 |
| Съемка из-за спины — фирменный стиль
«независимого журналиста» Виктора Луи (на снимке — слева) |
«А далече ли до Луевых гор?» — «Недалече...»
А. Пушкин. «Борис Годунов»
Создатели обеих лент, как выяснилось, были осведомлены о сложности своего главного героя: «агент КГБ», «работал на органы», «ключевой кремлевский инсайдер», «Андропов курировал Луи», «сделка с дьяволом». Но и тех и других влекло обаяние «одной из самых влиятельных фигур эпохи развитого социализма»: «первый долларовый миллионер», «ему завидовали... жил настоящим барином, и даже высшая партийная номенклатура была ему неровня». На даче в элитной Баковке — парк роскошных автомобилей: «порше», «бентли», «вольво». Хозяин — советский гражданин, бывший узник сталинских лагерей, работающий ныне корреспондентом западных газет и женатый на англичанке, мимоходом ронял: «У меня их больше, чем у Брежнева».
Что же скрывало «поместье»? Неужели только автопарк? Отнюдь!
Знаковая фигура
О визите на дачу к Виктору Луи в книге «Первая попытка мемуаров» рассказал писатель, диссидент, потом (в 1976-м) эмигрант Анатолий Гладилин. В 1972-м в издательстве «Посев» во Франкфурте-на-Майне вышел его роман «Прогноз на завтра», и за это автора как раз гнобили. Вдруг — приглашение, поступившее через сценариста Юрия Киршона, бывшего солагерника Луи: «Луй приглашает в гости. У него для тебя подарок... Твоя книга, изданная в Германии...» — «Юра, а неприятностей у меня не будет?» — «Ерунда, Луй, конечно, крупный разведчик, но ты для него слишком мелкая рыбешка…»
(Гладилин знал о масштабах «работы» Луи — тот «стал знаковой фигурой международной жизни. На приеме в американском посольстве дипломат высокого ранга с раздражением говорит: «Мы давно готовим визит нашего президента в Москву. А Виктор Луи сказал, что визита не будет». И недоуменно разводит руками. Визит действительно не состоялся…»)
«Знаковая фигура» отвела писателя в библиотеку: «Подвальная комната, очень ухоженная, оборудованная в книжный зал: весь самиздат! Весь тамиздат! Полное собрание антисоветской литературы. Этих книг хватило бы, чтобы намотать полный срок не одному или двум диссидентам, а целому батальону!» Луи снял с полки и вручил Гладилину его книгу…
Читатель, ты проникся уважением к смелости держателя подпольной (в прямом смысле!) библиотеки? В те годы «книгоноши» обычно заканчивали свой путь иначе: распорядитель одесской библиотеки самиздата Вячеслав Игрунов в 1975-м угодил на пару лет в «психушку», а сменивший его Петр Бутов в 1982-м отправился на пять лет в пермские политлагеря...
Благодетель
Но иногда беседы в «поместье» носили более практический характер. В 1972-м, в разгар борьбы советских евреев за выезд в Израиль, «отказник» Давид Маркиш, сын расстрелянного в 1952 году поэта и члена Антифашистского еврейского комитета Переца Маркиша, получил совет: позвони Луи, он решит твои проблемы! Позвонил, получил приглашение, прибыл. «Смотри, — сказал Луи, — это семьи отказников. Двадцать три семьи. Твои друзья в Иерусалиме передали список, просили помочь. Восемнадцать семей уже уехали. Осталось пять. Ты в их числе. Я позвоню за неделю до того, как ты получишь разрешение. Времени на сборы дадут немного». — «А остальные? — спросил я. — Лернер, Слепак, Польский?» — «С ними немного сложнее. Но пусть не отчаиваются. Так им и скажи».* * «Лехаим» № 9, 2002 г.
Маркишу удалось уехать в ноябре 1972 года. С другими действительно было «сложнее». Они пытались действовать публично: открытые письма, пресс-конференции, голодовки. Владимир Семенович Слепак даже вошел в 1976-м в Хельсинкскую группу — и в 1978‑м отправился «за хулиганство» на пять лет в ссылку в Бурятию. Маркиш удивляется: «Как и зачем Виктор Луи на протяжении 1970-х не менее пяти раз прилетал в Израиль?» (С которым, добавим, у Советского Союза не было дипломатических отношений.)
