На дне России
Давайте честно, ничего странного в том, что очередную мирную акцию в Москве жестоко разогнали, нет. Протестовать в Москве разрешается редко, за заборчиком и только там, где начальство укажет. Все остальные варианты жестоко караются и в обозримом будущем будут караться — возможно, даже с возрастающей свирепостью.
Вообще, говорить о каких-то переменах в стране можно будет тогда, когда в Москве гражданам можно будет спокойно собираться и протестовать где им самим хочется, хоть бы и на Красной площади. До тех пор обсуждать какие-то «оттепели» и «послабления» бессмысленно.
То, что безобразный акт полицейского террора совпал по времени с государственным праздником, и в то время, пока людей били и рассовывали по автозакам на улицах, в Георгиевском зале шла пафосная и слащавая церемония награждения госнаградами, тоже так себе новость.
Во-первых, все прекрасно понимают, что сам по себе этот праздник отвратителен бесконечно оплакивающему «величайшую геополитическую катастрофу» Путину. Поэтому в его логике именно в этот день вполне уместно напомнить всяким там несогласным, что все их ценности ему глубоко чужды и любые мечтания о свободе и демократии будут раздавлены полицейским сапогом.
Во-вторых, и Путин, и Собянин, и высокое полицейское начальство искренне считают Россией себя и всех тех, кто с благоговейным вниманием относится к каждому их слову. Все остальные — это вовсе не Россия, а непонятно откуда взявшееся отребье, которое именно в День России и надо топтать с особой решимостью.
Впрочем, решимость власти к вечеру как-то иссякла — задержанных в большинстве своем отпустили, в том числе и Алексея Навального, который уже готовился отправиться за решетку на 30 суток минимум, в очередной раз оказавшись организатором беспорядков. За всей показной свирепостью видится некоторая растерянность и даже испуг власти, и вот об этом говорить гораздо интереснее, чем заламывать руки и проклинать мнимую малочисленность и добродушие протестующих.
«Неблагодарные!»
Обиду и злобу власти можно понять. В конце концов, Ивана Голунова отпустили, сняв с него все обвинения. Более того, анонсирована проверка действий полиции, засветившиеся в грязной истории чины отстранены от расследования, а самое главное — заговорили даже о корректировке «народной» 282 статьи, которая позволяет отправить в заключение любого человека за найденные у него (или подкинутые ему) считанные граммы наркотических веществ.
Казалось бы, радоваться надо, благодарить милосердную и справедливую власть, отменить все протестные марши и присоединиться к хоровому пению здравиц ей — но оказалось, что благодарить власть никто особо не собирается. Это, возможно, и пугает больше всего: на крупные уступки обществу власть не готова, а мелкие очевидным образом не работают — и что делать?
Невероятный размах «дело Голунова» получило вовсе не потому, что все так сильно любят лично Ивана Голунова и его статьи, и даже не потому, что он журналист, а потому, что это типичная история про российскую полицию. И само по себе прекращение преследований Голунова ничего не меняет внутри системы.
Даже послабление 282-й статьи выглядит довольно странной мерой — а что, разве она предписывала подбрасывать наркотики по поводу и без? Понятно, что она значительно облегчала недобросовестным полицейским их задачу, но было бы желание — всегда можно придумать что-то еще. Как говорится, был бы человек, а статья найдется! И вот эту систему, сложившуюся еще в сталинские годы, никто менять не собирается.
Власти и ее агентам выгодно свести всю историю к одному конкретному Ивану Голунову и отдельным недостаткам внутри блистательно работающей системы МВД. Обществу же должно быть совершенно очевидно, что Голунов просто попал на давно работающий конвейер насилия
Другой провоцирующий протесты фактор, который нельзя не учитывать — это моментальное единение вокруг акта произвола не только всей власти вплоть до Дмитрия Пескова, но и абсолютно всех её холуев и подпевал. Пожалуй, это сыграло весьма важную роль в мобилизации протеста: освещение дела провластными комментаторами не оставляло сомнений, что это политический заказ на журналиста Голунова, а не какие-то «перегибы на местах».
То, что заказ шел не из Кремля, а с уровня «среднего менеджмента», обнажил самое мерзостное свойство всего современного российского охранительства — готовность принять, одобрить и оправдать любой акт полицейского террора уже потому, что за ним может стоять заказ с самого верха.
Власти и ее агентам несомненно выгодно свести всю историю к одному конкретному Ивану Голунову и отдельным недостаткам внутри блистательно работающей системы МВД. Обществу же должно быть совершенно очевидно, что Голунов просто попал на давно работающий конвейер насилия представителей власти над гражданами, и саму эту систему вовсе никто не собирается ликвидировать: на слуху и дело «Нового величия», и еще множество историй о том, как невинных людей пытают и сажают в тюрьмы, игнорируя всякий здравый смысл и даже обыкновенную человечность.
Отдельный повод для кремлевской обиды — три тщательно заготовленных информационных повода, которых «дело Голунова» или испортило, или поставило под угрозу. Прежде всего речь идет о Санкт-Петербургском экономическом форуме и конкретно выступлении Путина на нем, которые придворные аналитики называют «новой мюнхенской речью». Предполагалось, что именно это и станет главной новостью в России и о России, но все получилось совсем иначе: геополитические восклицания Путина прошли незамеченными широкой общественностью и обсуждаются только в тех местах, где любой чих президента вызывает бурный восторг.
