Геннадий и Алиса Хазановы на фестивальной дорожке ММКФ-31.
Москва, 2009 год
Москва, 2009 год
По сюжету девочка Агата, которую вы играете, встречает в лесу беса. Он предлагает на выбор три кольца: первое позволяет никогда не чувствовать боли, второе — завоевать чью угодно любовь, третье — в любой момент получить бесовскую помощь. Многие взрослые приходят на спектакль с детьми. Те понимают, о каком выборе идет речь?
Понимают по-своему. Взрослые часто пытаются предугадать реакцию детей: что им понравится, что не понравится, что они поймут, что — нет. А это бессмысленно, они совершенно отдельные личности, я это по своим детям вижу. Недавно в Москву приезжал театр «Дерево», и я пошла на спектакль с дочкой. Я понимала, что это совсем не детская постановка, но Мина, к моему удивлению, высидела от и до. Потом еще сказала: «Мама, как красиво, какая хорошая музыка, пожалуйста, давай посмотрим еще!» Что-то там происходит внутри даже у маленького человека, пусть он и воспринимает все только на уровне эмоций. Что касается нашего спектакля, то, как говорит сама Линор Горалик, она писала и для детей, и для взрослых. С одной стороны, постановка довольно сложная — серьезная сценография, визуальные эффекты, работа со светом. С другой — это сказка, написанная по классическим законам жанра.
А вы ее на своих детях проверяли?
Это первое, что я сделала. Когда режиссер Эдуард Бояков дал мне текст, я пришла домой и сказала: «Мина, мне тут дали сказку, хочешь вместе почитаем?» Мы с ней сели, и она прослушала ее на одном дыхании, хотя я читала почти час. Все ждала момента, когда она заскучает или отключится, но он не наступил.
В хорошие руки
У вас ведь нет актерского образования?
Классического — нет. Другое дело, что балетное образование дает гораздо больше, чем просто умение танцевать. У нас в училище был очень хороший педагог по актерскому мастерству, мхатовской школы. Он дал массу полезных вещей, как я уже сейчас понимаю, задним числом. Потом мне повезло, что в актерскую профессию я перешла под чутким присмотром Николая Хомерики. Он вообще был тем человеком, который сказал мне, что я могу этим заниматься.
Говорят, что с Хомерики вы познакомились в Париже. Якобы просто подошли к нему на улице и сказали: «Хочу сыграть в вашем кино». Правда?
Про Париж — да, а про то, что подошла на улице, — нет. Моя подруга вместе с Николаем заехала ко мне в гости. До этого я вообще о нем ничего не слышала. Он на тот момент был еще студентом. Мы вышли с ним покурить на балкон, разговорились на тему, кто чем занимается. Я ему сказала, что хотела бы когда-нибудь сняться в кино. Уже много позже он предложил мне попробовать.
 |
| В «Сказке про темноту»
Алиса Хазанова играет историю женского одиночества |
А с чего вам, довольно успешной балерине, вдруг захотелось сменить профессию?
Мне еще в хореографическом училище многие педагоги говорили, что у меня актерская природа. Потом, когда я работала в Большом, у меня были разные партии, но очень редко была возможность прожить какую-то историю целиком. Я стала задумываться над тем, где я могу это сделать. И тут же получила серьезную травму — порвала связки на колене.
Для балерины это конец карьеры?
Нет. Но я, после того как вылечила ногу и снова набрала форму, стала психологически зажиматься. Поймала себя на мысли, что подсознательно все время подстраховываюсь, исчезла свобода. Мне это ужасно мешало. Я подумала: может, это знак и надо что-то менять в своей жизни? Получила диплом хореографа, занималась постановками, какое-то время даже работала в моде — все не то. А как только попала на курсы актерского мастерства, сразу пришло ощущение, что для меня это естественная форма существования. Хотя окружающие первое время говорили: «У тебя совсем крыша поехала».
Вы долго прожили за границей. Насколько тяжело вам сейчас играть русские образы, насколько они вам понятны?
Мне кажется, границы и в кино, и в театре расширились, уже нет русских образов, и вообще национальная принадлежность неважна. История той же Гели из «Сказки про темноту» — это не история сотрудницы милиции, это фильм про одинокую женщину. Если ты вникаешь в ее душу, то все остальное — где она работает, как одевается, на каком сленге говорит — всего лишь культурологический контекст. Героиня могла бы жить в Париже и работать в магазине.
Один кинокритик написал о «Сказке про темноту»: «Это фильм о том, как тяжело произнести фразу «Я тебя люблю». Тяжело, да еще и некому». В жизни вы часто эти слова произносите?
Смотря кому. Ребенку очень легко сказать «я тебя люблю», потому что это то, что ты чувствуешь постоянно, ровно с того момента, как тебе его дали в руки первый раз. Что касается взрослых, то раньше я думала, как все женщины: здорово, когда тебе говорят и ты говоришь «люблю» двадцать четыре часа в сутки. Но сейчас пришла к тому, что любовь необязательно облекать в какие-то слова.
Вся жизнь — работа
Вы трудоголик?