С Тайванем тоже не было дипломатических отношений, тем не менее наш герой и там бывал не раз, и за это ему тоже ничего не было — в отличие от других советских граждан. Экипаж танкера «Туапсе», захваченного островитянами в 1954-м, Родина тщательно собирала по всему миру — и отправляла в лагеря. Правда, в снятом по этому сюжету в 1958-м фильме «ЧП — Чрезвычайное происшествие» о столь деликатных вещах не говорилось, там в лучших традициях пропагандистских фильмов воспевали героизм советских моряков.
Вопросы литературы
«Судя по высказываниям Виктора Луи, его прямым куратором и опекуном был Андропов. Это он разрешал Луи неординарную для Советского Союза линию поведения и образ жизни», — пишет Маркиш. С дачи Луи подвозил его на «порше». «Сидеть было тесно, непривычно, как в пилотской кабине: «Отличный автомобиль, — сказал Виктор. — Гонорар за «Двадцать писем к другу».
«Двадцать писем к другу» — так назывались вышедшие в 1967 году воспоминания Светланы Аллилуевой, дочери Сталина. Фильм сообщает про «дерзкую операцию по вывозу мемуаров», осуществленную Луи. То есть Луи, получается, рискуя, вывез мемуары на Запад? Сама Светлана Иосифовна в книге «Только один год» говорила об этом по-другому. Воспоминания она писала несколько лет, выехала из СССР в Индию, там и осталась, и тут... «Daily Express начала печатать украденные из моего стола фотографии под заголовком «секретные альбомы Сталина», с комментариями Луи, где были перепутаны имена, даты, факты. Луи сделал смесь из фотографий, собственного текста и пересказа рукописи — это начал публиковать также Stern под видом «мемуаров Светланы».
Фальшивкой был не только продукт, но и сырье: Луи ссылался на интервью со Светланиной теткой Анной Сергеевной, давно покойной, цитировал разговоры с бывшими мужьями, с которыми не встречался. Журналистам Луи сказал, что получил фотографии и рукопись в Москве «от семьи Аллилуевой», хотя о рукописи ее дети никогда ничего не знали и дома она не хранилась. «Или это было самодеятельностью «независимого журналиста»? — задавалась вопросом Светлана Иосифовна.
Оплаченные «порше» труды Луи на самом деле были частью кампании по компрометации «Двадцати писем» и их автора, чтобы представить ее, как писала сама Светлана, «сумасшедшей с повышенной сексуальностью» и, в идеале, сорвать выход книги.
В 1968 году такое же «содействие» Виктор Луи оказал в публикации за границей солженицынского «Ракового корпуса»: продал добытую гэбэшниками рукопись эмигрантским «Граням». Солженицын полагает, что таким образом в «лучшем» случае его собирались посадить, а как минимум — пресечь публикацию на Родине, в «Новом мире». Александр Исаевич изложил эту историю в книге «Бодался теленок с дубом». Скомпрометирован в итоге оказался сам Луи. В фильме Антона Хрекова на НТВ говорится, что после этой истории с Луи перестали здороваться, с Запада звонили в истерике: «Вы торгуете краденым?» Тот запаниковал и поехал к Солженицыну «разбираться», требовал извинений. «И даже такой человек, как Александр Исаевич Солженицын, перед ним извинился, — сообщают нам из телевизора. — И больше ни одного раза, ни упоминания этого не было». Со страху извинился и замолчал? — недоумевала в своем открытом письме, опубликованном в «Российской газете»,* * 29 сентября 2009 г. вдова писателя Наталья Дмитриевна. Вранье: «про Луя» Солженицын писал и в 1972-м, и в 1975‑м, и в 1998-м, и все нелестно...
А. Пушкин. «Борис Годунов»
Создатели обеих лент, как выяснилось, были осведомлены о сложности своего главного героя: «агент КГБ», «работал на органы», «ключевой кремлевский инсайдер», «Андропов курировал Луи», «сделка с дьяволом». Но и тех и других влекло обаяние «одной из самых влиятельных фигур эпохи развитого социализма»: «первый долларовый миллионер», «ему завидовали... жил настоящим барином, и даже высшая партийная номенклатура была ему неровня». На даче в элитной Баковке — парк роскошных автомобилей: «порше», «бентли», «вольво». Хозяин — советский гражданин, бывший узник сталинских лагерей, работающий ныне корреспондентом западных газет и женатый на англичанке, мимоходом ронял: «У меня их больше, чем у Брежнева».
