#Экспертиза

Что придет на смену «крымскому синдрому»?

2019.03.17 |

Кирилл Рогов, политолог

Фонд «Либеральная миссия» в рамках проекта «Экспертиза» подготовил доклад коллектива авторов, посвященный анализу первого года нового срока Владимира Путина. NT публикует главу из доклада, который написал известный политолог Кирилл Рогов

  • Целый ряд социологических индикаторов указывает на существенные изменения в социально-политических настроениях россиян на протяжении прошедшего года — на окончание посткрымского консенсуса в общественном мнении.

  • Вместе с тем снижение рейтинга «одобрения президента» не несет критических рисков для режима; смена циклов высокой и низкой поддержки наблюдалась в истории путинского правления несколько раз.
  • Снижение поддержки является следствием сознательных действий Кремля, которые хотя и снижают текущее доверие граждан, несут с собой «выигрыш» в среднесрочной перспективе — улучшение ситуации в государственных финансах (снижение издержек на социальную политику, рост налоговых поступлений).

  • Не являясь критической угрозой, периоды «низкой поддержки» являются серьезным вызовом и в прошлом всегда сопровождались некоторой политической турбулентностью; особенностью нынешнего цикла является то, что средства, использовавшиеся для восстановления статус-кво в прежних циклах, сейчас гораздо менее доступны.

  • Не вызывает сомнения, что в ближайшее время Кремль вынужден будет искать средства для того, чтобы достичь перелома в настроениях граждан, возможно, прибегая к достаточно рискованным шагам.

  • Главным вызовом для режима в текущей ситуации остается неблагоприятная экономическая динамика, провоцирующая углубляющуюся социальную депрессию, причем в отличие от прошлого периода ответственность за нее все в большей степени будет возлагаться гражданами на Кремль.


Конец эпохи: рейтинг и не только

Существенные изменения в настроениях россиян, общее снижение доверия к режиму, и в том числе — снижение так называемого «рейтинга Путина», стали едва ли не самой важной и обсуждаемой новостью первого года нового срока. Пресловутый рейтинг (уровень одобрения деятельности президента) оставался одним из самых известных маркеров «крымского синдрома» — необычайно высокого уровня поддержки режима в периоде после присоединения Крыма и войны в Восточной Украине. Навязчивое внимание к рейтингу вполне оправданно: в персоналистских режимах он является самостоятельным политическим институтом, указывающим на степень лояльности граждан сложившемуся статус-кво и влияющим на поведение политических акторов.

Как видно на Графике 8, значения «рейтинга одобрения» резко снизились в июне 2018 — почти симметрично его стремительному взлету в марте 2014 года.; синхронно поднимался и снижался также показатель «доверия» (ответы на вопрос «Одобряете ли вы Путина на посту президента России?» и ответы с упоминанием Путина на вопрос «Назовите 5-6 политиков, которым вы более всего доверяете»). Практически та же картина наблюдается и в данных по «доверию» Путину ФОМ*.
См., например, «Доминанты. Политические индикаторы. 7 февраля 2019 г.» (http://bd.fom.ru/pdf/d05pi2019.pdf).

Показателем изменившихся настроений выступает, однако, не только рейтинг. Так, например, разница позитивных и негативных оценок положения дел в стране на протяжении всего посткрымского периода составляла в среднем +28 пунктов (несмотря на кризис 2015–2016 годов), а летом 2018 года ситуация внезапно вернулась к характерному для докрымского периода нулевому балансу (опросы «Левада-центра», см. График 8). Возврат к докрымским показателям можно обнаружить и в некоторых других данных — например, в уровне доверия к основным государственным и публичным институтам.

В целом можно говорить, что 4-летний посткрымский период в российской политике закончился. Но что это значит для режима и каких последствий можно ожидать? Ответы на эти вопросы требуют более детального анализа и интерпретации как самих показателей, так и масштабов и характера их изменений.

График 8. Одобрение президента и оценки положения дел в стране, 2010–2019.


Возвращаясь к пресловутому «рейтингу» (уровень одобрения президента), следует прежде всего сказать, что этот показатель в российских институциональных условиях подвержен значительной инфляции. Его среднее значение за 19 лет путинского правления составляет 76 пунктов — невероятно высокий уровень для лидера любой демократической страны. Эта инфляция, или авторитарное смещение в рейтинге, задается, на наш взгляд, несколькими факторами:

  • низкой конкурентностью политической и медиа среды: если бы оппозиция имела широкий доступ к СМИ, а сами СМИ были более свободными, рейтинг не был бы столь высоким;

  • механизмом «спирали молчания»: знание респондентов о том, что Путин пользуется всеобщей поддержкой, делает отрицательный ответ более тяжелым выбором; респондент фактически отвечает не на вопрос «одобряете ли вы Путина?», а на вопрос — «одобряете ли вы, как большинство соотечественников, Путина или принадлежите к группе маргиналов, его не одобряющих?» — и должен определиться в своих отношениях с этим «большинством»;

  • эффектами интервью: как свидетельствуют опросы и фокус-группы, часть людей опасается последствий за нелояльные ответы в социологических опросах, а часть воспринимает интервью как коммуникацию с «властью»*.

