Как важно быть несерьезным. «Секс-символ для интеллектуалов», британская актриса Хелен Миррен, сыгравшая Софью Андреевну Толстую в фильме «Последняя станция», вновь претендует на «Оскар» в номинации «Лучшая актриса». Почему западные режиссеры любят экранизировать русскую классику и почему у них это получается иногда лучше, чем у российских мастеров, — анализировал The New Times
Хелен Миррен, в 2007 году уже награжденная премией Американской киноакадемии, вновь номинирована на «Оскар». Британская актриса, примерившая перед камерой короны Елизаветы Первой и Елизаветы Второй, а в молодости не постеснявшаяся сняться в эротическом «Калигуле» (и вообще не боявшаяся сниматься обнаженной), на сей раз блеснула в роли Софьи Андреевны Толстой в фильме немецко-британско-российского производства «Последняя станция».
Эксперимент с пророком
В основу проекта этой картины режиссера Михаэла Хоффмана был положен роман Джея Парини, написанный на основе дневников участников событий, разыгравшихся ровно сто лет назад в Ясной Поляне и на станции Астапово. Автор изобразил легендарный финал жизни писателя с шести разных точек зрения, но сюжет один и тот же — столкновение богатства и славы, которыми окружен Толстой на склоне лет, с его идеями отрицания частной собственности, материальных благ и удовольствий (в частности, великий старец проповедовал целомудрие, хотя сам этого принципа не особенно придерживался).
Толстовцы во главе с Чертковым (Пол Джаматти) видят в Льве Николаевиче пророка и освящают его именем эксперимент по созданию чего-то среднего между колхозом и хиппистской коммуной. Они затевают интригу с целью убедить Толстого завещать права на свои романы-бестселлеры народу, сделать их общественным достоянием. Что означает — разорить свою семью во главе с Софьей Андреевной, прожившей с графом Толстым в браке 48 лет, родившей ему 13 детей и 6 раз от руки переписавшей «Войну и мир».
Параллельно идет другая линия: секретарь Толстого Валентин Булгаков разрывается между идеями толстовства и симпатией к Софье Андреевне, к тому же он нарушает закон целомудрия и заводит роман с красавицей Машей. Простые чувства побеждают завиральные идеи — даже если они родились в голове гения. Жанр картины обозначен как драма, но скорее она напоминает философическую комедию.
Актерский уровень постановки с самого начала был заявлен как звездно-виповский: Толстого должен был играть Энтони Хопкинс, его жену — Мерил Стрип. Но, как часто бывает в подобных случаях, у сверхпопулярных актеров не совпали графики, вмешались еще разные обстоятельства. В конечном итоге главного героя сыграл Кристофер Пламмер (некогда снимавшийся в роли Веллингтона в «Ватерлоо» Сергея Бондарчука), а Софью Андреевну — Хелен Миррен. Впрочем, «второй состав» практически не уступает первому. К тому же у Хелен Миррен то преимущество, что в ней течет русская кровь: по отцу она Миронова.
Постижение русского
«Последняя станция» — занятный пример того, как интерпретируют сюжеты русской классики (или связанные с судьбами русских классиков) на Западе. За столетие с лишним существования кинематографа были экранизированы практически все главные произведения русской классической литературы, от «Евгения Онегина» и «Тараса Бульбы» до «Мастера и Маргариты» и «Доктора Живаго». Последний фильм, поставленный британцем Дэвидом Лином с египтянином Омаром Шарифом в роли Живаго, благодаря своим постановочным качествам и романтической музыке Мориса Жарра настолько проник в сознание западной публики, что дело дошло до анекдотов. Когда директора Берлинского кинофестиваля Дитера Косслика упрекнули, что он не любит русское кино, поскольку не берет его в конкурс Берлинале, он парировал тем, что, напротив, очень даже ценит русские фильмы, особенно «Доктора Живаго». И в самом деле благодаря участию лучших режиссеров и актеров многие из зарубежных экранизаций заменяют в сознании публики сами положенные в их основу романы и воспринимаются как «эталоны русскости».
Рекордсменами по числу экранизаций оказались, конечно, Толстой, Достоевский и Чехов. Анну Каренину изображали на экране самые большие звезды — Грета Гарбо, Вивьен Ли и Софи Марсо, а те, кому не удалось сыграть, мечтали об этой роли. Одри Хепберн оказалась «вылитой Наташей Ростовой», а Жерар Филип был совсем неплох в образе князя Мышкина. Однако лучшей экранизацией «Идиота» (включая и российские) справедливо считается та, что осуществил великий японец Акира Куросава.
Кадр из фильма "Королева"
В отличие от наших самых статусных режиссеров (Иван Пырьев, Сергей Бондарчук, Лев Кулиджанов), подходивших к национальному достоянию с пиететом, который часто граничил с робостью (они тщательно воссоздавали среду обитания, человеческую типологию и костюмы ушедшей эпохи, но чем больше приближались к букве высокой классики, тем очевиднее ускользал ее дух), Куросава не копирует мир Достоевского, а вдохновляется его образами и идеями. Перенося действие «Идиота» (или «На дне» Горького) в Японию, он добивается отчуждения, дистанцирования от материала, которое в итоге вернее ведет к художественной цели. Есть и другие примеры неожиданных прочтений: Лукино Висконти снял «Белые ночи» Достоевского в Ливорно середины прошлого века и пригласил на главные роли Марчелло Мастроянни, Жана Маре и Марию Шелл. Картина не стала стопроцентной удачей, зато дыхание Достоевского безошибочно ощутимо в появившемся спустя год шедевре Висконти «Рокко и его братья» — по сути, современной версии «Идиота».