Про День России уже говорилось выше, но ведь впереди еще и «Прямая линия» — важнейшее ритуальное действо развитого путинизма, которое не должно быть омрачено ничем.
Короче говоря, «дело Голунова» и порожденные им протесты и их разгоны доставили власти гораздо больше забот и переживаний, чем может показаться. И вовсе не факт, что ситуация исчерпана: бессмысленное насилие может спровоцировать новые протесты, а уж историй о произволе и беззаконии власти в России достаточно, чтоб выходить на марш хоть каждый день.
От частного к общему
У неудачи протестов 2011–2012 года было много причин, но одна из важнейших — чисто политические требования несогласных, которые вполне предсказуемо не вызвали интереса у широких слоев населения.
Переживать по поводу того, что голоса СР и ЛДПР достались ЕР — это, согласитесь, требует весьма высокого уровня абстракции и вовлеченности в политические вопросы. Социально-экономическая ситуация в то время была гораздо лучше нынешней, и в целом у обывателя не было никаких причин требовать радикальных перемен и так уж пылко ненавидеть ЕР и лично Владимира Путина.
За прошедшие годы никому, кроме силовиков, чиновников и околопутинских олигархов, лучше жить не стало, а власть продолжает вести себя так, будто ее благоденствие в полной мере тождественно условиям жизни населения.
Политические протесты — это высшая стадия развития социальной активности. Чтобы дойти до идеи об ответственности за все бедствия лично Путина, обыватель должен пройти через какой-то личный опыт унижения властью, увидеть за своими частными проблемами одну общую беду
Между тем социально-экономическая ситуация в стране провоцирует дальнейшее разочарование граждан в действующей власти, а 20 лет непрерывного мельтешения Путина в новостях — это все-таки слишком много, тут уж и самый терпеливый зритель может начать позевывать и интересоваться, нет ли чего поновее и поинтереснее.
Политические протесты — это высшая стадия развития социальной активности. Чтобы дойти до идеи об ответственности за все бедствия лично Путина и его окружения и встать в один ряд с записными оппозиционными активистами, обыватель должен пройти через какой-то личный опыт унижения властью, на собственном примере почувствовать ее произвол и равнодушие к тому, что для него важно, увидеть за своими частными проблемами одну общую беду.
Экологические, социальные и любые другие протесты, которые то тут, то там возникают в России — это как раз часть процесса, который при сохранении нынешних тенденций приведет к консолидации активной части общества вокруг политических требований отставки Путина и радикальных перемен. Это вполне осознается и властью, а потому она по-разному реагирует на протесты: то идет на уступки, то давит, то наказывает, то прощает приговоренных к расправе.
Внутри правящей верхушки борются два мнения. Согласно первому и самому популярному, всякий протест в итоге приведет к политическому и потому должен жестоко подавляться. Но есть и понимание, что если вообще не давать пару выходить и никак не реагировать на протесты, то рвануть может по-серьёзному. Согласно второму подходу, иногда надо идти на уступки в локальных конфликтах, чтоб сохранять у людей иллюзию того, что в каждом отдельном случае речь идет только о перегибах на местах, то есть эксплуатировать дальше мифологему «это бояре плохие, а царь хороший». Но здесь тоже есть серьезная проблема: где гарантия, что путь уступок не приведет к какой-то роковой уступке, которая все обрушит?
Что дальше?
Анализируя происходящее в стране, важно не воспринимать всерьез сетования на то, что народ пассивен и верит телевизору, а потому все бесполезно. Никогда ни в одной стране мира не было ситуации, чтобы в протестных акциях принимало бы участие все население или даже его большинство. Особенно это касается больших стран.
Но у пассивности большинства людей есть и обратная сторона, о которой часто забывают: эти люди не ходят не только на протестные акции, но и вообще никуда не ходят. То есть случись что — в едином порыве поддержать Путина они тоже не выйдут, во всяком случае по собственному почину.
Вопреки сказкам о «чеченском ОМОНе» и бесчисленных золотовских гвардейцах в реальности речь всегда идет о вполне ограниченном количестве живых людей в погонах, которые одни только и стоят между все увеличивающейся толпой несогласных и политической верхушкой страны
Количество протестующих против власти надо сравнивать не со всем населением страны или отдельного города, а с тем, сколько людей способна вывести в свою поддержку власть, то есть, в практическом смысле, с тем, сколько полиции и Росгвардии власть способна вывести на улицы той же Москвы, учитывая, что все эти люди являются госслужащими и обязаны выполнять приказы начальства под угрозой наказания.
Вопреки сказкам о «чеченском ОМОНе» и бесчисленных золотовских гвардейцах, якобы готовых стрелять и убивать по первому приказу, в реальности речь всегда идет о вполне ограниченном количестве живых людей в погонах, которые одни только и стоят между все увеличивающейся толпой несогласных и политической верхушкой страны. Что у них в головах на самом деле и как далеко простирается их готовность выполнять приказы — на этот вопрос никто не может дать объективного ответа, да и сами «силовики» едва ли знают, как поведут себя в решающий момент.
После «дела Голунова» у них появляется дополнительный повод задуматься о том, что в какой-то ситуации в жертву негодующему обществу могут принести и их, невзирая на прошлые заслуги и всю проявляемую лояльность.
Вопреки причитаниям скептиков и пессимистов, уличный протест работает и остается единственным способом чего-то добиться от власти, а значит и единственным путем добиваться политических перемен в стране.