См. подробнее, например, Rogov K. Public opinion in Putin’s Russia. The public sphere, opinion climate and ‘authoritarian bias’. NUPI Working papers. N878. Norsk Utenrikspolitisk Institutt. 2017; приведенные в этой публикации данные массовых опросов противоречат выводам экспериментального исследования Frye T., Gehlbach S., Marquardt K., Reuter O. Is Putin’s popularity real? //Post-Soviet Affairs. 2017. Т. 33. №. 
Таким образом, с одной стороны, «рейтинг одобрения» динамичен и отражает изменения в настроениях избирателей, с другой, в условиях авторитарного правления он значит не то же самое, что рейтинг одобрения Дональда Трампа, Эмманюэля Макрона или Ангелы Меркель. Давление авторитарного «климата мнений» ведет к тому, что даже люди, недовольные ситуацией в стране, не склонны адресовать это недовольство Владимиру Путину.

Периоды низкой поддержки подрывают представление общества о наличии прочного президентского сверх-большинства, а это, в свою очередь, мобилизует недовольных и оппозицию, стимулирует оппортунизм элит и ослабляет экстра-легитимность Путина

Сверхбольшинство и режимные циклы

При среднем значении рейтинга в 76 пунктов, в действительности можно различать несколько его якорных интервалов (График 9). Эти интервалы маркируют периоды мобилизации лояльности — когда значение показателя превышает 80%, и де-мобилизации — когда оно снижается до уровня 60–67%. Различие двух этих ситуаций становится яснее, если интерпретировать их в обратном смысле. В первом случае неодобряющими Путина себя объявляют около 15% граждан, которые выглядят на фоне всеобщего одобрения определенно маргинальной группой; во втором — таких оказывается около трети (31–35%). Здесь группа определенно недовольных политиками режима не выглядит уже маргинальной, и в результате, помимо доминирующей нормы «одобрения», начинает формироваться также «младшая», но вполне легитимная, не маргинальная норма «неодобрения», подрывая эффект «спирали молчания».

График 9. Режимные циклы: периоды высокой и низкой поддержки, 2000–2019.


Данные: ежемесячные опросы «Левада-центра».

Как видно на графике, снижение рейтинга в зону низкого интервала вовсе не является критическим событием для режима. На протяжении путинского правления нынешний эпизод снижения уже четвертый. Первый наблюдался весной — летом 2000 года, в период столкновения Путина с медиа олигархами (В. Гусинским и Б. Березовским), второй в конце 2004 — начале 2005 года, когда проводилась монетизация льгот и были отменены прямые выборы губернаторов, наконец, третий, самый длительный — в 2011–2013 годах (с перерывом в виде краткой предвыборной мобилизации весны 2012 года). Впрочем, за каждым таким падением в прошлом следовал новый подъем рейтинга. Эти спады и подъемы образуют своего рода повторяющиеся циклы путинского режима.

Не являясь критическими для устойчивости режима, периоды снижения поддержки, между тем, остаются для него вызовом и угрозой. В прошлом всякий раз они сопровождались определенной политической турбулентностью. Периоды низкой поддержки подрывают представление общества о наличии прочного президентского сверхбольшинства, а это, в свою очередь, мобилизует недовольных и оппозицию, стимулирует оппортунизм элит и ослабляет экстра-легитимность Путина.

Наглядной демонстрацией рисков, связанных с ситуацией низкой поддержки, в нынешнем эпизоде уже стали неудачи Кремля на региональных выборах. Особенно характерны в этом отношении поражения на губернаторских выборах. В тех регионах, где инкумбенты не смогли избраться в первом туре, во втором туре на избирательные участки пришли контингенты избирателей, не голосовавшие в первом туре, специально для того, чтобы проголосовать против ставленника Кремля, который в результате терпел сокрушительное поражение*
См. подробнее Стресс-тест на пол-России…
.

Иными словами, уверенные в предопределенности исхода выборов, эти контингенты предпочитали неучастие в выборах, что создавало более комфортную ситуацию для инкумбента, однако свидетельство того, что позиции режима не так сильны, как считалось, мобилизовало их на протестное голосование во втором туре.

Тот факт, что Кремль сумел не допустить мобилизации протестных настроений и организованных массовых выступлений против своих реформ, свидетельствует не столько о слабости режима, сколько, напротив, о его институциональной устойчивости

В поисках серебряной пули

По общему мнению, снижение поддержки в 2018 году стало следствием объявления о повышении пенсионного возраста. И нет никакого сомнения, что именно это явилось триггером перелома в социальных настроениях (показатели резко изменились в июне — после объявления о реформе). Однако при детальном рассмотрении ситуация выглядит несколько сложнее. Как видно на Графике 10, субъективные оценки личного (семейного) материального положения начали ухудшаться сразу после президентских выборов, к концу года индекс снизился на 50 пунктов, что составляет половину общего снижения индекса в ходе кризиса 2014–2016 годов. Эта динамика коррелирует со снижением реальных располагаемых доходов россиян во второй половине года, зафиксированных Росстатом. И хотя масштабы реального снижения были существенно меньшими, по всей видимости, они были болезненно восприняты на фоне позитивных ожиданий и стабилизации доходов в 2017 году. Так или иначе, именно затяжная стагнация в экономике и продолжающееся уже более 4 лет снижение доходов и явились тем фоном, на котором было воспринято объявление о повышении пенсионного возраста
См. также: Денис Волков. Как власти поддержать рейтинг.  – Ведомости. 11 февраля 2019.
*.