Кадры из фильма "Последняя станция"
В свое время советская критика в пух и прах разругала «Братьев Карамазовых» Ричарда Брукса, и особенно Юла Бриннера в роли Мити. Лысый харизматик благодаря «Великолепной семерке» ассоциировался с «презренным» жанром вестерна, а тут, видите ли, Достоевский. Между тем посмотрите сейчас эту картину — и убедитесь, что по темпераменту это самое точное попадание. А вот Мария Шелл в роли Грушеньки выглядит чересчур «немкой»: кто знает, может, мечтавшая сыграть эту роль Мэрилин Монро оказалась бы скорее на месте. Из недавних зарубежных экранизаций выделяется «Онегин» Райфа Файнса, и это довольно редкий случай, когда мотивом обращения к русской классике был не просто романтический интерес к «загадочной русской душе», но и глубокое знание и понимание нашей культуры, присущие всей незаурядной семье Файнсов.
В России лучшие экранизации тоже рождались в результате ухода от буквального прочтения: назовем хотя бы «Дворянское гнездо» Андрея Кончаловского и «Неоконченную пьесу для механического пианино» Никиты Михалкова. И если мы несколько отошли от предмета разговора — фильма «Последняя станция», то тоже с целью в конечном счете приблизиться к его сути.
Занятный дуэт
Этот проект ждала судьба практически всех фильмов о России, которые делаются на Западе, пусть с самыми лучшими намерениями. Здесь стремились к благородной скромности, к точному воспроизведению исторической среды, обстановки, костюмов. Стремление избежать «клюквы», конечно, похвально, но, с другой стороны, задача как можно тщательнее имитировать в западных условиях русскую атмосферу оказывается фатально невыполнимой. И хотя в качестве российского партнера в титрах фигурирует студия Андрея Кончаловского, ничего русского нет даже в аккуратных пейзажах, целиком отснятых в Германии.
Куда более заметным успехом увенчалось другое намерение: передать особенную эмоциональность русского характера. И тут опять сработала общая закономерность: чтобы достичь художественного эффекта, надо перестать имитировать канон, а, напротив, отойти от него, проявив смелость и фантазию. Хотя полностью уйти от западных стереотипов о России все равно крайне трудно.
Как пишет американский критик Роджер Иберт, если в благородных образцах британского исторического кино (в фильмах Джеймса Айвори, например, где в элегических тонах описываются быт и нравы аристократии) героиня хочет секса, она бросает многозначительный взгляд на канделябр. А вот Софья Андреевна сразу переходит к делу и начинает игриво кудахтать: так она пытается соблазнить мужа забытой любовной игрой в курочку и петушка. Вывод: англичане подавляют свои эмоции, а вот бесшабашные русские охотно дают им выход. Такая постановка вопроса могла бы свести фильм к примитиву, если бы не актеры. И прежде всего Хелен Миррен, которая не боится самых рискованных сцен: например, ее героиня лезет на балкон, чтобы сорвать планы толстовцев. Актриса предстает нечесаной, заплаканной, но, как ни странно, не выглядит жалкой и в свои 64 года — удивительный феномен — остается сексуальной. Как острят рецензенты, вероятно, в жизни Лев Николаевич был гораздо более жесток к Софье Андреевне, но разве можно представить, чтобы он так относился к женщине с внешностью Хелен Миррен.
В каком-то смысле актриса steals the show — по-нашему, перетягивает одеяло на себя в роли комической старухи. Однако Кристофер Пламмер, кажется, ничуть не в обиде и охотно ей подыгрывает, чтобы тактично вывести сюжет их отношений (противостояние анархизма и консерватизма, высокой миссии и простой земной любви) к финальной лирической сцене в Астапово. В общем, дуэт оказался слаженным, актеры «мачатся» (неологизм наших эмигрантов: от слова match — подходить друг к другу). Смотреть это кино куда занятнее и для ума, и для сердца, чем дуэт Сергея Герасимова и Тамары Макаровой в старой картине о Льве Толстом, где к героям относятся как к иконам. Иногда толика легкомыслия оказывается уместной и не дает серьезное превратить в скучное.
Хелен Миррен родилась 26 июля 1945 года в Лондоне. У нее русские предки, отец — русский эмигрант Василий Миронов, дед по матери служил при дворе королевы Виктории, бабушка — правнучка фельдмаршала графа Михаила Каменского. Хелен начинала как театральная актриса, играла в постановках Королевской Шекспировской труппы. В кино снималась в фильмах Роберта Олтмана, Тинто Брасса, Питера Гринуэя.
Лауреат Каннского фестиваля (1984) — приз за лучшую женскую роль. В 2007 году получила «Оскар» за роль в фильме «Королева».
На фото на главной странице кадр из фильма "Последняя станция"
