Notre Dame нашей души

Прошедшую ночь миллионы людей по всему миру, не отрываясь, с замиранием сердца смотрели прямую трансляцию из Парижа, моля Бога только о том, чтобы потрясающий собор Notre Dame не рухнул, похоронив в пламени историю Европы.

Собор устоял

И уже сегодня можно достаточно внятно ответить на множество вопросов. Хотя, конечно, далеко не на все.

Сразу же предупреждаю: любители конспирологии могут дальше не читать — ничего конспирологического не последует. Собор был на реставрации, а любой строитель или архитектор в любой части света вам легко расскажет десятки историй о ЧП на стройке: знакомая всем предупредительная надпись «Не стой под стрелой!» не зря появилась. Перетершийся и внезапно оборвавшийся трос, искра от болгарки, короткое замыкание во временной проводке — чего только на стройке не случается.

Для тех же, кому интересно, что произошло и чего ждать в дальнейшем, мне, учитывая, что большинство читателей не архитекторы и тем более не реставраторы, придется начать ab ovo.

ЧТО ТАКОЕ СОБОР NOTRE DAME DE PARIS

Собор Нотр-Дам, как и большинство больших соборов Западной Европы, строился долго — с 1163 по 1345 г., заложенный на основаниях предшествовавшего храма Св. Стефана парижским епископом Морисом де Сюлли, он вобрал в себя позднероманские и раннеготические черты, а также элементы «высокой готики». В его строительстве в разное время принимали участие такие знаменитые зодчие, как Жан де Шель, Пьер да Монтрей, Пьер де Шаль и Жак Рави. Сильно поврежденный во время Французской революции, собор был отреставрирован Виолле ле Дюком в 1841-1864 гг., в частности, восстановившим в дереве утраченный шпиль над средокрестием и «улучшившим» собор знаменитыми фигурами химер-горгулий на фасаде.

У собора Нотр-Дам де Пари достаточно архаичный для готики пятинефный план (неф — это продольное пространство между рядами опор) и выступающий к северу и югу трансепт (поперечный неф, образующий при пересечении с главным продольным нефом средокрестье), над которым возвышался шпиль. (Рис. 1.) С западного фасада возвышаются две башни-колокольни. Два боковых нефа сильно ниже центрального, трансепт по высоте равен центральному нефу. Внутреннее пространство собора (дальше речь будет только о центральном нефе и трансепте) перекрыто раннеготическими шестичастными нервюрными сводами.

В готике зодчие совершили гениальный прорыв, повторить который сумели только архитекторы второй половины XIX в. — они поняли, что нагрузки можно не «размазывать», не распределять по массиву стен, а собрать в узлы, частично взаимно погасив, а усиливать нужно только узлы. Так родился готический свод — одно из самых дерзновенных творений человеческого гения

Здесь мне придётся остановиться и объяснить, что такое готические своды. Тысячелетия до готики все нагрузки от перекрытий падали на массивные несущие стены. Поскольку перекрытия были по балкам, с ними не было никаких особых проблем: нагрузка от них была только вниз, и достаточно прочных стен и колонн вполне хватало (оговорюсь для особо пытливых: римляне уже знали своды — например, свод Пантеона в Риме, — но их своды были монолитными бетонными, а потому никакой нагрузки, кроме вертикальной, тоже не создавали). Проблемы начались в предшествующую готике романскую эпоху: строители научились выкладывать своды и купола из камня и кирпича, а своды и купола, помимо вертикальных нагрузок, создают еще и распор, действующий горизонтально и как бы разваливающий стены. Сперва с распором боролись незамысловато — просто увеличивали толщину массива стен, чтобы «погасить» распор просто за счет массы. Конечно, никаких больших окон в этих продольных стенах сделать было нельзя — стены тут же ослаблялись и переставали удерживать свод. Затем еще романские мастера поняли, что цилиндрический свод можно пересечь поперечными цилиндрическими сводами и тогда в их торцах появлялась возможность сделать окна. Но распор гасился по-прежнему массивом стен.

И вот, наконец, в готике зодчие совершили гениальный прорыв, повторить который сумели только архитекторы второй половины XIX в. — они поняли, что нагрузки можно не «размазывать», не распределять по массиву стен, а собрать в узлы, частично взаимно погасив, а усиливать нужно только узлы. Так родился готический свод — одно из самых дерзновенных творений человеческого гения. Суть его состоит вот в чем: между опорами перекидываются стрельчатые (а не цилиндрические — так меньше распор!) арки — нервюры или гурты будущего свода, поперечные и диагональные, пересекающиеся над серединой пролета, всё пространство между ними заполняется тонкой «скорлупкой» свода буквально в кирпич или каменный блок толщиной; такие ячейки-травеи приставляются одна к другой вдоль нефа, и арки и своды взаимно гасят распор друг друга в продольном направлении, а в поперечном нагрузки от арок-нервюр и сводов «собираются» в узлы в капителях опор и гасятся отставленными от нефа наружу мощными пилонами-контрфорсами, на которые давление распора передается наклонными висящими в воздухе арками-аркбутанами. В результате появилась возможность практически вообще отказаться от мощных стен, заместив их огромными окнами, заполненными витражами. Сверху же свод представляет собой волнистое покрытие-оболочку с воронкообразными «пазухами» в тех местах, где нервюры сходятся у опор. Эти пазухи частично (но не полностью, не буду длинно объяснять почему) заполнялись забутовкой — обломками камней на растворе, что несколько выравнивало свод при взгляде сверху. (Рис.2.)