Что же скрывало «поместье»? Неужели только автопарк? Отнюдь!
Знаковая фигура
О визите на дачу к Виктору Луи в книге «Первая попытка мемуаров» рассказал писатель, диссидент, потом (в 1976-м) эмигрант Анатолий Гладилин. В 1972-м в издательстве «Посев» во Франкфурте-на-Майне вышел его роман «Прогноз на завтра», и за это автора как раз гнобили. Вдруг — приглашение, поступившее через сценариста Юрия Киршона, бывшего солагерника Луи: «Луй приглашает в гости. У него для тебя подарок... Твоя книга, изданная в Германии...» — «Юра, а неприятностей у меня не будет?» — «Ерунда, Луй, конечно, крупный разведчик, но ты для него слишком мелкая рыбешка…»
(Гладилин знал о масштабах «работы» Луи — тот «стал знаковой фигурой международной жизни. На приеме в американском посольстве дипломат высокого ранга с раздражением говорит: «Мы давно готовим визит нашего президента в Москву. А Виктор Луи сказал, что визита не будет». И недоуменно разводит руками. Визит действительно не состоялся…»)
«Знаковая фигура» отвела писателя в библиотеку: «Подвальная комната, очень ухоженная, оборудованная в книжный зал: весь самиздат! Весь тамиздат! Полное собрание антисоветской литературы. Этих книг хватило бы, чтобы намотать полный срок не одному или двум диссидентам, а целому батальону!» Луи снял с полки и вручил Гладилину его книгу…
Читатель, ты проникся уважением к смелости держателя подпольной (в прямом смысле!) библиотеки? В те годы «книгоноши» обычно заканчивали свой путь иначе: распорядитель одесской библиотеки самиздата Вячеслав Игрунов в 1975-м угодил на пару лет в «психушку», а сменивший его Петр Бутов в 1982-м отправился на пять лет в пермские политлагеря...
Благодетель
Но иногда беседы в «поместье» носили более практический характер. В 1972-м, в разгар борьбы советских евреев за выезд в Израиль, «отказник» Давид Маркиш, сын расстрелянного в 1952 году поэта и члена Антифашистского еврейского комитета Переца Маркиша, получил совет: позвони Луи, он решит твои проблемы! Позвонил, получил приглашение, прибыл. «Смотри, — сказал Луи, — это семьи отказников. Двадцать три семьи. Твои друзья в Иерусалиме передали список, просили помочь. Восемнадцать семей уже уехали. Осталось пять. Ты в их числе. Я позвоню за неделю до того, как ты получишь разрешение. Времени на сборы дадут немного». — «А остальные? — спросил я. — Лернер, Слепак, Польский?» — «С ними немного сложнее. Но пусть не отчаиваются. Так им и скажи».* * «Лехаим» № 9, 2002 г.
 |
| «Улыбчивый молодой человек в очках» —
таким был начинающий агент |
С Тайванем тоже не было дипломатических отношений, тем не менее наш герой и там бывал не раз, и за это ему тоже ничего не было — в отличие от других советских граждан. Экипаж танкера «Туапсе», захваченного островитянами в 1954-м, Родина тщательно собирала по всему миру — и отправляла в лагеря. Правда, в снятом по этому сюжету в 1958-м фильме «ЧП — Чрезвычайное происшествие» о столь деликатных вещах не говорилось, там в лучших традициях пропагандистских фильмов воспевали героизм советских моряков.
Вопросы литературы
«Судя по высказываниям Виктора Луи, его прямым куратором и опекуном был Андропов. Это он разрешал Луи неординарную для Советского Союза линию поведения и образ жизни», — пишет Маркиш. С дачи Луи подвозил его на «порше». «Сидеть было тесно, непривычно, как в пилотской кабине: «Отличный автомобиль, — сказал Виктор. — Гонорар за «Двадцать писем к другу».
«Двадцать писем к другу» — так назывались вышедшие в 1967 году воспоминания Светланы Аллилуевой, дочери Сталина. Фильм сообщает про «дерзкую операцию по вывозу мемуаров», осуществленную Луи. То есть Луи, получается, рискуя, вывез мемуары на Запад? Сама Светлана Иосифовна в книге «Только один год» говорила об этом по-другому. Воспоминания она писала несколько лет, выехала из СССР в Индию, там и осталась, и тут... «Daily Express начала печатать украденные из моего стола фотографии под заголовком «секретные альбомы Сталина», с комментариями Луи, где были перепутаны имена, даты, факты. Луи сделал смесь из фотографий, собственного текста и пересказа рукописи — это начал публиковать также Stern под видом «мемуаров Светланы».
