуализируется оно только у тех, кто может защитить его за счет близости к власти того или иного уровня

С 2007 года чиновники всех мастей стали наращивать госзакупки, не игравшие в 1990-х годах в экономике особой роли, и создавать госкомпнии под каждую задачу, которую им нужно было решить. Готовим Сочи к олимпиаде? Пожалуйста, «Олимпстрой». Развиваем нанотехнологии? Пожалуйста, «Роснано». Интегрируем оборонные предприятия? Здравствуй, «Ростех». Занимаемся инновациями, мечтаем о Кремниевой долине на российских просторах? Тут даже «смешной» президент Медведев не избежал создания «инновационного центра Сколково» по соседству с дворцами высокопоставленных чиновников.

Фото: infinica.ru

Когда создавали Сколково, мечталось, что в 2020 году, до которого осталось всего полтора года, на территории Сколково, в инновационных компаниях, будут трудится аж 50 тыс. человек. И что? Дорогу построили, здания тоже — деньги освоены. В госэкономике ведь главное — не как заработать, а как потратить. Вот и потратили. Еще от деятельности госкорпораций очень выиграли Следственный комитет и прокуратура — у них возникло большое поле для коррупционных расследований. Правда, во избежание политических скандалов этим расследованиям редко открывают «зеленый свет».

Растущее богатство позволило российскому руководству заняться геополитикой. Короткая война с маленькой Грузией в 2008 году позволила оторвать от нее Абхазию и Южную Осетию. Мировое сообщество тогда тихонько присвистнуло от такой прыти, но этим, в общем, и ограничилось. Про введенные было санкции быстро забыли: ухудшения отношений с Западом — не последовало.

Поэтому планируя пять с лишним лет спустя украинскую авантюру, кремлевские ястребы могли думать, что им и на сей раз все сойдет с рук. Тем более что схема не слишком изменилась с 2008 года: поддерживать в течение многих лет стремление к национальной автономии (Крым, Абхазия), возбуждая ненависть к некомпетентной власти, соответственно, в Киеве и Тбилиси, а при случае помочь им в реализации долго зревших сепаратистских планов. Помочь как гуманитарно, так и вооруженными силами. А где местной инициативы оказывалось недостаточно (Южная Осетия, Донбасс) — там в первую очередь помочь войсками.

Мировое сообщество долго запрягает, но потом все-таки едет. В отличие от первой, вторая геополитическая авантюра Путина привела к глубокой заморозке отношений России с развитыми странами. Приостановлены крупные совместные проекты в нефтегазовом секторе, затруднено получение иностранного финансирования российскими компаниями, связанными с государством. Но главное, западные банки постепенно приучаются рассматривать как «токсичные» все российские активы. Это крайне затрудняет организацию и проведение любых сделок. Довершается дело неприязненным отношением к иностранному бизнесу в самой России: «антисанкции», протекционистские барьеры, льготы «своим» при размещении госзаказа. Худшей атмосферы для экономического роста выдумать невозможно.

Западные банки постепенно приучаются рассматривать как «токсичные» все российские активы

Минус 9 лет

Результаты описанной выше политики видны из таблицы ниже. За всю вторую путинскую девятилетку экономика выросла меньше, чем она росла в среднем за год в его первую десятилетку. В сравнении с другими странами этот результат тоже выглядит крайне слабым, хотя темпы роста в США, Германии, Франции, Великобритании и других развитых странах в 2009–2017 годах — тоже были очень низкими.

За всю вторую путинскую девятилетку экономика выросла меньше, чем она росла в среднем за год в его первую десятилетку

Потерянная девятилетка

Итог печален. Сейчас российский подушевой ВВП (выраженный в долларах) почти на 18% ниже, чем в 2008 году: около $10 250. Казавшееся еще десятилетие назад почти непреодолимым отставание Китая по этому показателю (тогда он отставал в 3,5 раза) сокращается семимильными шагами. Китайский подушевой ВВП превысил $8500 и может превысить наш уровень раньше, чем Путин закончит свою следующую президентскую шестилетку. Турция и Бразилия почти догнали Россию по уровню подушевого ВВП — в общем, с экономической точки зрения мы превратились из успешной развивающейся страны с большими перспективами в страну-середнячка. История развивающихся стран богата на примеры милитаристских автократий, бросающих все экономические ресурсы на войны. Немало в ней и примеров смешанного с протекционизмом популизма: экономические результаты Аргентины в последнем десятилетии не намного лучше российских.

Конечно, мы весьма далеки от экстремальных неудач в развитии, какие переживали Венесуэла или Зимбабве. Путин ведет ответственную бюджетную политику. Опасаясь попасть в зависимость от кредиторов, он почти не увеличивает госдолг и с этой целью поддерживает бюджетный баланс. Одно из важнейших экономических достижений последнего времени — низкая инфляция. В 2017 году впервые за постсоветские годы российская инфляция была ниже 3%. Это важный сигнал. Впрочем, инфляция снизилась не только благодаря умелой политике ЦБ, но и благодаря слабому спросу. Что будет с ценами, когда экономика начнет оживать, — большой вопрос.

Сейчас российский подушевой ВВП (выраженный в долларах) почти на 18% ниже, чем в 2008 году

– 9 лет – 6 лет = – 15 лет?

Впрочем, пока никаких признаков оживления не видно. И даже если бы политика изменилась мгновенно, те препятствующие росту факторы, которые были заложены в 2003–2017 годах, продолжали бы действовать еще долго. Выйти из внешнеполитической колеи, в которую мы себя сами загнали, будет очень непросто, а продолжение движения по ней чревато дальнейшим ростом расходов на ВПК и спецслужбы, который погубил брежневский СССР. Так что новая путинская шестилетка 2018–2024-х вполне может прибавить к 9 потерянным годам еще шесть.

Итогом путинского «вставания с колен» окажутся в этом случае не только победоносные войны с Грузией и Украиной, но и печальный проигрыш в экономическом соревновании с Китаем и Турцией. А потом соперничать придется с постепенно подбирающимися к лидерам развивающегося мира Индией и Индонезией. Ведь как видно из нашего опыта, бедность — это дело наживное. Надо только постараться. А из их опыта видно, что бедность — это болезнь излечимая. Надо только поменять приоритеты развития.

* Борис Грозовский — экономический журналист, в последние годы много занимается просветительскими проектами с Фондом Егора Гайдара, многолетний автор The New Times