Фото: facebook.com
Для кого это проблема?
«Проблема 2024» оказалась вброшенной в экспертное обсуждение достаточно случайно — в октябре 2018 года председатель Конституционного суда Валерий Зорькин опубликовал программную статью к 25-летию Конституции РФ, которую многие ошибочно восприняли как заявление о необходимости начать новый конституционный процесс. Кремль сразу же опроверг наличие таких планов.
Для кого вообще сейчас имеет значение «проблема 2024»? Исключительно для специалистов, для профессиональных политологов — как в России, так и за рубежом. Для тех, кто академически изучает «транзиты власти». А также для внешнеполитических экспертов, которые формируют для своих правительств «длинные стратегии», то есть описывают сценарии действий, учитывающих события далекого горизонта. Поскольку для национальных правительств важно понимать, с чем они будут иметь дело в той или иной стране через 10 или 20 лет.
Останется ли Путин, изменив Конституцию, оставит ли он пост преемнику, а сам на одну каденцию возглавит Совет Безопасности или правительство, вся конструкция созданного им корпоративного государства сохранится в течение длительного времениЕсли смотреть глазами американского или европейского эксперта, то истечение в 2024 году второго «два раза подряд» у Путина ставит вопрос не о том, как конкретно он будет преодолевать возникшую проблему, а о том, сформировал ли он окончательную конструкцию «власть—общество», включая весь институциональный дизайн. Приняла ли система окончательную форму, при которой переход власти не породит проблему «ядерной кнопки», то есть хаоса и дестабилизации, при которой военная мощь РФ окажется в руках «неизвестно кого».
На последний вопрос ответ понятен: на данный момент нет никаких оснований больше беспокоиться о судьбе ядерной кнопки при следующем президенте, чем при самом Путине, с его агрессивной и непредсказуемой внешней политикой и риторикой.
В целом же очевидно следующее: останется ли Путин, изменив Конституцию, оставит ли он пост преемнику, а сам на одну каденцию возглавит Совет Безопасности или правительство, вся конструкция созданного им корпоративного государства сохранится в течение длительного времени, конец которого невозможно прогнозировать.
Это должен быть высший чиновник с опытом руководства крупным регионом или крупной корпорацией, способный быть Верховным главнокомандующим, то есть желательно служивший и имеющий офицерское звание, хорошо представляющий себе мировую экономику и специфику российского бюджета
Вопрос преемника
Кому будет передавать президентство Путин, если примет решение уйти на один срок и вернуться в 2030 году, когда ему будет 78 лет? Список этих людей хорошо известен, никаких внезапных, абсолютно новых фигур не может появиться за 5 лет. Поскольку требования к подобной фигуре таковы: это должен быть высший чиновник с опытом руководства крупным регионом или крупной корпорацией, способный быть Верховным главнокомандующим, то есть желательно служивший и имеющий офицерское звание, хорошо представляющий себе мировую экономику и специфику российского бюджета. А также обладающий личными качествами, исключающими хаотическую конфликтность и предполагающую высокую работоспособность — в течение 12–14 часов в сутки.
Из ветеранов политической сцены это могут быть Чемезов, Кудрин, Кириенко, Козак, Медведев, Собянин. Это может быть и один из молодых губернаторов или «технократов» из правительства — список этих людей из кадрового резерва, хорошо продвигающихся во властной иерархии, также известен. Но сейчас бесполезно прогнозировать их будущее, поскольку Путин не оказывает никакого явного предпочтения кому-то из молодых назначенцев.
«Проблема 2024» отступает на второй план по сравнению с более важной: готов ли большой государственный аппарат и вся система госкорпораций участвовать в длинной войне на истощение, выполняя свои функции в условиях долгого чрезвычайного положения?
Внешние факторы
Так называемые «геополитические риски» столь высоки в результате путинского поворота, совершенного в 2014 году, что невозможно прогнозировать влияние внешних факторов на «проблему 2024». К тому времени можно представить себе и переход правления в режим чрезвычайного положения, и тяжелый экономический коллапс, и — наоборот — укрепление статуса не только путинского, но и других длинных «персоналистских режимов» на фоне глобальных изменений режимов власти.
Если Кремлю удастся понизить уровень конфликтности в ближайшие 3–5 лет, то есть рутинизировать санкции, перестать быть «вторым Ираном» и вернуться к «казахстанской модели», то «проблемы 2024», на мой взгляд, вообще не существует.
А если продолжится политика эскалации, которую вел Путин в 2014–2018 годах, то «проблема 2024» отступает на второй план по сравнению с более важной проблемой. А именно: готов ли большой государственный аппарат и вся система госкорпораций участвовать в длинной войне на истощение, выполняя свои функции в условиях долгого чрезвычайного положения? Иначе говоря, набрал ли весь этот 20-миллионный в целом контингент достаточную устойчивость и инерцию для того, чтобы двигаться сквозь большую турбулентность.
Так или иначе, публичные выступления Путина ясно показывают, что он собирается реализовывать свою программу «перепозиционирования России» в горизонте ближайших 20 лет. Возраст позволяет ему рассчитывать примерно на такие сроки. Даже вернувшись в 2030 году на новые «два срока подряд» 78-летним, он вполне может рассчитывать на целую каденцию.
От редакции: Это четвертый текст в рамках дискуссии NT о проблеме-2024, которая возникает с истечением полномочий Владимира Путина: как покинуть Кремль не покидая его. Авторами предыдущих прогнозов были колумнист NT, руководитель программ Московского центра Карнеги Андрей Колесников: «Система Путина. Возраст дожития», политолог Федор Крашенинников: «Планы Путина? Не смотрите на календарь» и профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и университета Хельсинки Владимир Гельман: «В поисках пожизненной власти».
Мы приглашаем политологов и экспертов присоединиться к нашей дискуссии.
Пишите: info@newtimes.ru , укажите Проблема 2024 — в предмете письма.