Фальшивкой был не только продукт, но и сырье: Луи ссылался на интервью со Светланиной теткой Анной Сергеевной, давно покойной, цитировал разговоры с бывшими мужьями, с которыми не встречался. Журналистам Луи сказал, что получил фотографии и рукопись в Москве «от семьи Аллилуевой», хотя о рукописи ее дети никогда ничего не знали и дома она не хранилась. «Или это было самодеятельностью «независимого журналиста»? — задавалась вопросом Светлана Иосифовна.
Оплаченные «порше» труды Луи на самом деле были частью кампании по компрометации «Двадцати писем» и их автора, чтобы представить ее, как писала сама Светлана, «сумасшедшей с повышенной сексуальностью» и, в идеале, сорвать выход книги.
В 1968 году такое же «содействие» Виктор Луи оказал в публикации за границей солженицынского «Ракового корпуса»: продал добытую гэбэшниками рукопись эмигрантским «Граням». Солженицын полагает, что таким образом в «лучшем» случае его собирались посадить, а как минимум — пресечь публикацию на Родине, в «Новом мире». Александр Исаевич изложил эту историю в книге «Бодался теленок с дубом». Скомпрометирован в итоге оказался сам Луи. В фильме Антона Хрекова на НТВ говорится, что после этой истории с Луи перестали здороваться, с Запада звонили в истерике: «Вы торгуете краденым?» Тот запаниковал и поехал к Солженицыну «разбираться», требовал извинений. «И даже такой человек, как Александр Исаевич Солженицын, перед ним извинился, — сообщают нам из телевизора. — И больше ни одного раза, ни упоминания этого не было». Со страху извинился и замолчал? — недоумевала в своем открытом письме, опубликованном в «Российской газете»,* * 29 сентября 2009 г. вдова писателя Наталья Дмитриевна. Вранье: «про Луя» Солженицын писал и в 1972-м, и в 1975‑м, и в 1998-м, и все нелестно...
В игровом фильме «Осведомленный источник в Москве» один из ключевых эпизодов —
передача Виктором Луи информации о снятии Н. С. Хрущева на Запад до официального сообщения ТАСС.
В роли Луи — Виктор Вержбицкий. Хрущев — Сергей Лосев
За неимением рейхстага
«Активные мероприятия» с участием нашего героя литературой не ограничивались. Александр Исаевич пишет об одном таком эпизоде, где главную роль сыграл другой великий диссидент, Андрей Дмитриевич Сахаров: «В начале 1977-го Сахарову пришлось стать в еще небывало резкое противостояние с госбезопасностью — и эти месяцы я считаю вершинными в его борьбе, вершиной его мужества. Это случилось от взрыва 8 января в московском метро и подлой заметочки Виктора Луи на Западе, что взрыв произведен диссидентами».* * ТАСС сообщил о взрывах 10 января, в тот же день в «Лондон ивнинг ньюс» вышла статья Виктора Луи.
История со взрывом в московском метро 8 января 1977 года до сих пор покрыта мраком. Десятки человек тогда были убиты и ранены. «Независимый журналист» Луи в тот же день сообщает на Запад: взрыв устроила диссидентская группировка «наподобие банды Баадера-Майнхоф». Тогда не нужно было объяснять, что такое террористическая левацкая группировка «Роте Арме Фраксьон».* * Фракция Красной Армии — RAF, Rote Armee Fraktion, «группа Баадера—Майнхоф», леворадикальная террористическая организация «городских партизан» в ФРГ и Западном Берлине, основана в 1968 году. В июне 1972 года ключевые фигуры RAF были арестованы. Провокация Луи была очень своевременна: в январе 1977-го внимание европейских СМИ было приковано к 192-дневному процессу RAF, который закончился в апреле пожизненными приговорами. Из заметки Луи выходило, что диссиденты — такие же террористы, следовательно, церемониться с ними нечего...
Только решительный и солидарный демарш диссидентского сообщества переломил ситуацию. 12 января Сахаров заявил: «...Я не могу избавиться от ощущения, что взрыв в московском метро и трагическая гибель людей — это новая и самая опасная за последние годы провокация репрессивных органов...» После чего оправдываться были вынуждены сами провокаторы.
