Николая Коляду в Москве любят. Его пьесы идут во многих столичных театрах, он один из редких драматургов, которые пишут роскошные роли для возрастных артисток. Лия Ахеджакова, много лет играющая в «Современнике» поставленную им «Селестину» и «Персидскую сирень» по его пьесе, не пропускает ни одни московские гастроли «Коляда-Театра», не раз бывала в Екатеринбурге и по первому зову бросалась на защиту любимого драматурга и режиссера. А защищать его всегда есть от кого.
Своими руками
«Коляда-театр» — один из первых частных театров в России. Театр находится в центре Екатеринбурга в деревянном старом доме — памятнике архитектуры деревянного зодчества XIX века, который местные власти предоставили коллективу три года назад, отобрав здание предыдущее. Крошечный театрик вот уже много лет является местом паломничества для театральных гурманов. В театре нет никаких суперсовременных технологий, все создается собственными руками: декорации, костюмы, машинерия. Актеры все профессиональные, никакой самодеятельности, получают 7–9 тыс. рублей в месяц. Коляда издает журнал «Урал», ведет семинар по драматургии, проводит фестивали молодых драматургов. Активно пропагандирует современную пьесу. Сам пишет только о том, что знает, а знает то, что видит вокруг, чем живет сам, ничего не придумывая и не драматизируя. Суть его театральной эстетики — в самой Игре, в театральном Волшебстве, являющемся ниоткуда. Спрашивать у него, почему так, а не этак, — бессмысленно. Он улыбнется извиняющейся улыбкой, посмотрит куда-то в потолок и тихо ответит: «Не знаю… Придумалось».
Лукавит, конечно: ничего случайного в его спектаклях нет. Он виртуозно владеет пространством сцены и, кажется, способен справиться с любыми масштабами. Его режиссура на первый взгляд кажется стихийной, импровизационной, подвижной — все это так и не так одновременно. Спектакли имеют жесткую конструкцию, несмотря на невероятную вольность интерпретаций. Но конструкция эта, придуманная то ли по наитию, то ли в мучительных поисках адекватного языка, сплетена из тончайших нитей взаимоотношений и поступков. Коляда всегда начинает с языческих камланий, с животного рычания, с обрядовых хороводов, словно предварительно освобождая артистов, выпуская из них бесов лицедейства, а потом мастерски выстраивает диалоги — стремительно, со спонтанными непредсказуемыми реакциями, закручивая мысль и эмоцию в тугой узел, развязать который способны лишь сами герои — что они легко и непринужденно демонстрируют.
«Он может все»
Олег Ягодин — премьер этой труппы. Играет практически весь репертуар. Хлестаков, Гамлет, Подколесин, Лопахин, Башмачкин, Ромео, Стэнли Ковальский. Коляда говорит про него: «Он может сыграть все. Понимаете — все!» Ягодин худой, белобрысый, насмешливый, подвижный — как на шарнирах. Не может стоять на месте. Даже если надо просто стоять столбом — не сможет. Вот Гамлет стоит в углу, наблюдает за бесконечной вакханалией двора и черни и… грызет ногти, деловито сплевывая ошметки на пол, как шелуху от семечек. Вот Стэнли Ковальский (герой драмы «Трамвай «Желание») входит в дом — и долго стоит в проеме дверей, широко расставив ноги. В рыжем костюме, руки в карманах, лицо закрывает дешевая карнавальная маска. Лишь резко, нервно подергивается плечо в такт бешеной музыке, доносящейся с улицы. Ягодин после спектаклей еще мчится в клуб и поет вместе со своей группой «Курара» свои песни. Глядя на него, понимаешь, как важно для артиста чувство ритма. Ритм — бог роли. Возьмешь, услышишь — роль твоя. Ягодин всегда угадывает безошибочно, поэтому играет много и всегда разно. В «Гамлете» проживает путь от мальчика из толпы до античного героя. В «Трамвае «Желание» — безжалостно вскрывает звериную природу человека, создает образ отталкивающий и жуткий, беспечно отбросив все природное обаяние. Энергетика у этого артиста столь мощная, что, кажется, готова пронзить, раскроить воздух, как лазерный луч гиперболоида. Сидишь, смотришь с завистью — эх, Москве бы такого! Таких жестких, неправильных, «мужских» артистов единицы. Таким был Виктор Авилов, такой — Алексей Девотченко. Больше и не назовешь.
«Ермолова — на сцену!»
С такой фамилией идти в артистки — уже подвиг. «Ермолова — на сцену!» — объявит помреж, и уже можно со стыда сгореть. Она и «сгорает», тратя себя нещадно, словно играет в последний раз. Ирина Ермолова — артистка Екатеринбургского академического театра драмы. Сыграла там Катерину Измайлову, а потом как-то быстро перешла на комические роли. Коляда вернул ее на пьедестал трагедии, увидев в ней актрису античного размаха. Высокая, крупная, породистая, она словно создана для героинь древнегреческих трагедий. Почему он увидел в ней хрупкую «бабочку» Бланш Дюбуа? Сходил с ума, упорно стоял на своем: только она. И действительно — только она. Пугающаяся своей красоты, уже получившая за нее все удары судьбы, она прячет точеное лицо за темными очками, красивые руки — в узкие длинные перчатки, роскошное жаркое тело кутает в бесконечные шелка и перья. И все равно ее страстная натура вырывается наружу — фонтаном бешеной неуправляемой чувственности, желания любви, безумного страха одиночества и смерти. Поразительная получилась женщина, смесь чистоты и порока, невинности и разврата, которую волоком тащит в свое логово настигший ее палач — Стэнли Ковальский. Тащит по земле за ногу и смотрит, не мигая, как бесстыдно задирается ее свадебное белоснежное платье.
Гибель всерьез
Спектакли Коляды — о противостоянии, о неравной борьбе, о смертельной схватке человека и толпы. О том, как страшно вырываться из тысячи себе подобных, как страшно и как важно сделать шаг в сторону или рискнуть прорваться сквозь несущуюся тебе навстречу стаю. Инакомыслие как частный случай становится философией и осознанным выбором и никогда не приносит счастья. Так гибнет юный Гамлет, пораженный открытием своего «я», неведомым ему до встречи с призраком Отца. Гибнет обнаженный, беззащитный, скорчившийся в позе эмбриона под пролившимся на землю световым дождем. Так сломают, изуродуют и выбросят на свалку, как уродливую куклу, красавицу Бланш. Блаженный романтик Мирон Мирою, учитель из провинциального городка (герой «Безымянной звезды»), закончит свою жизнь в безденежье и одиночестве. Все они — часть души Николая Коляды, одинокого и сильного человека, способного изменить мир с помощью разноцветных тряпочек, пустых консервных банок и десятка зараженных его талантом людей.
Из чего создавался «Трамвай «Желание»
«Лампы я купил в магазине «Электротовары» на Малышева. Сначала одну, потом (они мне понравились) еще три.
Халат Ягодину (тут он как Мефистофель просто) купил в театре «Современник» год назад — туда пришла какая-то женщина торговать чем-то китайским, с сумками, и меня завлит театра уговорила купить четыре таких халата для подарка женщинам на 8 марта. Я купил, но не женщинам, и отдал в костюмерку. И вот пригодилось.
Платье Ермоловой принес кто-то в театр, свадебное, старое.
Бумагу привезли из Асбестовской типографии, обрезки.
Шляпы — у нас были. Трусы парням купил на рынке по сто рублей штука.
Из сора, грязи — выросло что-то.
Смотрю: красиво, зараза».
(Из дневника Николая Коляды)