График 10. Индекс субъективных оценок материального благополучия и индекс реальных располагаемых доходов, 2014–2018 гг.
Индекс материального благосостояния рассчитан нами на основе ответов на вопрос: «За последний год материальное положение вашей семьи улучшилось, ухудшилось или не изменилось?» («Левада-центр»), индекс реальных располагаемых доходов рассчитан НИУ ВШЭ на основе данных Росстата.
Ухудшение экономического самочувствия населения во второй половине 2018-го было связано, по всей видимости, как с нестабильностью рубля, так и с бюджетной консолидацией, которую проводили власти после президентских выборов. Таким образом, в следующие после успешных выборов месяцы Кремль предъявил российскому населению целый ворох неприятных новостей: это и повышение пенсионного возраста, и повышение налогов для бизнеса, и бюджетная консолидация. В таком контексте снижение поддержки выглядит не просто ожидаемым, но даже — достаточно умеренным. А тот факт, что предъявив такое количество плохих новостей населению, Кремль сумел не допустить мобилизации протестных настроений и организованных массовых выступлений против своих реформ, свидетельствует не столько о слабости режима, сколько, напротив, о его институциональной устойчивости.

Возвращаясь к отмеченным выше циклам низкой-высокой поддержки в истории путинского режима, следует сказать, что и в прошлом — как минимум в двух эпизодах снижения поддержки — это снижение было связано с усилиями Кремля (непосредственно после президентских выборов) по изменению тех или иных политических балансов или объема собственных обязательств перед гражданами, задевавшими интересы влиятельных групп. В 2000 году Путин противостоял мощным медиа-империям и, в результате, сумел подорвать их влияние. В 2005-м он атаковал региональные элиты и их политические позиции в лице избираемых губернаторов, а также перераспределял социальные обязательства государства перед «льготниками». В обоих случаях это вело к снижению популярности, но и к значительному институциональному укреплению режима в среднесрочной и длительной перспективе. Одновременное повышение налогов и пенсионного возраста также существенно улучшает ситуацию в государственных финансах, а политическая цена, которую Кремль вынужден был за это заплатить, выглядит пока вполне умеренной.

Такая перспектива позволяет лучше понять и природу циклов снижения поддержки, и стратегии Кремля в первый год очередного президентского срока. Однако все это не отменяет того факта, что ситуация низкой поддержки является серьезным вызовом для режима, а длительный период низкой поддержки выглядит практически неприемлемым сценарием в контексте «проблемы 2024». В 2000-м возвращение к ситуации высокой поддержки было обусловлено как ростом экономики, так и перераспределением медиа-активов — и Первый канал, и НТВ перешли под контроль Кремля. В 2005-м успешный выход из «ямы» был обусловлен чрезвычайно благоприятной экономической конъюнктурой: и цены на нефть, и российская экономика демонстрировали бурный рост. В 2014 году возвращение было обеспечено мощной внешнеполитической мобилизацией, связанной с присоединением Крыма и войной в Восточной Украине. Сегодня все эти опции выглядят малопригодными: население теряет интерес к телевидению и повестке пропаганды, способы выйти из затяжной стагнации в экономике не просматриваются, и даже внешнеполитическая мобилизация выглядит проблемой на фоне растущего раздражения внешнеполитической активностью Кремля.

Несмотря на это, поиск сильного решения, которое бы вновь развернуло социальные настроения в благоприятную для режима сторону в течение следующих года — полутора остается главным императивом для режима. В противном случае ситуация низкой поддержки будет провоцировать все большую нестабильность и внутриэлитные конфликты по мере приближения 2024 года. Удача или неудача в этих поисках во многом и определит сценарий очередного президентского срока и предстоящего «конституционного транзита», какой бы сценарий для него не был выбран.

Главным же вызовом, безусловно, остается экономическая динамика. В условиях мобилизованной лояльности в посткрымском периоде долгосрочная стагнация и снижение реальных доходов практически не конвертировались в политическое недовольство. Это во многом и укрепило Кремль в представлении, что стабильность государственных финансов является главным и достаточным условием стабильности режима, а экономку и население можно отжимать как губку. Следующий год обещает быть в экономическом отношении более сложным, чем предыдущий, в то время как восприятие экономических проблем населением резко изменилось. Теперь ответственность за них в гораздо большей степени, чем раньше, возложена на Кремль. И переубедить население в этом вряд ли будет возможно, не прибегая к чрезмерно рискованным маневрам.

Полностью читайте здесь.


Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share