Да. Потому что работаю с пяти лет — с тех пор, как серьезно занялась балетом. Балет требует концентрации, даже фанатизма. Я настолько привыкла к тому, что всю жизнь на работе, что когда случился период относительного безделья, у меня начал страшно портиться характер, я стала очень раздражительной. Когда я завалена работой — чувствую себя значительно лучше.
А кто вас привел в балет?
Сама пошла. Я была абсолютной фанаткой балета. Родители меня отговаривали.
Ваш папа, Геннадий Хазанов, рассказывал, что в юности сам хотел танцевать.
Хотел, но его не взяли в училище, потому что в то время он был очень худой и маленький. Но своему ребенку он такой судьбы, конечно, не желал. На самом деле у нас дома не было культа балета. Просто была соседка-балерина, и вот она часто брала меня с собой в театр. Я когда увидела сцену, танцоров, сразу подумала: всё, хочу заниматься только этим! А я в этом смысле очень упертый человек: если чего-то хочу, то добьюсь обязательно. Пусть даже год надо стоять у станка, потом год разучивать движения и максимум тебе какую-нибудь полечку дадут станцевать...
Вы производите впечатление чересчур деловой, серьезной девушки. Можете позволить себе похулиганить?
Что вы понимаете под хулиганством?
Например, проспать репетицию.
Нет, для меня это табу. Даже не представляю, как бы я потом мучилась. Я на свидание-то опоздать не могу. Ужасно себя чувствую, если кто-то ждет меня даже пять минут.
Мне еще в хореографическом училище многие педагоги говорили, что у меня актерская природа. Потом, когда я работала в Большом, у меня были разные партии, но очень редко была возможность прожить какую-то историю целиком. Я стала задумываться над тем, где я могу это сделать. И тут же получила серьезную травму — порвала связки на колене.
Для балерины это конец карьеры?
Нет. Но я, после того как вылечила ногу и снова набрала форму, стала психологически зажиматься. Поймала себя на мысли, что подсознательно все время подстраховываюсь, исчезла свобода. Мне это ужасно мешало. Я подумала: может, это знак и надо что-то менять в своей жизни? Получила диплом хореографа, занималась постановками, какое-то время даже работала в моде — все не то. А как только попала на курсы актерского мастерства, сразу пришло ощущение, что для меня это естественная форма существования. Хотя окружающие первое время говорили: «У тебя совсем крыша поехала».
Вы долго прожили за границей. Насколько тяжело вам сейчас играть русские образы, насколько они вам понятны?
Мне кажется, границы и в кино, и в театре расширились, уже нет русских образов, и вообще национальная принадлежность неважна. История той же Гели из «Сказки про темноту» — это не история сотрудницы милиции, это фильм про одинокую женщину. Если ты вникаешь в ее душу, то все остальное — где она работает, как одевается, на каком сленге говорит — всего лишь культурологический контекст. Героиня могла бы жить в Париже и работать в магазине.
Один кинокритик написал о «Сказке про темноту»: «Это фильм о том, как тяжело произнести фразу «Я тебя люблю». Тяжело, да еще и некому». В жизни вы часто эти слова произносите?
Смотря кому. Ребенку очень легко сказать «я тебя люблю», потому что это то, что ты чувствуешь постоянно, ровно с того момента, как тебе его дали в руки первый раз. Что касается взрослых, то раньше я думала, как все женщины: здорово, когда тебе говорят и ты говоришь «люблю» двадцать четыре часа в сутки. Но сейчас пришла к тому, что любовь необязательно облекать в какие-то слова.
Вся жизнь — работа
Вы трудоголик?
Да. Потому что работаю с пяти лет — с тех пор, как серьезно занялась балетом. Балет требует концентрации, даже фанатизма. Я настолько привыкла к тому, что всю жизнь на работе, что когда случился период относительного безделья, у меня начал страшно портиться характер, я стала очень раздражительной. Когда я завалена работой — чувствую себя значительно лучше.
А кто вас привел в балет?
Сама пошла. Я была абсолютной фанаткой балета. Родители меня отговаривали.
Ваш папа, Геннадий Хазанов, рассказывал, что в юности сам хотел танцевать.
Хотел, но его не взяли в училище, потому что в то время он был очень худой и маленький. Но своему ребенку он такой судьбы, конечно, не желал. На самом деле у нас дома не было культа балета. Просто была соседка-балерина, и вот она часто брала меня с собой в театр. Я когда увидела сцену, танцоров, сразу подумала: всё, хочу заниматься только этим! А я в этом смысле очень упертый человек: если чего-то хочу, то добьюсь обязательно. Пусть даже год надо стоять у станка, потом год разучивать движения и максимум тебе какую-нибудь полечку дадут станцевать...
Вы производите впечатление чересчур деловой, серьезной девушки. Можете позволить себе похулиганить?
Что вы понимаете под хулиганством?
Например, проспать репетицию.
Нет, для меня это табу. Даже не представляю, как бы я потом мучилась. Я на свидание-то опоздать не могу. Ужасно себя чувствую, если кто-то ждет меня даже пять минут.