Выше сводов на парапете стен устанавливались обычные деревянные стропила с обрешеткой (ровно такие же, как мы сегодня ставим на наших дачах), а кровля чаще всего делалась из свинцовых листов, точнее — «досок», если учитывать их толщину или черепицы (медь была слишком дорога, а листового железа делать еще не умели, поскольку не придумали прокат).

Это сегодня нам просто объяснять, как это было сделано. Как сами готические мастера добрались до такой гениальной идеи — собрать нагрузки в узлы и усиливать именно и только узлы — до конца непонятно: этот шаг был гениальным прорывом, невероятным достижением человеческого разума и практического опыта! Замечу здесь же — забытого уже в Ренессансное время (Италия так готику и не освоила, а знаменитый Миланский собор строили французы), вернувшееся к архаичной идее погашения нагрузок путем примитивного увеличения массива стен.

ЧТО ПРОИЗОШЛО

Все рассказанное выше было не для красного словца и не в качестве необязательного исторического экскурса — без понимания того, что из себя представляет готический собор в конструктивном отношении, невозможно понять, что произошло во время пожара. Поскольку пожар начался после окончания рабочего дня, можно почти со 100%-й уверенностью предполагать, что его причиной явилось замыкание во временной проводке, проведенной в связи с реставрационными работами. Стальные леса, само собой, не загорелись, а вот столетиями высушенные стропила занялись как порох. В огромном подкровельном пространстве огонь распространился почти мгновенно, расплавляя листы свинцового покрытия. Свинец вообще-то плавится уже при температуре + 357,5⁰С, но температура в пожаре такого масштаба всегда выше (обычно порядка +1000⁰С). Судя по тому, что возле эпицентра пожара — около деревянного шпиля — стальные леса «поплыли», в этом месте температура доходила до +1200⁰С, но в других местах она была ниже. Стропила при такой температуре сгорают очень быстро, а расплавленный свинец проливается на своды, стремительно нагревая камень до очень высоких температур. При этом свинец стекает по сводам в их пазухи — помните, что это такое? — я уже рассказывал выше — и образует там раскаленные «озерца». (Рис. 3.) При этом, помимо прокала камня, нагревается и выгорает известковый раствор забутовки.

Этот пожар показал, что строители собора были не просто гениальными, а сверхгениальными мастерами! Любая несимметричность нагрузок, любое их превышение на каких-то участках немедленно вызвало бы именно их обрушение — нет, всё устояло!

Действия пожарных — уж не знаю, сами ли они это сообразили, подсказал кто из специалистов или еще раньше всё было отработано на прошлогодних пожарных учениях — действия их были мало того, что отважными и самоотверженными, они были еще и предельно квалифицированными: пожарные даже не пытались гасить кровлю и то, что рухнуло на своды (а это, чтобы никто не думал, будто мало — 120 тонн!), а непрерывно поливали, охлаждая стены, контрфорсы и аркбутаны, стараясь сохранить несущий каркас собора. Все причитания из серии: «А где же вертолеты и полив сверху?» — только из-за непонимания ситуации. Слава Богу, что пожарные всё понимали! Если бы они попытались заливать своды сверху, то масса воды плюс резкий температурный скачок немедленно вызвали бы обрушение тонких и хрупких, хотя и невероятно прочных сводов-скорлупок по всему собору с возможным (даже вероятным) «утягиванием» за собой и стен. Я думаю, пожарные молились на гений готических мастеров, надеясь, что своды устоят — и своды в основном устояли!

Этот пожар показал, что строители собора были не просто гениальными, а сверхгениальными мастерами! Любая несимметричность нагрузок, любое их превышение на каких-то участках немедленно вызвало бы именно их обрушение — нет, всё устояло! А ведь ни тогда, ни даже сегодня никто не может полноценно рассчитать готический свод — всё было в опыте и божественном чутье готических строителей собора.

Да, часть сводов всё же обрушилась: своды над средокрестьем — но там самый большой пролёт свода и туда падали остатки шпиля; одна травея к западу, но ее и пробил рухнувший шпиль; и еще один сегмент свода на северном конце трансепта — и всё. Остальные своды пока устояли. Сохранив интерьер собора от фатальных разрушений. (Рис.4 и 5.)