«Мы не знаем, кто эти взрывы организовал, но что мы знаем совершенно точно — кто эти взрывы использовал» — так резюмировала этот ход КГБ статья «За неимением рейхстага», ходившая тогда в самиздате. Как уместны были бы эти слова осенью 1999 года, когда уже другие взрывы стали лейтмотивом другой политической кампании, и ничто не могло эту кампанию остановить! Но автор давней статьи, скрывшийся под псевдонимом П. Прыжов, в миру более известный как Глеб Олегович Павловский, к концу 90-х был уже «по другую сторону»...
Сахаров еще лет десять оставался объектом оперативной разработки, в которой участвовал Луи. В 80-х, удерживая его в Горьком, «советские власти столкнулись с проблемой, хорошо известной многим террористам, — с необходимостью доказывать вновь и вновь, что заложники живы и находятся в их руках... Информационный вакуум... заполнялся Виктором Луи. За фотографиями последовали видеопленки, снятые в Горьком скрытой камерой», — писал правозащитник Ефрем Янкелевич, бывший тогда «голосом Сахарова» на Западе. В самые драматические месяцы голодовок Сахарова именно Виктор Луи передал на Запад восемь видеозаписей, смонтированных из кусков оперативной съемки и пытающихся представить, что ссыльный академик якобы свободен, здоров, не голодает и убежден, что Чернобыль — это ничего страшного...
Г-но — враг или друг?
В фильме «Луи король» говорят: «Этого человека просто не должно было существовать в Советском Союзе». Почему? Именно такой человек был необходим! Кто-то же должен был транслировать вовне информацию в форме, доступной для остального мира. «ТАСС уполномочен заявить» тут не подходил: стиль не тот. Выход: создать «переходник», как-бы-журналиста, и одновременно — как-бы-официальный рупор Кремля. Человека, к которому прислушивались бы иностранные корреспонденты и дипломаты. Форма и подача его сообщений — неофициальная. Информация — достоверная... иногда. Как в случае с Хрущевым, о снятии которого Виктор Луи первым сообщил на Запад — на несколько часов раньше, чем ТАСС! В обоих фильмах это подано как «ключевой эпизод в жизни независимого журналиста». Независимый за это получил бы «вышку» по 64-й статье, за измену. Ясно, что журналистика как в этом случае, так и в других — ни при чем: для спецслужб информация была не объектом «свободного изготовления и распространения», как сказано в статье 19 Всеобщей декларации прав человека, а оружием в информационной войне.
Чтобы соответствовать образу «независимого журналиста», понадобились поместье и прочие так поразившие воображение телевизионщиков факты из жизни Луи. «Первый долларовый миллионер...» В стране, где «за валюту» сажали по статье 88 (а в 1961 году и казнили), это могло быть только с дозволения КГБ. Как и подпольная библиотека самиздата. Как и свободные перелеты в Англию, Израиль и на Тайвань. Как и имение с «дворней» и автопарком.
Что же тут загадочного? «Одновременно бывший зэк и аристократ, патриот и западник, сноб и рубаха-парень, свой и чужой»? Что ж, артистизм, умение перевоплощаться, быть с каждым собеседником таким, каким он желает тебя видеть, или таким, как это нужно тебе, — едва ли не главное требование к сотруднику спецслужб, штатному и вне-... Посмотрите на Владимира Путина — видна школа!
Конструкции «сливного бачка» бывают разные: кто-то злоупотребляет сведениями из любимого источника, кто-то путает редакцию с ведомственной пресс-службой, кто-то «под прикрытием» работает на «контору». Для профессионального журналиста, то есть для человека, не превратившего свою профессию во «вторую древнейшую», тут нет никаких вопросов, загадок и противоречий: очевидны грязь, гадость, подлость.
Лет двадцать, даже десять назад такие фильмы казались немыслимыми: Солженицына и Сахарова читали, кажется, все, и про Луи что-то да знали. Может, дело в вымывании знания и знающих людей — одни ушли, другие пришли?
Может, нет авторов, редакторов, читателей, которые помнили бы, кто такой Виктор Луи?
Или просто поменялись критерии у знающих, и недопустимое двадцать лет назад сначала стало допустимым, а теперь — нормой?
«Активные мероприятия» с участием нашего героя литературой не ограничивались. Александр Исаевич пишет об одном таком эпизоде, где главную роль сыграл другой великий диссидент, Андрей Дмитриевич Сахаров: «В начале 1977-го Сахарову пришлось стать в еще небывало резкое противостояние с госбезопасностью — и эти месяцы я считаю вершинными в его борьбе, вершиной его мужества. Это случилось от взрыва 8 января в московском метро и подлой заметочки Виктора Луи на Западе, что взрыв произведен диссидентами».* * ТАСС сообщил о взрывах 10 января, в тот же день в «Лондон ивнинг ньюс» вышла статья Виктора Луи.
История со взрывом в московском метро 8 января 1977 года до сих пор покрыта мраком. Десятки человек тогда были убиты и ранены. «Независимый журналист» Луи в тот же день сообщает на Запад: взрыв устроила диссидентская группировка «наподобие банды Баадера-Майнхоф». Тогда не нужно было объяснять, что такое террористическая левацкая группировка «Роте Арме Фраксьон».* * Фракция Красной Армии — RAF, Rote Armee Fraktion, «группа Баадера—Майнхоф», леворадикальная террористическая организация «городских партизан» в ФРГ и Западном Берлине, основана в 1968 году. В июне 1972 года ключевые фигуры RAF были арестованы. Провокация Луи была очень своевременна: в январе 1977-го внимание европейских СМИ было приковано к 192-дневному процессу RAF, который закончился в апреле пожизненными приговорами. Из заметки Луи выходило, что диссиденты — такие же террористы, следовательно, церемониться с ними нечего...
Только решительный и солидарный демарш диссидентского сообщества переломил ситуацию. 12 января Сахаров заявил: «...Я не могу избавиться от ощущения, что взрыв в московском метро и трагическая гибель людей — это новая и самая опасная за последние годы провокация репрессивных органов...» После чего оправдываться были вынуждены сами провокаторы.
«Мы не знаем, кто эти взрывы организовал, но что мы знаем совершенно точно — кто эти взрывы использовал» — так резюмировала этот ход КГБ статья «За неимением рейхстага», ходившая тогда в самиздате. Как уместны были бы эти слова осенью 1999 года, когда уже другие взрывы стали лейтмотивом другой политической кампании, и ничто не могло эту кампанию остановить! Но автор давней статьи, скрывшийся под псевдонимом П. Прыжов, в миру более известный как Глеб Олегович Павловский, к концу 90-х был уже «по другую сторону»...
Сахаров еще лет десять оставался объектом оперативной разработки, в которой участвовал Луи. В 80-х, удерживая его в Горьком, «советские власти столкнулись с проблемой, хорошо известной многим террористам, — с необходимостью доказывать вновь и вновь, что заложники живы и находятся в их руках... Информационный вакуум... заполнялся Виктором Луи. За фотографиями последовали видеопленки, снятые в Горьком скрытой камерой», — писал правозащитник Ефрем Янкелевич, бывший тогда «голосом Сахарова» на Западе. В самые драматические месяцы голодовок Сахарова именно Виктор Луи передал на Запад восемь видеозаписей, смонтированных из кусков оперативной съемки и пытающихся представить, что ссыльный академик якобы свободен, здоров, не голодает и убежден, что Чернобыль — это ничего страшного...
Г-но — враг или друг?
В фильме «Луи король» говорят: «Этого человека просто не должно было существовать в Советском Союзе». Почему? Именно такой человек был необходим! Кто-то же должен был транслировать вовне информацию в форме, доступной для остального мира. «ТАСС уполномочен заявить» тут не подходил: стиль не тот. Выход: создать «переходник», как-бы-журналиста, и одновременно — как-бы-официальный рупор Кремля. Человека, к которому прислушивались бы иностранные корреспонденты и дипломаты. Форма и подача его сообщений — неофициальная. Информация — достоверная... иногда. Как в случае с Хрущевым, о снятии которого Виктор Луи первым сообщил на Запад — на несколько часов раньше, чем ТАСС! В обоих фильмах это подано как «ключевой эпизод в жизни независимого журналиста». Независимый за это получил бы «вышку» по 64-й статье, за измену. Ясно, что журналистика как в этом случае, так и в других — ни при чем: для спецслужб информация была не объектом «свободного изготовления и распространения», как сказано в статье 19 Всеобщей декларации прав человека, а оружием в информационной войне.