ЧТО ДАЛЬШЕ

Каковы же на сегодня утраты? Утрачен безвозвратно шпиль собора и вся его кровля (стропила и свинцовое покрытие). Обрушены три участка свода. Всем понятно, что их придется восстанавливать. Что непонятно непрофессионалам — это то, что почти наверняка придется разбирать и заново выкладывать все своды основного нефа и трансепта собора. Почему? Потому что камень сводов после обрушения на них горящих стропил и расплавленного свинца перекалился, в нем возникло множество микротрещин, которые невозможно никак проинъектировать, «склеить». Иными словами, своды утратили несущую способность и могут рухнуть в любой момент просто из-за разрушения материала. Плюс к тому, выгорел раствор забутовки пазух — их заполнение тоже придется перебирать. Всё это очень трудоёмкие и очень небыстрые и опасные работы — надеяться, что их удастся сделать в год-два — это не понимать их сложность и рискованность. Наконец, предстоит еще выяснить, в каком состоянии парапеты выше сводов, на которые опирались стропила кровли: можно ли их нагружать новой кровлей или придется подводить дополнительную скрытую конструкцию, оставляя их как чисто художественный элемент.

Еще предстоит понять, возможно ли безопасное проведение работ широким фронтом, или придется двигаться step by step, реставрируя одну ячейку свода за другой последовательно — а это намного медленнее. Но, думаю, это работа на пару десятилетий

Сколько эти работы займут времени и сколько будут стоить? На этот вопрос сегодня никто не сможет ответить. Все ответы (и то, боюсь, очень ориентировочные) можно будет получить только после того, как остывший собор и его своды будут детальнейшим образом обследованы, а потом будет разработан проект восстановления. Еще предстоит понять, возможно ли безопасное проведение работ широким фронтом, или придется двигаться step by step, реставрируя одну ячейку свода за другой последовательно — а это намного медленнее. Но, думаю, это работа на пару десятилетий. Если своды, остывая, сами не рухнут — тут только молиться, чтобы обошлось без сильных дождей, особенно в первые дни.

О САМОМ ВАЖНОМ

Вот где-то в далёком Париже горит собор — и все мы с болью и замиранием сердца почему-то смотрим прямую трансляцию, не в силах оторваться… Да, конечно, собор Нотр-Дам де Пари — визитная карточка Франции, ее символ. Но ведь не только это. Потому что вчера стало очевидным, что собор — более важный символ, чем Эйфелева башня и все Liberté-Egalité и Fraternité вместе взятые. Он оказался символом всей Европы, всей тысячелетней европейской истории.

Собор Notre Dame de Paris — потрясающий пример того, как идеи разных, далеких друг от друга стран обогащают, «окормляют» друг друга

И всё же немногие понимают в полной мере, что же такое Notre Dame de Paris. Это не самый «совершенный» из готических соборов — соборы в Реймсе, Сэ, Амьене «совершеннее», более правильные, чем их парижский собрат. Но он — та самая «экспериментальная площадка», на которой рождалась Великая Эпоха Готики. Именно так — всё с заглавных букв! Потому что эта эпоха дала старт, была прорывом в нашу современную технологическую цивилизацию. Потому что именно эпоха готики дала миру такие важнейшие изобретения, как механические передачи (а без них была невозможна никакая техника — вот и не было ее в античности!), компас и стекло, промышленное производство бумаги и конскую упряжь, серьезную обработку железа и балансирный руль у судов… Список можно продолжать до бесконечности. А архитектура готики была для той эпохи тем же, чем для нашего времени стала программа Apollo: её прямой результат — высадка на Луне — как бы не меньше результатов «побочных»: изобретения капрона и лавсана, микросерверов и систем дистанционного управления, и так далее, и тому подобное.

И, наконец, последнее. О чём невозможно не сказать, живя в России. Собор Notre Dame de Paris — потрясающий пример того, как идеи разных, далеких друг от друга стран обогащают, «окормляют» друг друга. В 1197 г. в далеком от Парижа Владимире на Клязьме западные (то ли французские, то ли бургундские) мастера закончили возведение Дмитриевского собора. В аркатуре которого они воплотили идеи русских заказчиков — Всеволода Большое Гнездо и его соратников: поместив в аркатуру вместо уже традиционных росписей практически трехмерные фигуры ветхозаветных пророков и христианских святых. (Рис. 6.) Закончив постройку, артель отправилась на родину, на Запад. Чтобы спустя пару лет эти же мастера (почти наверняка эти же самые) воспроизвели понравившуюся им идею на западном фасаде собора Notre Dame de Paris, создав первую в западной архитектуре «галерею королей», ставшую визитной карточкой всей французской готики. (Рис. 7.) 

Так что не зря и неспроста у нас у всех замирало сердце при виде горящего собора на берегах Сены — это, как ни парадоксально, часть и нашей истории, и нашей души, и нашего обращения к Богу.

Фото: depositphotos