Чтобы соответствовать образу «независимого журналиста», понадобились поместье и прочие так поразившие воображение телевизионщиков факты из жизни Луи. «Первый долларовый миллионер...» В стране, где «за валюту» сажали по статье 88 (а в 1961 году и казнили), это могло быть только с дозволения КГБ. Как и подпольная библиотека самиздата. Как и свободные перелеты в Англию, Израиль и на Тайвань. Как и имение с «дворней» и автопарком.
Что же тут загадочного? «Одновременно бывший зэк и аристократ, патриот и западник, сноб и рубаха-парень, свой и чужой»? Что ж, артистизм, умение перевоплощаться, быть с каждым собеседником таким, каким он желает тебя видеть, или таким, как это нужно тебе, — едва ли не главное требование к сотруднику спецслужб, штатному и вне-... Посмотрите на Владимира Путина — видна школа!
Конструкции «сливного бачка» бывают разные: кто-то злоупотребляет сведениями из любимого источника, кто-то путает редакцию с ведомственной пресс-службой, кто-то «под прикрытием» работает на «контору». Для профессионального журналиста, то есть для человека, не превратившего свою профессию во «вторую древнейшую», тут нет никаких вопросов, загадок и противоречий: очевидны грязь, гадость, подлость.
Лет двадцать, даже десять назад такие фильмы казались немыслимыми: Солженицына и Сахарова читали, кажется, все, и про Луи что-то да знали. Может, дело в вымывании знания и знающих людей — одни ушли, другие пришли?
Может, нет авторов, редакторов, читателей, которые помнили бы, кто такой Виктор Луи?
Или просто поменялись критерии у знающих, и недопустимое двадцать лет назад сначала стало допустимым, а теперь — нормой?
Валерий Фрид,
«58 с половиной, или Записки лагерного придурка»
Стукачи умирают, но дело их, боюсь, живет.
<...> после завтрака к нам в барак явился улыбчивый молодой человек в очках. Спросил: нет ли у кого шерсти на продажу? Старых свитеров, шарфов, носков? Можно грязные, рваные — это не играет роли. Платить будут хлебом.
Оказалось, шерсть требовалась для изготовления ковров, а молодой человек был как бы агентом по снабжению. Возглавлял же ковровую мастерскую венгерский еврей Шварц, это он подал идею здешнему начальству. Красители он получал в посылках, а работницы — к слову сказать, самые красивые девушки на ОЛПе — стирали добытое очкастым снабженцем рванье, распускали и на простеньких станках ткали ковры и коврики. Коврики — маленьким начальникам, ковры — большим. <...>
Скупщик шерсти представился: Виктор Луи. Рассказал, что он тоже москвич, работал в посольстве — на чем и погорел. И повел меня к Каплеру: тот заведовал посылочной. <...>
— Дядя Люся! — сказал Луи. — Этот мальчик из ВГИКа. Каплер приветливо улыбнулся... — Из ВГИКа? А Юлика Дунского вы знаете? — ?! — Тогда я знаю, кто вы. Вы Валерий Фрид? <...>
— А пока что, Валерик, — и Каплер улыбнулся еще шире, — если вы не хотите иметь крупных неприятностей, будьте очень осторожны с этим человеком. — Дядя Люся! — обиделся Луи, а Каплер, все с той же улыбкой, продолжал: — Вы думаете, я шучу? Совершенно серьезно: это очень опасный человек. Опасный человек, оказывается, кроме обязанностей снабженца исполнял и другие: был известным всему лагерю стукачом. <...>
Но вернувшись через семь лет в Москву, я услышал, что есть такой журналист, корреспондент двух лондонских газет Виктор Луи; он женат на англичанке, живет богато, в загородном доме — кто называл этот дом виллой, кто — поместьем. Репутация у него неважная.
<...> А недавно Луи умер. Вот передо мной отрывок из американского некролога: «...мутноватый русский журналист, служивший посредником в сношениях КПСС и КГБ с Западом...
— Почему это вы все называете меня полковником КГБ? — спросил он однажды английского писателя Рональда Пейна. — Господи, так вас наконец произвели в генералы, Виктор? — отвечал Пейн». («Тайм», 3 августа 1992 года.) Раз уж пошли цитаты, позволю себе еще одну — из «Рассказа о простой вещи» Бориса Лавренева: «Скильки ще гамна на свити!»
